Пять лет назад это нельзя было даже представить. Россия входит в капитал ведущей европейской авиастроительной корпорации и пробует искать пути участия в выработке модели взаимовыгодной бизнес- и производственной кооперации, от исхода которой зависит будущее не только российского, но и европейского авиапрома.
Экспансия российского капитала за рубеж нарастала все постдефолтные годы. Узость и высокая капиталоемкость освоения внутреннего рынка выталкивала крупный бизнес за рубеж. Однако только в последний год в этой экспансии произошел качественный скачок. Если раньше дело ограничивалось точечным приобретением слабых сырьевых либо сбытовых активов за рубежом (наиболее показательные примеры — молокозаводы «Вимм-Билль-Данн» на Украине, лукойловская сеть автозаправок в США и бокситовые рудники «Русала» в Гвинее), то в последнее время аппетит России стал уже совсем недетским.
Первой ласточкой перехода русского бизнеса в новое качество стала летняя схватка «Северстали» за Arcelor — второго в мире и первого в Европе металлургического игрока. Да, Arcelor лишь использовал «Северсталь» для возгонки цены продажи компании Лакшми Митталу. Но сейчас не столь важно, что первый тайм взрослой игры мы проиграли. Важнее другое. Наш бизнес — и не только бизнес — попробовал свои силы и почувствовал вкус игры на серьезном поле.
Надо признать, что нынешняя попытка войти на достойных условиях в европейский авиастроительный клуб EADS — это задачка посерьезнее, чем неудавшийся альянс с Arcelor. При внешней схожести эти проекты сильно различаются между собой. Глава «Северстали» Алексей Мордашов боролся не столько за технологии (в черной металлургии все они известны и доступны), сколько за «премию от масштаба» и доступ на высокомаржевый и весьма защищенный от чужаков европейский рынок. В попытке же подкрепить портфельной инвестицией в EADS наше стремление наладить равноправную с Европой производственную кооперацию в авиапроме российская мотивация иная. Нам очень нужны их технологии. Но и мы очень нужны европейцам. Наш рынок и наш сегодняшний технологический уровень позволят EADS преодолеть отставание в технологической гонке с их главным конкурентом — американской компанией Boeing. Причем пока мы — единственное спасение для европейской авиаиндустрии.
И вот здесь возникает самый интересный вопрос: решится ли Европа на сотрудничество с Россией в такой стратегической отрасли? Что предпочтет она — бояться «российской имперскости» и проигрывать империи американской или принять прагматичное решение и усилить свою конкурентоспособность с помощью этих «невозможных русских». Мало того что они повысят свою сопротивляемость. Они окажут огромную услугу всему миру, сохранив конкуренцию на стратегически важном рынке.
В Европе есть политики, которые считают, что союз с Россией — это непременная судьба сегодняшней Европы. И мы согласимся с этим утверждением (хотя не нам решать, а европейцам). Попытка Европы в самостоятельной экспансии на Восток потерпела неудачу. У нее не хватило ни человеческого, ни экономического ресурса на освоение Восточной Европы. Несмотря на наличие высокотехнологических анклавов в самой Европе, в масштабной технологической гонке она давно проигрывает США, а скоро будет проигрывать и Китаю. Одновременно с этим на своем собственном рынке Европа находится в острейшей конкуренции с Китаем, который фактически разрушает большую часть ее немашиностроительной индустрии. Пока немашиностроительной.
Если это разрушение произойдет, мы станем свидетелями гибели индустриальной культуры, достигшей в отдельных своих проявлениях высших степеней. Ее не смогли подхватить в Америке, ее не смогут подхватить в Китае. Япония, даже если считать, что она смогла перехватить эту индустриальную культуру, слишком мала, чтобы быть гарантией ее сохранения. Остается только Россия с ее немалым интеллектуальным бэкграундом и огромным потенциалом доиндустриализации. И то, что Россия делает свои предложения с позиций силы, скорее плюс, чем минус. Как говорил один бизнесмен, «когда активно стремишься к партнерству, потом делаешь все, чтобы избежать провала».
