2006, № 42(536)
Мужики в России умирают от двух причин — водки и злой жены.
Такой, если не ошибаюсь, диагноз поставил в начале века земский врач Антон Павлович Чехов.
Не думаю, что что-то существенно изменилось с тех пор, то есть причины, говоря современным бюрократическим сленгом, лежат в сочетании «социально-семейных» и «алкогольно-потребительских» факторов. Соответственно, решение проблемы может быть найдено только в комплексных мерах, поэтому манипуляции с рынком алкоголя сами по себе смысла не имеют. Какими могут быть эти меры? Не претендуя на полноту, предлагаю присмотреться к успешному опыту скандинавских стран, который у нас оброс мифами и трактуется совершенно неправильно. Не так давно беседовал на эту тему с коллегой из Норвегии, который как раз и занимается этой проблематикой. И вот что я, к своему изумлению, узнал: во-первых, нет прямой связи между ценами на алкоголь и пьянством, поэтому целью установления государственной монополии на продажу крепкого алкоголя является вовсе не прямая борьба с алкоголизацией, как принято думать, а извлечение максимальной (монопольной) прибыли на рынке и контроль над потреблением. Причем контроль не менее важен, он обеспечивает исчерпывающей информацией (кто пьет, как много, как часто и т. д.) тех, кто решает социальные проблемы, финансирование которых идет за счет прибыли от продаж. Во-вторых, проблема цен решается очень просто — это монопольная цена, т. е. цена, обеспечивающая максимальную прибыль монополиста; при большей цене потребление, конечно, снижается, но возникает опасность потерять контроль над рынком за счет переориентации части покупателей на другие источники. Кстати, цены на алкоголь в Норвегии относительно невелики, иллюзия высоких цен возникает от прямого пересчета с местной валюты на доллар, а в условных единицах, например в «булках хлеба», цены таковы: дешевое вино 0,75 л — от 3,5 БХ, дешевая водка 0,5 л — от 11 БХ, пиво (не монопольный товар) 0,5 л — 1 БХ, полубезалкогольное пиво (менее 3%) 0,33 л — 0,25 БХ; последнее, что интересно, пожалуй, самый дешевый товар в стране, дешевле коробка спичек.
И отвечая на сакраментальный вопрос «что делать?», можно предложить:
1) избавиться от эмоциональных иллюзий, на которые, похоже, поддались уважаемые авторы. Ведь приведенные графики больше отражают особенности работы Госкомстата, а не реальную ситуацию с потреблением и смертностью, не так ли? Надо честно признать: нет у нас данных по этому вопросу, интуитивные гипотезы есть, а проверенных данных нет. Почему бы «Эксперту» не начать эту работу — исследование российского пьянства — по технологии исследования среднего класса;
2) прекратить суетливые попытки установления госмонополии на производство алкоголя, это бессмысленная трата времени и сил. Нужна монополия на продажу, хотя бы для того, чтобы осознать реальность и овладеть ситуацией на рынке, но это только после того, как будут продуманы действия государства в «социально-семейной» сфере, которые будут финансироваться из монопольной прибыли.
P. S. Насчет «злых жен»: в этой шутке есть только доля шутки, в Норвегии значительная доля прибыли от водки идет на обеспечение материнства и детства, но это уже другая история...
Александр Маратович Садыков
1. За что надо похвалить гг. Привалова и Громова. За последовательность в поднимании действительно актуальной и ключевой темы — алкогольной политики. За увязку этой политики с демографическими процессами, за вычленение ключевых факторов — цены и уровня доходов, а также состояния административного аппарата.
2. За что надо поругать. За невнимательный анализ динамики смертности и, как следствие, за неверно выявленные взаимосвязи. Сравним данные Госкомстата. В 1980 г. при доступности 20 бутылок умерло от отравлений 32 тыс., а в 1997–1998 гг. при доступности около 25 бутылок умерло 28 и 26 тыс. Получается ровно наоборот, чем по теории Привалова—Громова. Еще более красноречивы последние цифры. До внедрения новейшей гениальной системы (которая сама по себе может быть полезной, если внедрять без изуверства) ЕГАИС цифры отравлений быстро стали снижаться, как ни прискорбно для теории Привалова—Громова, — как раз в результате вызванного нефтедолларами быстрого роста доступности на базе роста реальных доходов населения в сочетании с ростом акцизов на уровне инфляции. То есть доступность резко выросла, а смертность резко снизилась. Да и смертность в целом скорее снизилась, чем выросла в сравнении с годами, когда доступность была меньше.
Неверно освещена и причина низкой смертности в конце 90-х, а именно в 1997–1998 гг., тогда акциз был небольшой — вот данные по Псковской области: «Специалисты псковского областного комитета по лицензированию провели анализ ситуации, который показал взаимосвязь повышения цены на водку и увеличения смертности от отравлений алкоголем. Для сравнения: литр водки в магазине стоит от 45 рублей, литр самогонной продукции от 15. Таким образом, по состоянию на 1 января 1997 года от отравления алкоголем умерло 166 человек. А далее идут следующие цифры: за 1997 год при акцизе 9 рублей умерло 154 человека, за 1998 год при акцизе 10 рублей — 143; в 1999 году акциз вырос еще на два рубля, а смертность увеличилась на 15 человек. В 2000 году при акцизе 16,80 рубля умерло 280 человек. За первое полугодие 2001 года число умерших от отравления алкоголем составляет 180 человек и при сохранении темпов роста может превысить все ранее отмеченные годовые показатели и составить более 360 человек».
Легко увидеть, что резкое повышение акцизов и следом цены на водку привело только к росту отравлений и коррелирующему с ним росту общей смертности. То есть конкретное государственное решение обошлось, согласно данным статистики, в две-три сотни тысяч смертей в год. Когда акцизы перестали расти быстрее инфляции, то по мере роста доходов ситуация стала выправляться.
3. Было бы хорошо, если бы ситуация у нас была аналогична той, что в Польше. К сожалению, она сильно хуже. Поэтому инструменты, успешные там, не будут работать у нас. То есть налицо отрыв уважаемых экспертов Привалова и Громова (которые в теории абсолютно правы: чем больше потребление, тем хуже) от суровой российской действительности. Введение минимальных цен лишним не будет, но проблему не решит. Если предлагаете повысить цену на водку, то неплохо бы узнать, какая цена будет оптимальной, тогда можно будет спрогнозировать последствия. Однако они будут негативными. Можно сохранить нынешний курс роста акцизов по мере инфляции, тогда смертность будет снижаться по мере роста доходов. Можно снизить акцизы — сегодня это даст эффект, при цене бутылки водки рублей в 50 потребление суррогатов сильно сократится.
4. Что надо делать. Разобраться по-настоящему в ценовом вопросе. Можно предложить правительству профинансировать соответствующие исследования, не все же на пальцах считать. Во-вторых, в основе борьбы с алкоголизмом должна лежать линия на внедрение в сознание граждан ценности собственного здоровья. Рычаги — телепропаганда и система образования, методов достаточно. В-третьих, есть кое-какие наработки, которые можно использовать, например добавка «каприм», о которой писал еще Байбаков в своих воспоминаниях. Было бы желание.
Только, на мой взгляд, все золотые крупицы благих намерений вскоре, как обычно, утонут в зловонном болоте административных интересов тех, кто сегодня рвется ввести госмонополию на все подряд. На самом деле понятно, что в рамках госмонополии на продажу или там оборот спиртного появляется серьезный источник дохода у тех, кто связан с этой монополией, и одновременно появляются не просто какие-то там неучтенные объемы продаваемой водки, а целый подпольный рынок, как это было в СССР. И кому-то очень хочется, как мне кажется, в этом поучаствовать.
Александр Сергеевич Полыгалов
