Странно как-то театральные итоги подводить в конце календарного года — театр живет сезонами, а не годами. И если есть зимой какой-то повод подумать о том, что происходит с театром, то это разве что объявление очередных номинантов «Золотой маски» — список лучших российских спектаклей прошедшего сезона, который объявляют как раз под Новый год. Впрочем, дело не в отдельных спектаклях, а в общей картине.
Похоже, в последнее время наш театр, вслед за другими видами искусства, все заметнее стал расслаиваться. Нет, я не имею в виду разделение на массовый и элитарный — это разделение произошло давно, но в сценических искусствах имеет свои специфические обертона. Речь о другом: именно тот театр, который по аналогии с кино надо бы называть артхаусным или авторским, — вот он стал разделяться на мелкие ручейки.
Ведь что у нас, собственно, есть? Если продолжать пользоваться киношным словарем, у нас есть мейнстрим. К нему относят все то, что и принято считать театром, — и представления в дешевых антрепризах, и в солидных театрах, и действа «две звезды на трех стульях», чесом разъезжающие по провинции, и высококачественные, дорогие постановки знаменитых режиссеров с прекрасными актерами. В театральном мейнстриме разговоры о массовом и немассовом вообще некорректны, количество зрителей у тех и у других спектаклей примерно одинаково, различается только их качество. Лучшие мейнстримные спектакли всегда и составляли основу золотомасочной афиши, а все любопытное, что выглядело каким-то странным, непривычным, экспериментальным, выпадало в специальную, тоже не так давно созданную номинацию «Новация».
Так вот, по фестивальной афише этого года особенно видно, что отбирать номинантов на основные премии в драме все сложнее — высококачественных мейнстримных спектаклей становится меньше. Зато список претендентов на премию «Новация» растет и разнообразится. Тут появляются представления новых, гибридных жанров, особенно активно развивается невиданный прежде «театр художника». Если раньше к нему относили только «Тень» (да и она, скорее, шла по ведомству кукольников), то теперь в ту же «Новацию» попадают и питерские перформансисты АХЕ, и «предметники» — Лаборатория Дмитрия Крымова. А «Тень» внутри той же номинации за это время отдрейфовала в сторону музыки («Орфей» сделан с ансамблем Гринденко), в пандан к ней в программе идет необычный музыкальный проект Д. А. Пригова с Ираидой Юсуповой. Есть и новое: саунд-драма «Переход» впервые представительствует в афише «Маски» от новой драмы и документального театра вместе взятых. Каждый из «новационных» спектаклей тяготеет к чему-то особому: перформансу, физическому театру, игре с предметом, новой социальности. Впрочем, и в основном масочном списке есть спектакли, по-своему экспериментальные и даже радикальные: например, «Нелепая поэмка» Гинкаса или «Захудалый род» Женовача по существу оказываются бескомпромиссной и аскетичной идейной читкой.
Понятно, что ни у одного из таких спектаклей не может быть действительно массового успеха, да они на это и не претендуют. Каждая из «новационных» групп работает в своей нише, у каждой свой тренд. Но вот что важно: зрители всех этих разных видов театров практически перестали пересекаться. Мало того, приверженцы какого-то одного из направлений считают другое ужасным, неприемлемым и вообще профанацией. Это говорит о том, что уходят какие-то общие конвенции, связанные с представлениями о качестве в театре. Если раньше, какими бы ни были вкусы театрала, это не мешало ему признавать достоинства в нелюбимом спектакле, то теперь любитель и знаток одного тренда говорит о другом: «Это вообще не театр». Исчезло единое понятие качества, теперь оно существует только внутри направления, а спектакли разных направлений принципиально несравнимы, как сапоги и огурцы. Впрочем, часто даже о достоинствах спектаклей внутри этих направлений, ручейков, слоев — называйте как хотите — говорить не приходится, важно само движение в новую сторону, важно, что из них может вырасти и насколько движение окажется продуктивным.
Расслоение, о котором идет речь, разумеется, не говорит о падении искусства (хотя имеет отношение к тому, что время существенных, общезначимых идей ушло). Это показывает лишь то, что творческие силы искусства как-то перераспределяются, уходят с общего поля, которое кажется затоптанным. И это, пожалуй, самая любопытная тенденция в сегодняшнем театре.
