Иван Оболенцев возглавляет группу компаний «Оптифуд» — это один из крупнейших импортеров продовольствия на российском рынке, а с некоторых пор еще и крупный инвестор в российский АПК. Начиная с 2003 года «Оптифуд» вложил в птицефабрики и перерабатывающие предприятия около 50 миллионов долларов. Недавно господин Оболенцев стал председателем комиссии РСПП по агропромышленному комплексу. В комиссию, по его словам, вошли наиболее яркие и серьезные игроки рынка — и тоже крупные инвесторы. Так, заместителем председателя стал Николай Демин, владелец Микояновского мясоперерабатывающего комбината и президент Союза свиноводов России. Члены комиссии — Игорь Худокормов, председатель совета директоров «Продимекс» (один из лидеров в поставках и производстве сахара), Аркадий Злочевский, президент Зернового союза, и др.
В интервью «Эксперту» Иван Оболенцев объясняет, зачем успешным бизнесменам заниматься трудоемкой общественной деятельностью.
— Для чего агробизнесу нужна комиссия, которую вы возглавили?
— Я считаю, что нам необходим более интенсивный диалог с властью. Когда нас обзванивают поодиночке и приглашают на заседание Госсовета или встречу с чиновниками, мы, конечно, с удовольствием участвуем в них. Но мы поняли, что нам нужен постоянно работающий орган, который обобщал бы то, что происходит в АПК. Cельскохозяйственная отрасль очень чувствительна к конъюнктурным изменениям на рынках. А лучше нас ситуацию в аграрном секторе никто не отследит. Министерство сельского хозяйства, например, не способно в режиме онлайн отслеживать все изменения в ней. У чиновников другие функции: они должны работать над законом о сельском хозяйстве, решать глобальные вопросы в рамках нацпроекта. А агропром нуждается в том, чтобы государство более оперативно реагировало на рыночную конъюнктуру.
— Например?
— Пример я вам приведу, и он будет не в пользу России, к сожалению. В начале этого года развернулась истерия с гриппом птиц, подорвавшая мировую птицеводческую отрасль. Негативный пиар очень сильно ударил по потреблению: так, в странах ЕС мяса птицы стали есть на 20–60 процентов меньше. Снизились закупочные цены, убытки составили сотни миллионов долларов. А мощности-то все равно работают. Таким образом, на мировом рынке товарные запасы существенно превысили возможности реализации. Мировая конъюнктура негативно сказалась на инвестиционной привлекательности птицеводства в России.
Тогда мы вышли в правительство с заявлением о том, что импортеры добровольно сократят поставки из-за рубежа. Часть из них также инвестирует в птицеводческие комплексы в России. От правительства требовалось только одно: поменять порядок администрирования импортной квоты. Ведь каким образом рассчитывается квота отдельного импортера? По так называемому историческому принципу: если ты в прошлом году получил квоту на 100 килограммов, ты и в этом году получишь ее на 100 килограммов, но только в том случае, если ты эти 100 килограммов завез. Если же ты завез 80 килограммов, то остальные двадцать кому-то уйдут. Так вот, разговор этот в правительстве с участием министра сельского хозяйства Гордеева, представителей Минэкономики, антимонопольной службы, Минфина состоялся в апреле, а решение не принято до сих пор. И мы вынуждены будем выйти из договоренностей о сокращении объемов импорта, потому что можем потерять свою долю на следующий год.
В то же время американцы, крупнейшие в мире производители мяса птицы, когда на рынке скопились нереализованные остатки продукции, в течение двух недель приняли решение о существенных объемах государственных закупок. Провели моментальную интервенцию на рынке, закупив 60 тысяч тонн продукции птицеводов для нужд школ, детских садов, больниц. И при этом, хочу подчеркнуть, осуществляли они эти закупки по цене выше рыночной, чтобы поддержать отрасль. Понимаете, во всем мире в агропромышленном комплексе решения принимаются в течение одной-двух недель.
— Что же ваша комиссия может предложить, чтобы оперативность реакции правительства на рыночные изменения возросла?
— Мы будем настаивать на создании серьезной рабочей группы по продовольственным рынкам, наподобие той, что существует в ЕС, которая была бы полномочна готовить рекомендации, нацеленные на формирование сбалансированного спроса и предложения товаров на российском рынке. Эти решения нужно принимать за неделю, максимум за месяц. У нас, пока бумажка ездит из одного ведомства в другое, люди теряют сотни миллионов долларов. Убытки российских производителей мяса птицы в первом квартале текущего года составили примерно 15 миллиардов рублей. И до сих пор то решение, которое было выгодно всем, и государству в том числе, не принято. При этом нам с экрана телевизора говорят: «Вы деньги вкладывайте, вкладывайте». А куда же их вкладывать? Чтобы они на ветер уходили? При таком подходе мы получим дефолт, потому что денег много наберем: в Россию сейчас легко привлечь деньги, в том числе западные. Но при такой постановке дела мы их в срок не вернем. Это очень важный вопрос, о котором мы, конечно же, тоже будем говорить с правительством.
Поддержка до конца инвестиционного цикла
— Но инвестиции в агропромышленный бизнес все же пошли?
—Инвестиции в животноводство пошли потому, что правительство смоделировало — ограничило поступление на российский рынок импортной птицы. Мы почувствовали, что и наша продукция будет востребована. А мясоперерабатывающие предприятия, снабжавшиеся зарубежным сырьем, когда были введены квоты на поставку свинины и говядины, поняли, что зависеть от импорта небезопасно. Тем более что и в мире ситуация меняется. ЕС, который еще три года назад был крупнейшим поставщиком мяса в Россию, сейчас уже сам крупнейший импортер. А в Бразилии и Аргентине, которые в данный момент являются основными партнерами российских производителей мясопродуктов, не все благополучно с точки зрения ветеринарии. Следовательно, надо выходить на самообеспечение.
Возьмем Микояновский мясокомбинат. В него владельцы вложили почти 200 миллионов долларов: сформировали технологический цикл, поставили современное оборудование — получилось очень серьезное предприятие. На него иностранцы приезжают посмотреть, ни в ЕС, ни в США таких комбинатов нет. И вдруг такая махина по ветеринарным соображением окажется отрезанной от источников сырья — вы представляете, какие это убытки!
Так что в животноводство пошел серьезный поток инвестиций. Сегодня текущие и заявленные на будущее вложения составляют сотни миллионов долларов. Причем большинство инвестиций — отечественные. И есть такое понятие, как инвестиционный цикл. В птицеводстве он длится три-четыре года, в свиноводстве — пять-семь лет, в производстве говядины — от восьми до десяти. А бизнес устроен так, что лучше не менять в период инвестиционного цикла правила игры. Если вы заявили о поддержке, то обеспечьте ее на должном уровне на весь период. Иначе на рынке вновь появится более дешевая импортная продукция в большом объеме. Мы просим обеспечить нам защиту от конкурирующего продукта и модернизировать ее.
— Что значит модернизировать защиту?
— Скажем, постановление, которое называется «О защитных мерах в российском птицеводстве» от 2003 года свой ресурс выработало. Да, квота первые два года сработала, но сейчас выявилась масса противоречий. Формулу расчета квот надо менять. А то получается, де-юре постановление защищает производителей, а де-факто стимулирует импорт. Когда мы говорим: мы сократим ввоз, потому что мы инвестировали в национальную экономику сотни миллионов долларов, но просим сохранить нам долю по квоте, Антимонопольный комитет нам отвечает: «Н-е-е-т, ребята, если вы сократились, то ваша доля будет передана другому, иначе получится, что вы сами не справились и другим не даете. Это неправильно, потому что конкуренция не будет соблюдена». К чему меня стимулирует такой ответ? К тому, чтобы я в любом случае, в прибыль или в убыток, завез выделенные объемы.
Очень противоречивая получается позиция. С одной стороны, у нас приоритет импортеров. А ведь импортер — это что такое? Это проводник на российский рынок иностранной продукции. Соответственно, за импортером кто стоит? Наши конкуренты.
С другой стороны, постановление не дает и импортеру возможности маневра, возможности купить товар дешевле, потому что квоты устанавливаются по страновому принципу. Ведь если американцы знают, что я никуда не денусь — приду и куплю у них эти 800 тысяч тонн курицы, они же мне будут цену соответственно назначать.
— Вы стоите за преференции отечественному производителю?
— Они, безусловно, должны быть, потому что они во всем мире есть. Везде отрасль на 100 процентов находится в руках частных компаний, но дотации государства огромны. Сорок процентов (!) бюджета ЕС — а это примерно 50 миллиардов евро — уходит на поддержку агропромышленного комплекса. И формула поддержки четко прописана в ЕС — из расчета 300 евро на один гектар пахотной земли. Во Франции ежедневно государство субсидирует по два евро на одну молочную корову. В России если пересчитать господдержку на один гектар пашни у нас, то получится менее десяти долларов. Даже в Японии, крупнейшем импортере продовольствия, где выращивать хлеб или разводить животных на мясо просто-напросто негде, и то поддерживают традиционно выращиваемую там культуру — рис. Ввозная пошлина на рис в Японии составляет 1000 процентов.
— Существует такая точка зрения: большая, чем во всем мире, либеральность регулирования агропромышленного сектора в России позволила выделиться в нем кластерам с наибольшей конкурентоспособностью...
— Потренироваться дали, что ли... Мы и потренировались. Мы ведь по большому счету и не требуем у государства денег. Мы поняли, что у Кудрина их просить бесполезно, потому что он считает сельское хозяйство «черной дырой». Мы научились деньги привлекать, мы научились их обслуживать, мы научились их отдавать. При том что это не пять-шесть процентов годовых, как всюду в мире, а 12, 13, а то и все 15 процентов.
— Вы говорите о том, что проценты по кредитам для российских производителей существенно выше, чем за рубежом. Так ведь нацпроект по развитию агропромышленного комплекса предусматривает компенсацию процентной ставки.
— Да, сельхозпроизводитель действительно получает компенсацию в две трети процентной ставки от бюджета. А в некоторых регионах, например в Ростовской области, если сумма инвестиций компании превышает 30 миллионов евро, местный бюджет компенсирует и оставшуюся треть. Это важно, если ты модернизируешь производство. Но оборотных средств ты на таких условиях не получишь. А они очень важны для сельского хозяйства.
И если продолжить дальше рассказ о том, чему мы научились, то мы умеем строить передовые сельскохозяйственные предприятия. Несколько недель назад я в составе группы бизнесменов и чиновников Министерства сельского хозяйства летал в Венгрию. Венгрия была лидером социалистического лагеря по сельскому хозяйству. Мы все помним венгерскую птицу, венгерские компоты, венгерский зеленый горошек. Поехали мы на птицефабрики, фермы. Так владелец Микояновского комбината господин Демин, когда посмотрел на их свинокомплекс, сказал: «А зачем мы сюда приехали?» Нас привезли в двадцатый век, а то, что строит «Микоян», — это уже двадцать первый. А когда меня министр спросил, как нам строить отношения с венграми, что для нас важно от них получить, я ответил — только немножечко технологий по племенному птицеводству. Оно у нас еще в упадке. Само бройлерное и яичное птицеводство у нас развивается хорошо, но комплектуем мы инкубаторы импортным яйцом, племенного материала у нас нет. Но, с другой стороны, в случае чего мы и без венгерского опыта обойдемся. Перекупим специалистов в Нидерландах или Германии, они нам все наладят.
Так что мы вложили серьезные средства в модернизацию и технологии. И начали считать экономику этих капиталовложений. Инвестиции должны окупиться, кредиты должны быть возвращены, да еще с процентами. И экономика бизнеса убеждает нас в том, что по кредитам и инвестициям будет сложно рассчитаться, если государство не начнет регулировать рынок. Нам нужен определенный уровень цен, обеспечивающий бизнесу необходимую рентабельность.
ВВП против ВТО
— Но вы сами говорите, что цена импортного продовольствия ниже, чем отечественного, стало быть, оно конкурентоспособней…
—Но не все сводится к одной цене. Есть еще и такое понятие, как продовольственная безопасность, я уже приводил в пример Японию — производство основного продукта питания они хотят оставить своим. Мы сейчас имеем возможность решать проблему обеспечения населения страны продовольствием за счет импорта: благодаря углеводородам у нас полно валюты, мы ее можем сейчас совершенно спокойно тратить на мясо, молоко, птицу, масло. Нам будут продавать все существенно дешевле. И хотя отечественная продукция по качеству конкурентоспособна с импортной, но большая часть потребителей, к сожалению, все еще смотрит на цену. И мы свое производство продовольствия убьем. Но как только мы сядем на импортную иглу, нам могут поднять цены, начать выкручивать руки. Скажут: «Ребята, вам деться-то некуда, все равно купите».
— Так ведь в конкуренцию по цене рано или поздно все равно придется вступить. Россия же собирается в ВТО.
— В ВТО как раз по уровню поддержки агропрома идут жестокие споры. Американцы настаивают на том, чтобы ЕС сократил субсидии. До сих пор не сумели договориться и вообще перенесли этот вопрос на 2013 год. Многие говорят, что сельское хозяйство — это один из самых тяжелых вопросов для ВТО, и он угробит эту организацию. Потому что ни одно нормальное государство не пойдет на то, чтобы лишать фермеров и сельскохозяйственную отрасль поддержки. Что касается вступления России в ВТО... Один из первых вопросов, которым мы серьезно займемся, — это ревизия соглашений в части сельского хозяйства, которые были достигнуты в рамках переговорного процесса по ВТО. Этот процесс начался больше десяти лет назад. Сейчас 2006 год, и у страны уже другие интересы. В 1994 году мы жили чем? Демократией. Политические интересы в девяностых годах преобладали над интересами экономическими. Мы из общества коммунистического попали в общество демократическое, давайте его скорей строить! Сегодня мы поняли, что демократия на завтрак, обед и ужин — это слишком. Вы видите, что в Грузии происходит? Видели, что на Украине происходило? Они живут политическими лозунгами. К сожалению, этой болезнью, видимо, должна переболеть любая страна. Но экономику-то при этом класть на лопатки нельзя.
Плюс ко всему нам тогда, как молодой демократии, с удовольствием давали гуманитарную помощь, в том числе продовольственную. Хотя я всегда говорю: если уж мы открыли тем пресловутым «ножкам Буша» свой рынок, цепляли бы к каждому кораблю чуть-чуть оборудования для птицефабрик. Но этого же никто для нас не делал. На сегодняшний день 60 процентов всего американского экспорта в Россию приходится на мясо птицы. И внутри ВТО у нас это самый болезненный вопрос. Как только касаемся курятины — все! Американцы встают на дыбы, и мы никак не можем с ними договориться. Более того, американцы начинают на нас влиять через свои марионеточные режимы, такие, как Грузия, Молдавия и Украина. И мы сдаем позиции — например, по фитосанитарным условиям, ветеринарным. И зачастую нам присылают продовольствие, срок годности которого, по меркам ЕС и США, истек. Более того, нам по ходу пьесы начинают менять сценарий. Смоделировали ситуацию, ввели квоты, договорились, что они не будут расти. А потом говорят, мотивируя вступлением в ВТО: «Нам надо переписать с американцами соглашение». Оно подписывается совершенно без участия бизнеса. Кулуарно. А у нас производство поднимается на 15–18 процентов ежегодно. Получится, что предложение существенно превысит спрос.
Нет у нас последовательной линии в аграрной и промышленной политике. Есть лозунг «Удвоим ВВП» — задача, поставленная президентом, есть теперь нацпроекты. А в ВТО мы идем на непонятно каких условиях. ВТО — это снижение уровня господдержки по всем отраслям, это снижение таможенных пошлин. Как же мы, грубо говоря, удвоим ВВП в отдельно взятой сельскохозяйственной отрасли, если мы при этом ослабляем ее защиту? Никак. Так что вопрос о регулировании сельского хозяйства надо обсуждать комплексно. Не только отдельные соглашения и постановления, но и в целом закон о сельском хозяйстве, который будет рассматриваться Думой. А потом и закон о торговле нужно обсудить.
Само пойдет
— А при чем здесь закон о торговле?
— Это колоссальный рынок. Сейчас его объем четыре триллиона рублей, очень скоро он достигнет шести-семи триллионов. И он совсем не отрегулирован. Для того чтобы нам, российским производителям, прийти в торговые сети, нужен колоссальный входной билет, достигающий иной раз ста тысяч долларов.
— На входном билете строятся отношения производителей и торговли во всем мире.
— Во-первых, наш производитель не потянет сто тысяч. А во-вторых, далеко не во всем мире так. Мы работаем со многими сетевыми магазинами, в том числе иностранными. От них к нам комиссии целые приезжали, смотрели, как курицу выращивают, как кормят — это объективные и нормальные требования. Но в отечественных сетях часто менеджер по закупке отводит тебя в уголок и говорит: «Для того чтобы твоя продукция занимала такую-то полку, лежала не на дальней витрине — нужно заплатить столько-то». Такого нигде в мире нет.
И инфляция формируется именно в рознице. В опте цена на птицу упала с 42 рублей за килограмм в начале года до 27–29 рублей в апреле, а в рознице она как была 70–80 рублей, так и оставалась. Нигде на Западе вам не позволят заработать на наценке 100 процентов от себестоимости.
И никто из сетевых магазинов в России не берет продукцию по предоплате. Отсрочка платежа в месяц лишает производителей оборотных средств. Все это надо отрегулировать.
— Нужно ли государственное участие в создании дорожной, коммунальной инфраструктуры?
— Это очень серьезный вопрос, и мы будем писать программу создания инфраструктуры и просить государство участвовать в ней. Это касается дорог, сетей коммуникаций. Власти тех регионов, где высока занятость в агропромышленном секторе, понимают, как это важно. У нас, например, идет очень конструктивный диалог с администрацией Ростовской области. Они подводят к фабрике коммуникации за счет региона. Мы даже договариваемся о том, чтобы они нам делали скидки на подключение к сетям.
— А социальная инфраструктура — школы, больницы, ради того, чтобы в сельское хозяйство пошли молодые и квалифицированные кадры?
— Решение социальных вопросов возможно только от производства. Социальная составляющая должна опираться на что? На заработную плату, которую человек получает, и на страховку, которую за него выплачивает предприятие. У нас в сельской местности проживает почти 40 миллионов человек! А чем они занимаются? Спиваются, потому что нет производства. А зачем нам производство, если у нас полно долларов и мы все купим за границей? Только мы никак не можем понять, что купить-то мы купим — а на что у нас потребитель будет это покупать?
Если для агробизнеса будут прописаны внятные правила и нам не будут мешать, люди вернутся в село. Сельскохозяйственное производство сейчас становится высокотехнологичным. Востребованы юристы, финансисты, экономисты, программисты. Безусловно, трактористы тоже будут нужны. Но, извините меня, сейчас такие трактора …
Соответственно, чем больше будет открываться в сельской местности современных предприятий, на которых будет регулярно выплачиваться хорошая зарплата, обеспечен определенный соцпакет, тем больше туда потянутся люди. Я это все говорю к чему — обеспечьте человеку достойный источник дохода, в том числе в сельской отрасли, в агропромышленной сфере. Дальше там само все заработает. Ипотека, страховая медицина — на нее будет создан спрос. И для развития прочей инфраструктуры — школы, бесплатной медицины — появятся налоговые источники.
