Если книга итальянского архитектора и историка архитектуры Алессандры Латур и является путеводителем, то только в метафорическом смысле. По ней нельзя ориентироваться в городе, она не поможет в прогулке по новейшим достопримечательностям Москвы. Скорее это выборочный каталог памятников столичной архитектуры 1890–2000 годов, снабженный развернутым историческим предисловием. Издание обречено на успех хотя бы потому, что книг по современной российской архитектуре, тем более захватывающих последние десятилетия, очень и очень мало. Существует фундаментальное издание «Памятники архитектуры Москвы», которое охватывает постройки с древнейших времен до 1970-х годов включительно. Существуют и два архитектурных путеводителя по Москве, подготовленных нашими специалистами, но и в них не найти построек последнего десятилетия прошлого века.
Книга Латур состоит из исторического очерка, разбитого на главы по десятилетиям, и собственно каталога памятников в хронологическом порядке. Приступая к чтению исторического очерка, следует помнить, что это — русский вариант книги, подготовленной иностранным специалистом в том числе и для иностранного читателя. Тогда станут понятными несколько причудливо затянутые пассажи, вводящие читателя в курс российской истории, предпосланные изложению истории архитектурной.
Собственно архитектурные истории в разделах, посвященных периодам до перестройки (то есть поздняя эклектика, модерн, конструктивизм, сталинский классицизм, хрущевский функционализм и брежневский «неомонументализм»), познавательны и достаточно подробны. Но не их присутствие интригует больше всего в книге, на обложке которой значится 2000 год в качестве границы рассматриваемого периода. Потому что, в конце концов, о российской и в том числе московской архитектуре рубежа XIX–XX веков, равно как и о советской архитектуре вообще, написано достаточно. Я уже не говорю о конструктивизме, который сегодня признан нашей культурной валютой. Здесь круг важнейших памятников, краеугольных камней уже очерчен. Зато вторая половина 80-х и 90-е — выход в открытый космос, и тут читатель вправе ждать, что наконец тот хаос строительного бума, который мы продолжаем наблюдать и по сей день, обретет структуру и логику.
Но как раз этот материал пока пребывает в состоянии первозданного хаоса. Очерки в разделах, посвященных 80-м и 90-м годам, в значительной степени посвящены политической истории, которая выглядит в общем и целом так. На смену горбачевскому периоду перестройки и гласности пришла «эра олигархов», отмеченная бездарным ельцинским правлением, дестабилизацией, коматозным состоянием промышленности, ощущением грядущего краха, коррупцией, безмерным ростом внешнего долга и уничтожением «души» Москвы. Что касается собственно архитектуры, то она практически сводится к крупным объектам вроде торгового комплекса «Охотный ряд», комплексам элитного жилья и одному-единственному интерьеру — квартире крупнейшего российского галериста Марата Гельмана, оформленной Александром Бродским.
Можно, конечно, сказать, что это — первый опыт последовательного изложения того, что творилось в нашей архитектуре 90-х, первичный отбор достойных внимания объектов. Можно предпослать таковому изложению вступление о том, что, это, мол, только начало и период еще ждет своего полного осмысления. Так на моей памяти всегда делали сотрудники НИИ теории архитектуры и градостроительства, которые занимались новейшим материалом, так сделала и Алессандра Латур. Только на самом деле первичный отбор материала для будущей истории архитектуры последнего десятилетия ХХ века шел уже на протяжении самого десятилетия. Инструментами этого отбора, профессиональным «ситом» служили архитектурные конкурсы «Зодчество» (общероссийский) и «Золотое сечение» (московский). Их ежегодные премиальные списки дают представление и о профессиональных предпочтениях, и о существовавших тенденциях. Другое «сито» — архитектурные журналы, которые оперативно фиксировали направление архитектурных процессов тех лет.
Процессы же эти, как часто бывает в истории искусства, совсем не прямо были связаны с историей политической и даже — невзирая на затратность архитектуры — экономической и определялись многими другими факторами. В тот период российская архитектура была готова разом выпалить то, о чем не могла и заикнуться в советское время, и оттого часто прибегала к скороговоркам, в которых угадывалось эхо постмодернизма и неомодернизма, плодоносивших на Западе во время, когда у нас все было подчинено задачам типового строительства. Архитекторы осваивали абсолютно новые для себя жанры, и первый из них — даже не корпоративная «архитектура успеха», а пространство «частного человека»; именно в жилых интерьерах и интерьерах кафе и ресторанов происходили важнейшие события российской и особенно московской архитектуры. К «реальной» архитектуре тогда обратилось поколение архитекторов-»бумажников», которые на протяжении первой половины 80-х в своих фантастических проектах поддерживали художественный статус архитектуры. Им в книге уделено ровно полслова — а ведь их деятельность определила и появление ярко выраженного «классического» направления в нашей архитектуре, которая к концу ХХ века все больше разворачивалась в сторону западного неомодернизма.
Все эти факторы сформировали лицо московской архитектуры последних полутора десятилетий ХХ века не меньше, чем произвол московского градоначальника и кризис 1998 года. И если в них разобраться, тогда и сам перечень построек, «ответственных» за отчетный период, станет представительнее и не будет вызывать ощущения, что сложился он случайно. Но это, очевидно, произойдет уже в какой-то другой книге, чей успех будет определяться не только дефицитом подобных изданий, но и концептуальным прорывом.
