В этот раз поездка в Питер мне совсем не понравилась — за два дня три раза дали почувствовать, что я не русский. Милиционер, не интересуясь документами, спросил меня, что я делаю в «их городе». Продавщица газетного ларька в Купчине, у которой я пытался купить кроссворды в поезд, без всякой причины сказала «понаехал тут к нам». Пацаны, попытавшиеся пристать ко мне на станции метро «Автово», были посланы по-русски.
А ведь у меня дядя, рядовой Нурулла Имамутдинов из башкирской деревни Исаево, из-под Уфы, 1922 года рождения, пропал без вести где-то под Ленинградом в 1942 году. И потому это мой город. Я так им всем и сказал.
В августе 1941 года немцы подошли к Колпину. До их прихода перед совсем тогда небольшим городком под Ленинградом успели даже вырыть два противотанковых рва и окопы, но регулярных советских воинских частей на защитных укреплениях почему-то не оказалось. Непонятно, было ли это связано с бардаком первых месяцев той войны или просто и правда некого было уже поставить перед «второстепенными» ленинградскими рубежами обороны — этого мне в Музее Ижорских заводов объяснить не смогли. После попытки немцев провести ротную разведку боем — на редкость неудачной, воевать было просто не с кем, — озадаченные германские штабисты почувствовали подвох и решили от греха подальше в город не входить. Им не верилось, что Колпино, в котором находился один из самых важных в СССР стратегических объектов, работающих на оборонку, — Ижорские заводы — русские оставили совсем без прикрытия.
Город бомбили и обстреливали, но немецкие сухопутные войска бездеятельно стояли у города несколько недель. За это время из рабочих спешно сбили Ижорский батальон, который потом из подручных средств два года отбивался от уже упорно наседавших фашистов и не сдал в итоге свой город и свой завод. Линия обороны проходила всего в трех-четырех километрах от заводской проходной. За годы блокады на территорию предприятия, как мне рассказали в заводском музее, было сброшено (уж не знаю, как подсчитали) 127 тысяч мин, снарядов и бомб. Ижорцы в это время не только отбивались от врага, но и выпускали ракеты для «катюш», ремонтировали узлы кораблей, танки и другую боевую технику — здесь был единственный тогда броневой завод в Советском Союзе.
Теперь это единственное предприятие в стране, которое умеет и хочет делать корпуса реакторов для атомных электростанций. И может запустить их производство прямо сейчас.
Поводом для моей командировки стал звонок Олега Бочкина, начальника питерского управления по связям с общественностью ОМЗ, ему не понравилась одна из экспертовских публикаций, в которой мы высказали сомнение в выполнимости росатомовских планов введения энергогенерирующих мощностей, ссылаясь на готовность Ижорских заводов выпускать только один реактор в три года. Эти цифры я взял не с неба, об этом говорили мне специалисты-атомщики. А когда я их спрашивал, как же Ижоры смогли отгрузить за четыре года пять комплектов для азиатских АЭС, отвечали, что многое для них было взято еще из советских заделов. Заделов этих теперь нет, впрочем, как нет пока и новых заказов — заводские управленцы это признали. Первый реальный заказ ожидается от «Атомстройэкспорта», который выиграл тендер в Болгарии на строительство АЭС «Белене». Между тем по Федеральной целевой программе «Развитие атомного энергопромышленного комплекса России на 2007–2010 гг. и на перспективу до 2015 г.», принятой 6 октября 2006 года, мы собираемся построить к 2015 году девять энергоблоков-миллионников и один реактор на быстрых нейтронах БН-800. Сможем ли столько сами ввести да еще обеспечить новые экспортные заказы? — за ответом на этот вопрос я и поехал в Питер.
Скорострельные карронады
Начало Ижорским заводам (ИЗ) положила пильная мельница, которой владел светлейший князь Александр Меншиков. Потом по указу Петра Первого пильню у зарвавшегося князя — за судовые доски тот просил втридорога — отобрали и передали Адмиралтейству: выпускаемые этими пильнями пиломатериалы были нужны для строящегося Балтийского флота. Потом на заводе делали всякое: кирпичи и цемент для Царского Села и Павловска, мельничные пилы, машинные ковши, молоты, клещи, топоры, петли. Но с петровского указа флотские заказы стали основными для Ижорских заводов.
В начале XIX века в Колпине построили медно-литейный, орудийный, корабельный, якорный и прокатный заводы и начали выпускать инновационные по тому времени легкие, целиком литые из чугуна, орудия для ближнего морского боя — карронады. Для налаживания их производства из Англии переманили инженера-изобретателя Чарльза (Карла Карловича) Гаскойна, который даже под страхом смерти в случае возвращения на родину — тогда английский парламент строго-настрого запрещал вывоз высокотехнологичного оборудования и новых технологий — все-таки перебрался в Россию. Карронады были в три раза скорострельнее наших длинноствольных пушек того же калибра, «съедали» намного меньше пороха и, кстати, стояли на вооружении флота и английского, и нашего до середины XIX века.
На Ижорских заводах много чего было сделано впервые в России. В 1816 году появилась первая отечественная паровая машина для колесного парохода. С 1818 года начали производиться самые совершенные по тем временам навигационные приборы в мире, с 1863-го — паровые двигатели.
В 1866 году на первом в России бронепрокатном стане была прокатана первая броневая корабельная плита. Эта история с металлургической инновацией прямо перекликается с судьбой многих российских инновационных решений нашего времени, когда разработка уходит за границу и возвращается назад уже в виде технологии. В 1859 году изобретатель метода получения прокатной броневой стали русский металлург Василий Пятов представил в Морской технический комитет, созданный при Адмиралтействе, проект строительства бронепрокатного завода в Колпине. Министерство опубликовало способ в «Журнале мануфактур и торговли», выдало автору двухгодичную привилегию и попросило зарубежные заводы оценить предложение Пятова, вынеся вердикт: «Оставить без последствий». В это время англичанин Джон Броун, детально изучив публикацию о методе Пятова, всего за три года наладил на своем заводе «Атлас» в Шеффилде прокат броневых блиндажных плит точь-в-точь по пятовской технологии. В итоге технологию проката брони русское правительство купило у компании «Д. Броун и Ко».
В начале прошлого века ижорцы построили подводную лодку, несколько аэростатов, первый русский грузовой автомобиль. Тогда же ввели несколько металлургических цехов для производства судовой брони со сталеплавильным, прокатным, кузнечно-прессовым и термическим оборудованием, ижорское машиностроение получило мощную металлургическую базу, а завод стал российским монополистом в производстве судовой брони. Поэтому уже в советское время именно на базе специализированной лаборатории предприятия (где была разработана броня для лучшего среднего танка Второй мировой войны Т-34 и для тяжелых танков ИС и КВ) был создан броневой институт, сегодня это питерский ЦНИИ КМ «Прометей» (подробно о нем «Эксперт» писал в №28 за 2006 год).
Косыгинский задел
Атомная история завода началась во второй половине 50-х годов, когда НИИ-8 (НИКИЭТ) под руководством Николая Доллежаля начал разрабатывать реакторную установку второго поколения В-5 для атомной подводной лодки проекта №639. В начале 1957 года завод посетил председатель Госплана СССР П. Сирый, а уже в апреле 1957 года выходит закрытое постановление Совмина «О специализации и загрузке Ижорского завода», прямо обязывавшее ИЗ выпускать оборудование для атомных энергоустановок и высокопрочные спецстали для судостроения. Сложившийся с царских времен симбиоз развитого машиностроения с металлургией высококачественных сталей на одной производственной территории стал главным фактором в выборе завода как головного предприятия по выпуску реакторов для подводных лодок, а позднее и водо-водяных энергетических реакторов (ВВЭР) для АЭС. Тогда же на заводе создается специальное конструкторское бюро, а в первой половине 60-х выпускаются и первые два ижорских реактора и часть оборудования для первой же АПЛ с цельнотитановым корпусом, крупногабаритный лист для которого тоже был отлит на ИЗ. В конце 60-х это была самая мощная (2x177,4 МВт) в мире ядерная установка для подводной лодки, скорость которой составляла 45 узлов (более 80 км/ч).
А сделано подобных установок на Ижорах было немало. Правда, все мои попытки заговорить о реакторах для советских субмарин на заводе сразу же пресекались и разговор переводился в «мирное» русло. Подсчитать несложно: судя по исторической справке, выданной мне в заводском управлении по связям с общественностью, на Ижорах было изготовлено свыше 200 реакторов разного назначения, было сделано больше 50 ВВЭР и еще несколько исследовательских реакторов, так что получается, что ИЗ выпустили около полутора сотен корабельных ядерных установок. Силовой установкой для АПЛ «Курск» здесь гордятся по-своему, как технари: она выдержала чудовищный внешний взрыв и после подъема затонувшей лодки была в рабочем состоянии — ее можно было бы запустить на полную мощность.
Вместе с военной энергетикой развивалась и мирная — уже в 1962 году ИЗ отгрузили ВВЭР-210 на Нововоронежскую АЭС — станция стала опытным полигоном для реакторов этого типа. Мощность следующего реактора только за счет конструкторских усовершенствований с применением новых материалов при тех же размерах активной зоны, что и у первого ВВЭР, выросла до 365 МВт, а третьего энергетического реактора — до 440 МВт (энергетический пуск состоялся в 1971 году). Этот тип реактора первым вышел в серию, и только на ИЗ было выпущено оборудование для 25 блоков. В СССР и странах соцлагеря быстро росла доля атомной энергетики — одни Ижорские заводы за таким ростом не поспевали, и еще одно реакторное производство было организовано в 70-х годах на чехословацкой «Шкоде» — здесь было изготовлено корпусное оборудование для 21 блока с ВВЭР-440.
На Ижорах в это время вовсю велась подготовка к выпуску миллионника (ВВЭР-1000 — тысяча МВт, или миллион киловатт, первый из них введен в 1980 году). Позднее для массового ввода — пять-семь блоков-миллионников в год — хотели-таки в Госплане преломить газовую паузу и отгрохали волгодонский «Атоммаш», так и не успевший к началу 90-х годов отгрузить ни одного реактора.
Подозреваю, что военная часть предприятия чувствовала себя неплохо, а вот «мирные» ИЗ без проблем не жили никогда. Не выполнялись планы пятилеток, завод долгое время был убыточным. Министерство энергомашиностроения часто принимало волюнтаристские решения по заданиям выпуска реакторов при очевидной нехватке мощностей. В 1973 году руководство пригласило на завод председателя Совмина Алексея Косыгина. Советский премьер поставил задачу увеличить выпуск атомной продукции, в первую очередь оборудования для разрабатываемого тогда ВВЭР-1000, и выделил на реконструкцию предприятия огромные средства. Завод закупил лучшие импортные станки и обрабатывающие центры, с Патоновским НИИ электросварки и ВНИИ электросварочного оборудования усовершенствовал технологии сварки и наплавки и внедрил инновационный метод плазменно-механической обработки сверхжестких сталей. На самом трудоемком сварочном этапе, занимавшем до 30%, доля механизации и автоматизации выросла до 80%, а после внедрения всех новшеств всего за полтора года, с сентября 1979-го по конец 1980-го, выпуск атомной продукции увеличился в два с половиной раза.
С «косыгинским» оборудованием ИЗ встретили взлетный для себя 1987 год, когда выпустили, как утверждают ижорцы, «три с половиной реактора-миллионника», пережили перестройку, реформенные годы. В конце 80-х все тормознулось, и только с 1999 года Ижорские заводы возобновили производство оборудования для АЭС и отгрузили пять реакторов для иранской АЭС «Бушер», китайской «Тяньвань» и индийской «Куданкулам» с модернизированными советскими установками ВВЭР-1000. Многое для этих блоков было сделано еще по советским заделам — то есть из того, что стояло на хранении с 80-х.
В 90-е годы Ижоры поработали на космос — изготовили антенну для «Морского старта» и на большую науку — для американской Брукхейвенской лаборатории сделали центральный магнит установки «Феникс», поставили ЦЕРНу свыше 3500 тонн металлоконструкций для крупнейшего магнита в Европе. Тогда же ИЗ освоили изготовление целого ряда сосудов высокого давления для глубокой переработки нефти. По российским стандартам было изготовлено около 150 многотоннажных сосудов для нефтехимической и нефтеперерабатывающей промышленности. По словам начальника управления производственного планирования и мониторинга Владимира Зубкова, заказы на АЭС из Азии и нефтехимия по сути и спасли российское атомное реакторостроение.
Как делают реактор
В те же 90-е годы Ижорские заводы перестали быть единым предприятием. Знаменитый листопрокатный стан-5000 был продан «Северстали», «Спецсталь» включили в отдельное подразделение Объединенных машиностроительных заводов «ОМЗ-Спецсталь» (ИЗ входят в другое — «ОМЗ-Атом»). Отделились компании по производству горного и экскаваторного оборудования. «Сейчас Ижорские заводы включают два основных производства: сварочно-сборочное и энергомашиностроительное, — рассказывает Зубков, сопровождавший меня по заводу. — Сварочно-сборочное производство — это как раз и есть российский монополист, способный изготавливать корпусное оборудование и другие крупные сосуды, рассчитанные на большое давление: корпус реактора, компенсаторы давления, гидроемкости. Энергомашиностроительное подразделение занимается точной механосборочной работой и делает приспособления, необходимые для обращения с чистым и облученным ядерным топливом: контейнеры, различные чехлы, пеналы, стеллажи, бассейны выдержки и ряд других изделий».
Мне показывают сварочно-сборочное подразделение. Заходим в цех, и меня охватывает разочарование: неужели здесь сделали суперхайтечные реакторы для Китая и Индии, признанные экспертами МАГАТЭ самыми безопасными в мире? Для меня как неспециалиста завод как завод, вполне себе советский по виду: пахнет маслом, сваркой. Похож на другие наши предприятия — я был до того на Ленинградском металлическом, на «Рыбинских моторах» и на «Севмаше». Ходят рабочие вовсе не в голубых халатах, впрочем, не только ходят, идет сварка крупных конструкций для нефтехимического производства. Что-то делается наперед для будущих корпусов реакторов, как потом выяснилось — универсальные заготовки, которые подошли бы для сборки различных модификаций корпусов ВВЭР-1000, к примеру для той же «Белене», для проектируемых реакторов с увеличенной мощностью до 1200 МВт и увеличенным до шестидесяти лет (вместо теперешних сорока) сроком службы.
Владимир Зубков пытается за час провести для меня курс ликбеза о том, как делают реактор.
«Мы делаем сердце станции — реакторную установку, которая работает в особых условиях (в рабочем состоянии давление воды в реакторе превышает 150 атмосфер, а металл корпуса постоянно облучается мощным нейтронным потоком. — “Эксперт”). Ее длина порядка четырнадцати метров, диаметр около пяти. Корпус реактора весит триста пятнадцать тонн, в нем шесть кольцевых швов, каждый из которых варится порядка пятнадцати суток по непрерывному графику. А вот и первая деталь — это днище корпуса реактора, — показывает начальник по производству на нечто, похожее на крышку канализационного люка, только диаметром раз в пять побольше. — А вообще корпус реактора состоит из семи основных деталей. Днище — самая нижняя. После идут три гладкие обечайки. Обечайка — вот она, смотрите, — и показывает на кусок трубы диаметром как раз в пять метров. — После этого идут две зоны патрубков (с отверстиями в корпусе для подвода-отвода воды. — “Эксперт”). И венчают это все фланцы. Вот эти шесть деталей изготавливаются отдельно по определенной технологии, а дальше свариваются вместе — в итоге получается корпус реактора. Потом — крышка».
Из рассказа Зубкова начинаю понимать, насколько сложна технология изготовления такой «трубы». Только процесс плавки-сплавки занимает несколько недель. Дуговая сталеплавильная печь «Спецстали» может выдавать только 50–60 тонн (в 2008 году пустят печку на 120 тонн), при том что для ковки только одной обечайки нужен слиток весом 205 тонн, для других деталей — еще два по 290 тонн. Значит, отдельные слитки необходимо сливать в один. Ковка обечайки занимает порядка двух с половиной месяцев. Следующий этап — механическая и термообработка, на это уходит еще два месяца. Следующий технологический передел — это проведение антикоррозионной наплавки. Для этого внутри все плакируется нержавейкой, это осуществляется методом ленточной наплавки — металл наплавляется на внутреннюю поверхность каждой из этих деталей корпуса. Время наплавки — порядка 15–17 суток. После этого идет механическая обработка (сталь такая твердая, что без предварительной плазменной термообработки ее не берет ни один резак), стыковка деталей друг с другом. Затем производится сварка шести кольцевых швов с внутренней и внешней сторон корпуса — такого качества, что материал обечаек и шва практически неразличим. Каждый из них варится 15–17 суток. Самый длинный шов по времени — это шов крышки верхнего блока, он варится 21 сутки в непрерывном режиме с постоянным подогревом всего корпуса до 150 градусов. После этого идет работа с самим корпусом, доведение его до нужной кондиции. Естественно, там есть этапы и слесарных, и мелких наплавочных работ. Один из самых ответственных этапов — механическая обработка при уплотнении главного разъема и крышки верхнего блока. После этого корпус реактора проходит испытания, первое — на прочность и плотность — производятся гидравлические испытания. Потом идет контрольная сборка корпуса реактора с внутрикорпусными устройствами. Конечный этап — доведение корпуса реактора до «товарной» кондиции и отгрузка. В итоге весь базовый технологический цикл составляет 36 месяцев.
ФЦП поплывет
Вполне верю в способность ижорцев выпускать по два реактора в год и в то, что они отгрузят их по графику, если это только от них будет зависеть. С точки зрения возможности выполнения росатомовских планов ввода новых энергоблоков смущают другие обстоятельства (оставим в стороне Ростовскую и Калининскую станции: вероятность того, что блоки здесь войдут в рабочий режим в срок, высокая — это разработанные площадки, часть реакторного оборудования для них возьмут «из заделов», на турбогенератор для Ростовской подписан контракт с «Силовыми машинами»). Давайте просто посчитаем, сколько по времени занимает возведение новой станции.
- Подготовка и утверждение технического проекта АЭС — не менее года.
- Подготовка площадки под новую станцию и строительство ее инфраструктуры — два года.
- Производство и поставка оборудования — три с половиной-четыре года.
- Монтажные, испытательные и пуско-наладочные работы, подвод сетей и т. д. — не менее двух-двух с половиной лет (по так называемому директивному плану).
Работы по второму и третьему пунктам совмещаются по времени: можно готовить инфраструктуру станции и одновременно делать корпуса реакторов или парогенераторов, турбогенераторную установку, электротехнику. В точности расчетов планов ввода новых блоков по федеральной целевой программе (ФЦП) заставляют усомниться в первом и последнем пунктах. Не ранее середины следующего года Ижорские заводы получат утвержденный проект на два реактора для болгарской АЭС «Белене» и могут начинать работу над первым реактором, второй можно пустить годом или двумя позднее — технологически они на площадке одновременно возводиться не будут. В пару с болгарским мог бы пойти в работу наш реактор — для первого блока Нововоронежской АЭС-2 . Но представитель питерского «Атомэнергопроекта», подтвердив, что работы над техническим проектом для новых блоков Нововоронежской (над ее проектом трудится московский АЭП) и Ленинградской АЭС-2 «идут вовсю», убежденно сказал мне, что «ранее конца 2007 года они утверждены не будут». Это значит, что ИЗ начнут изготавливать «русский» корпус реактора только в 2008 году — без техпроекта они просто не могут начать работать. «Универсальные заготовки», вероятно, помогут сократить срок изготовления корпуса реактора, но с учетом других комплектующих все оборудование все равно отгрузят не ранее середины 2011 года.
А потом наступает пункт 4, «директивные» два-два с половиной года монтажных и пуско-наладочных работ (при наличии квалифицированных кадров — на этом этапе востребованы именно высококлассные спецы, а также строительных материалов — того же цемента и т. д.) дают нам срок ввода станции в конце 2013 года вместо 2012-го (см. таблицу). Зарубежный опыт показывает, что мы можем и в такие сроки не вписаться: корпус реактора для первого блока Тяньваньской АЭС ижорцы отгрузили ровно пять лет назад, а промышленный ток станция дала только в мае этого года. Как сказал мне один высокопоставленный питерский атомщик, «ФЦП поплывет, года на полтора-два точно».
