Российская химия стагнирует. Стагнирует на протяжении последних двух-трех лет. Инвестиционные проекты, заложенные в начале 2000-х годов, уже реализованы, новых масштабных денежных вливаний в отрасль пока не наблюдается. Да и львиная доля вложенных средств приходится либо на сырьевые сектора химпрома вроде выпуска минеральных удобрений и крупнотоннажных нефтехимикатов, либо на проекты в области догоняющего импортзамещения (стиральные порошки, полимерные пленки, шины). Честно говоря, в сравнении с мировыми тенденциями такая картина довольно безрадостна. По сырьевым производствам мы отстаем в плане объемов (например, в мире есть установки, которые выпускают больше полиэтилена, чем все российские предприятия вместе взятые), по остальным — в плане наукоемкости. В России практически не выпускаются современные конструкционные материалы и композиты, специальные покрытия, разнообразные продукты тонкой химии. Они завозятся из-за рубежа. Между тем отечественная наука имеет достаточно наработок в этой области, однако еще с советских времен существуют большие проблемы с их воплощением даже в опытное производство, не говоря уже о промышленном.
Российская химия, таким образом, остро нуждается не столько в инвестициях (хотя и в них тоже), сколько в инновационном драйве, точнее — в умении конвертировать инновации в коммерческую эффективность.
Российский капитал, к сожалению, пока не способен решить эту задачу — лучшие бизнесмены-стратеги обходят химию стороной, прочие же стараются просто греть руки на имеющихся химактивах. Остается какая-то надежда на западные компании с их многолетним опытом ведения бизнеса, накопленным научным потенциалом и обширными финансовыми ресурсами. Такие гранды, как Du Pont или BASF, что называется, собаку съели на целевой разработке новых продуктов, освоении их опытного, а затем и промышленного производства и продвижении на рынок. Так, может, привлечь именно их к решению проблем российского химпрома, тем более что такого рода сотрудничество было бы выгодно всем?
До сих пор лидеры мировой химической индустрии, по большому счету, не жаловали Россию как объект для своих инвестиций. Мы сильно удивились, узнав, что компания Degussa, одна из крупнейших в Германии, анонсировала крупные проекты в нашей стране. Degussa специализируется на выпуске плексигласа, полимеров для автомобилестроения, специальных покрытий и клеев, химикатов для шинной промышленности и т. д. Ее продукция пользуется спросом на растущем российском рынке, серьезных отечественных конкурентов практически нет. Однако недавно Эдуард Альбрехт, глава российской «дочки» Degussa ООО «Дегусса Химия», посетовал на то, что инвестировать в российский химпром не очень-то выгодно и что государство должно проводить активную промышленную политику в этой отрасли, фактически — осуществлять жесткий контроль и управление ею. После неумелого советского руководства химией и пятнадцати лет последовательного разгосударствления российского химпрома слышать такие слова равносильно холодному душу. Что, все должно вернуться на круги своя?
К тому же эту точку зрения высказал представитель компании, 160 лет успешно работающей на химическом рынке, который сделал карьеру в Европе и вряд ли может быть заподозрен в излишней любви к советскому прошлому.
Мы попросили г-на Альбрехта подробнее рассказать о своем видении перспектив российского химпрома и о роли государства и западных корпораций в его развитии.
Возвращение блудного государства
— В своем выступлении на одном из последних химических форумов вы призывали к резкому усилению роли государства в российском химпроме. Странно это слышать от представителя сугубо рыночной компании. Неужели все настолько плохо, что только помощь государства может спасти отрасль?
— Активное участие государства — этап нормального развития химического комплекса любой страны. Химия завязана на инфраструктуру, на проекты, где необходимы достаточно большие инвестиции. Российский капитал успешно вкладывает деньги туда, где окупаемость составляет два-три года. В химии такая окупаемость нереальна даже при высоких ценах на нефть. Рынок такие вещи никогда не отрегулирует.
— Почему, ведь в мире множество частных химических заводов?
— Но мы же говорим о России. А в России, чтобы поставить завод по производству, скажем, полиамидов, нужно начинать чуть ли не от скважины, нужно найти поставщика сырья, создать инфраструктуру. Ничего этого нет. И в результате все говорят: «Ну, подождем еще лет пять».
— И что же, государство должно само строить инфраструктуру и создавать всю сырьевую цепочку?
— Прежде всего государство должно понять, чего оно хочет, какие сектора экономики предполагает развивать. Это нужно, чтобы помочь компаниям, работающим в этом направлении, которые готовы принести сюда ноу-хау. Необходимо дать им гарантии, что их не «раскулачат», что у них не отберут собственность.
Для меня стратегическое развитие отрасли — это четкое понимание исходной сырьевой базы, понимание требований по инфраструктуре. Эти требования должны быть разумными: не надо, скажем, строить этиленопровод из Владивостока в Москву. А вот создание промышленных парков для химии — шаг крайне необходимый.
И тогда вы идете к инвесторам, как к российским, так и к иностранным, и говорите: «У нас есть площадка, у нас есть сырье, недалеко находится центр потребления или экспортный порт — пожалуйста, инвестируйте». Все так делают. Тот же Китай, например.
Государство должно думать о том, какое будущее ждет российскую химию через десять-пятнадцать лет. Если ничего не делать, через пятнадцать лет ее просто не будет. Между тем с таким сырьевым потенциалом сам бог велел России развивать химический и особенно нефтехимический комплекс.
— А разве в США и Западной Европе нефтехимическая индустрия развивалась по такой же модели, какую вы описали?
— В США и Западной Европе химическая промышленность начала развиваться двести пятьдесят лет назад. Даже война не смогла разрушить химпром в той же Германии. Был немецкий капитал, который ушел во время войны и вернулся обратно, были инженеры. Специалисты потом осваивали новые современные установки, поскольку старые просто перестали существовать. При этом государство четко отслеживало и координировало эти процессы.
— Но в Германии это происходило в условиях послевоенной мобилизации ресурсов. А при нормальном развитии в рыночных условиях срок окупаемости проектов в нефтехимии — семь-десять лет. И риски большие. Стоит ли вообще подталкивать Россию к таким начинаниям, тем более что участвовать в этих рисках государство будет деньгами налогоплательщиков?
— Да, я понимаю, большинство российских финансовых акул выросли на проектах с такой рентабельностью, что в течение двух-трех лет они уже возвращали вложенные деньги. Но те времена позади. Я всегда за проекты, которые вы можете окупить в течение трех лет, а в идеале вообще за один месяц. Но сейчас это означает большие риски. Любой бизнесмен понимает, что если вкладывает куда-то деньги и хочет вернуть их через год, то с такой же вероятностью он может вообще ничего не вернуть.
Нет нормального бизнеса, где вы за год возвращаете все, — это могут быть только финансовые спекуляции. Посмотрите на структуру управленцев, которые находятся вокруг наших олигархов, — там только финансисты. Купить-продать, инвестировать, что-то довести до ума — все зарабатывают на капитализации. Иностранные промышленные компании это мало интересует — у них речь идет о стабильном бизнесе.
Купить завод — полдела
— А можно все-таки на каком-нибудь конкретном примере рассказать, чего вы ждете от государства? Ведь странно же жаловаться, когда Degussa или BASF спокойно могут купить в России любой завод. Наличие таких заводов и квалифицированные кадры — конкурентное преимущество России. Почему бы вам им не воспользоваться?
— Есть ряд российских заводов, которые потенциально интересны нам как производственные площадки для выпуска продукции и на экспорт, и на внутренний рынок — для того же автопрома, который сейчас бурно развивается. Но вы поймите, нам подчас неизвестно, что там производили раньше. Есть заводы, которые в советское время настолько не заботились об экологии, что допустили пропитку почвы отравляющими веществами на двадцать (!) метров. Мы бы с удовольствием купили такой завод и инвестировали в его модернизацию. Но тут есть огромные риски, которые никто, кроме государства, не может преодолеть. Вот купим мы его, а через пять лет придет какой-нибудь чиновник из Минприроды и потребует решить все экологические вопросы, сделать все так, как было в 1901 году. Когда я докладывал своему начальству в компании об этих рисках, меня спросили, сколько денег потребуется на рекультивацию тридцати пяти гектаров на глубину двадцать метров? Я ответил, что не знаю, хватит ли годовой выручки Degussa на это мероприятие. Даже если есть хоть один процент вероятности такого развития событий, мы на это не пойдем.
От государства химпрому нужна инфраструктура и четкие правила игры
Поэтому государство должно найти в себе силы зафиксировать текущее экологическое состояние предприятий химии — в конце концов, это же не мы десятилетиями отравляли почву. Мы же можем только принять на себя обязательства, что не сделаем хуже того, что уже есть.
— Если рассматривать опыт стран Персидского залива, опыт Китая, то там реализуются капиталоемкие проекты с большими сроками окупаемости. Но они ориентированы на выпуск стандартной продукции, заведомо более дешевой, чем у конкурентов. Значит, если двигаться по пути стабильности, получается, надо производить только наиболее массовую, наиболее ширпотребную, если хотите, продукцию. Тот же полиэтилен.
— Не все так просто. Сейчас все объявили об огромном количестве проектов, начиная с нефтеперерабатывающих заводов и кончая выпуском полиэтилена и полипропилена. Но никто еще не знает, что будет происходить дальше. Представители «Татнефти» и ТАИФ сейчас ездят по всему миру и ищут переработчиков пластмасс, чтобы куда-то продать полимеры.
В странах Персидского залива, между прочим, сразу определили, что им нужно, выделили деньги на создание инфраструктуры, привлекли иностранный капитал для развития нефтехимии.
Или такой пример. В Китае вы никогда ни одну высокотехнологичную линию не поставите, если не отдадите всю документацию на проверку госструктурам, где сидят не чиновники, а высокообразованные инженеры, которые все это копируют и изучают. То есть китайцы хотят, чтобы через двадцать лет у них была своя мощная и высокотехнологичная химия. Может, это и не очень нравится инвесторам, зато есть четкие правила игры. В России таких правил нет. Скажем, мы бы с удовольствием поставили в России заводы по производству пластификаторов или изопропиловых спиртов. Но для этого нет сырья — фракции С4, то есть бутана и его производных. И неизвестно, будут ли эти вещества производиться российскими комбинатами оргсинтеза для продажи на открытом рынке. Или вот красители. Для их выпуска нужны ароматические углеводороды, которые производятся на современных НПЗ. Но даже если такой завод и будет построен, непонятно, будет ли он производить только бензин или же еще ароматику для нефтехимии?
— Так как же должны решаться все эти проблемы?
— Государство должно определить место химии в своей жизни. Необходима стратегия развития отрасли, нужно зафиксировать ключевые тенденции.
— Значит, надо определить, какие направления химии могут быть конкурентоспособными, с чем страна вообще может выйти на мировой рынок, так?
— Все, что вывозится из России сейчас, будет вывозиться и в будущем. Но эту номенклатуру можно расширить.
Учиться быть агрессивными
— А сможет ли Россия продать такую продукцию? Сможет ли она конкурировать с теми же Саудовской Аравией и Ираном?
— Сможет или нет, для меня вопрос философский. Я не считаю, что российские бизнесмены или продавцы хуже тех же арабов. К тому же любому крупному западному производителю или потребителю химии всегда выгодно иметь много поставщиков одного и того же товара, чтобы играть на этом.
— Пока что все инвестпроекты в российской химии ориентированы на внутренний рынок по линии догоняющего импортзамещения. На мировой рынок боятся лезть, получается.
— Я считаю, что это специфика российских управленцев. Мало менеджеров, которые способны вести компании за пределы страны.
— И что делать?
— Надо этим заниматься, готовить соответствующие кадры, изучать мировые рынки. Сейчас наши управленцы этого не понимают. Российские химики верят в то, что вот иностранцев выдавим — и все будет хорошо.
— И что же теперь, менять менеджмент?
— Наверное, не менять, а доучивать. А для этого нужны амбиции и усилие над собой. Любой китайский управленец смотрит, куда может продать свою продукцию помимо Китая. Это никому не нравится. Западные компании не заинтересованы в том, чтобы российская продукция выходила за пределы РФ.
— Ну так она и по качеству не всегда может продаваться где-либо, кроме СНГ. Возьмем, к примеру, пластиковые панели в автомобилях. В российских машинах они даже на ощупь неприятны…
— Потому что их надо модифицировать с помощью специальных добавок, и нужно знать, как это делается. Возьмем тот же полистирол. Это главный продукт, из которого изготавливаются пластиковые панели. Но дело в том, что, садясь в автомобиль, вы соприкасаетесь не просто с полистиролом, а с сильно модифицированным материалом с добавлением пластификаторов, матирующих добавок и так далее. Отсюда и такая разница между салоном «Жигулей» и любой современной иномаркой.
— Но ведь эти добавки можно просто купить у той же Degussa.
— Вот вам нравится борщ, и вы хотите его приготовить. Где-то узнали, что он состоит из стольких-то процентов жиров, стольких-то — углеводов и так далее. Но вы не получите борщ, если просто смешаете ингредиенты. То же самое и с полимерами. И там и там нужна рецептура. А рецептура — это ноу-хау. Чтобы ее освоить, нужно привлекать иностранные компании и у них учиться.
Будут правила — будут ноу-хау
— Для этого нужен кто-то, кто будет учиться. Опять-таки, нужны кадры, получается.
— Мало выучить эти кадры. Для России проблема в том, что даже если на заводе двадцать специалистов, а не двести, то нужно быть уверенным, что они завтра все опять придут на работу и будут нажимать на правильные кнопки. А в России сейчас проблема найти даже хорошего мастера-наладчика.
— Если уж проблема найти наладчика, то что говорить о более квалифицированных специалистах. Может, они просто никому не нужны?
— Профиль специалистов, который востребован сейчас иностранными компаниями в России, — это те, кто умеет продавать товар. Что касается лабораторий и исследований, то здесь их интерес только начинает проявляться. Половина российских выпускников химических вузов в двадцать два года начинает задумываться: а вообще химия — это то, чем я хочу заниматься? А оставшаяся половина имеет общее представление, что такое химия, что она бывает органическая и неорганическая.
— А что они должны знать на самом деле?
— Понимать, чего от них хочет бизнес. Какие материалы и вещества он хочет получить и продавать на рынке. Химик думает и разрабатывает эти системы. Это исходная база.
— Такие задачи должны ставить частные компании, наверное, а не государство. Известно же, что почти все высокотехнологичные мировые химические компании — частные.
— Мне кажется, что не нельзя ставить российскую развивающуюся химию в одни условия с матерыми зарубежными конкурентами и пытаться взять за образец западные модели.
— И как пройти этот путь максимально быстро? Ведь для этого нужен в конечном счете доступ к тем же технологиям, а в России их нет.
— Здесь государство либо принимает жесткие законы, подобно Китаю, и получает ноу-хау сразу (что менее интересно инвесторам), либо, создавая собственные правила игры и формулируя стратегию, сознательно идет на то, что получает технологии не раньше чем через пять лет (что для инвесторов интереснее). Если бы эти правила были созданы пятнадцать лет назад, сегодня мы по степени развития химии были бы уже на уровне развитых стран. Других решений нет.
— Почему же только так? Можно купить какую-нибудь среднего размера технологичную западную компанию, ведь они же в последние годы «по рукам ходят»...
— Это серьезная проблема. Я недавно разговаривал с одним представителем российского капитала и спросил его: «Почему ты не прикупишь иностранный актив?» А он говорит: «А что я с ним буду делать, кто его будет интегрировать в мой бизнес?»
— Ну вот, положим, государство возьмется за ум и примет какие-то меры по развитию химического комплекса. А бизнесу-то, в первую очередь западному, это будет интересно?
— У ООО «Дегусса Химия» в России проектов на общую сумму порядка двухсот миллионов долларов. Но мы не можем начать их реализацию по причинам, о которых я говорил выше. Такая же ситуация у других крупных западных компаний — они готовы вкладывать деньги в Россию, но пока не могут этого сделать. А время идет. Перед европейскими производителями, связанными по рукам и ногам сырьевыми проблемами, рано или поздно встанет вопрос: либо закрывать производства в Европе и покидать рынок, либо переносить их в Азию, на Ближний Восток или в Россию. И если в России ничего не изменится, то у нее будет очень мало шансов привлечь поток инвестиций и технологий западных химических компаний.
