В последнее время Европейский союз активизировал свою деятельность в решении различных мировых кризисов. При этом европейцы пытаются использовать довольно новый на международной сцене подход — «пряник без кнута». Пока их дипломатия не принесла впечатляющих успехов. Так, евротройке не удалось остановить иранскую ядерную программу, хотя Тегерану были сделаны самые привлекательные предложения. Однако европейцы полны оптимизма и ждут большой отдачи от своих дипломатических усилий. Этому должны способствовать скорое появление поста министра иностранных дел ЕС и упрощение механизма принятия решений для 27 стран — членов союза.
О своем видении внешней политики ЕС, его роли в мире и отношениях с Россией «Эксперту» рассказал верховный представитель по внешней политике и безопасности ЕС Хавьер Солана.
Европейский подход
— Евросоюз играет все большую роль на международной арене. Чем это вызвано?
— Европейский союз действует все более активно на международной арене прежде всего из-за нарастающей интеграции внутри ЕС. Это естественный процесс. Мы сначала интегрируемся экономически, создаем единый европейский рынок, потом переходим к совместной внешней политике, потом к оборонной. Двигаясь в этом направлении, мы объективно становимся все более влиятельным игроком и хотим использовать рост наших возможностей. Сегодня мир больше не однополярный, в нем много различных голосов и игроков, и мы хотим быть активными участниками мировых процессов. Нам есть что сказать — это принципы, которые мы хотели бы отстаивать, и вклад, который мы хотели бы внести, чтобы сделать мир лучше. Как вы знаете, Евросоюз — группа разнообразных стран, исповедующая принцип многостороннего подхода и верящая в то, что мир, управляемый законами, лучше, чем мир без законов.
— Как бы вы определили разницу в подходах ЕС и США к решению кризисных ситуаций?
— В подходах США и ЕС и много отличий, и много общего. То же самое можно сказать, сравнивая наши подходы, например, с российскими. Общее — это то, что мы хотим вносить свой вклад в решение проблемы, а не становиться ее частью. Не все страны могут сказать о себе такое, порой некоторые государства, возможно, и хотят помочь в решении проблемы, но в результате сами в нее вовлекаются. Мы однозначно хотим принимать участие только в урегулировании кризисных ситуаций, а не в их умножении. У нас действительно много общего и с США, и с Россией. Все вместе мы можем сделать этот мир лучше, привнося в него равновесие — единством и различием наших подходов и сил.
— В чем особенность подхода ЕС к урегулированию кризисов?
— Это известно: дипломатия, диалог и потом, может быть, как более сильный аргумент — силы по поддержанию мира или миротворческие операции. Здесь мы останавливаемся. Евросоюз — это группа стран, которая однозначно не собирается ни с кем воевать. Это наш принцип и наше убеждение.
— Используя эти методы, вы добились каких-то успехов в переговорах с Ираном?
— Мы пытались сделать это политически и дипломатически — вместе с Россией и США. Пока, как вы знаете, нам не удалось урегулировать эту проблему. Однако Евросоюзу, России и США удалось достичь общего понимания в том, какими методами должен решаться этот вопрос. Мы договорились, что решать его надо без использования силы, дипломатическим путем, через переговоры и диалог. Это, с моей точки зрения, самое лучшее оружие, которое мы можем использовать в данном случае.
Если же говорить о применении военных сил для решения кризисных ситуаций, то, например, в прошлом месяце мы очень успешно приняли участие в операции ООН в Конго по обеспечению проведения демократических выборов. Это весьма значительное достижение в плане совместных усилий ООН и Евросоюза. Вот только один пример, но я бы мог их привести много.
Зачем объединяться
— Должен ли Евросоюз создать общие вооруженные силы?
— Страны — члены ЕС не военные союзники. Мы гражданские союзники, чья безопасность обеспечивается вооруженными силами.
— А если в будущем ЕС станет более политически централизованным объединением?
— Мы можем иметь такие вооруженные силы, однако я не могу себе представить, чтобы Евросоюз вступил в войну против кого-либо. Это не наш путь. Мы более склонны к миротворчеству, поддержанию мира и дипломатии. Мы уверены, что такими методами могут быть решены практически все мировые проблемы.
Если у вас есть политическая воля и люди, которые готовы ее реализовывать, этого вполне достаточно, чтобы воплотить задуманное
— Насколько я знаю, Евросоюз по-прежнему довольно далек от создания постов президента ЕС и министра иностранных дел. Думаете ли вы, что появление таких должностей может ослабить противоречия между государствами-членами в вопросах внешней политики?
— Я бы не сказал, что мы находимся далеко от создания этих позиций. В том, что касается формальных вопросов, мы, наверное, не слишком продвинулись, но на практике ситуация гораздо лучше, и я чувствую себя вполне комфортно в работе, которую исполняю. Думаю, что недостатки в конституции или структурные проблемы не могут служить реальным препятствием, потому что в такого рода вопросах просто нужна политическая воля. Если у вас есть политическая воля и люди, которые готовы ее реализовать, этого вполне достаточно, чтобы задуманное воплотилось на практике. Сам я не хочу прятаться за недостатком инструментов, потому что для реальной работы нужны лишь политическая воля и убежденность.
— А когда будут улажены все формальности с введением постов президента и министра иностранных дел ЕС?
— Может быть, я окажусь неправ, но думаю, что основной импульс этому процессу будет дан во время германского председательства в Евросоюзе. А окончательная фаза придется на период перед выборами в Европейский парламент, то есть в конце первого полугодия 2009 года.
— Какие сферы внешней политики по-прежнему останутся в ведении национальных государств, а какие вопросы будут решаться на общем уровне?
— Страны — члены ЕС уже делегировали часть своего суверенитета в общее ведение, сформировали единый рынок и денежную систему. Это крайне важно. В мире больше нет таких групп государств, которые делились бы своим суверенитетом в подобных фундаментальных областях. Многие страны ЕС имеют общую валюту — евро. Мы обычно не задумываемся над тем, что это означает. Но если обратиться к истории, обнаружится, что практически невозможно найти такие примеры, когда ряд стран по доброй воле, без насилия пожертвовал бы своими национальными денежными единицами в пользу единой валюты. Мы думаем, что в XXI столетии интеграция государств с общими ценностями и общей географией — это хорошее решение многих проблем. Если группы стран будут объединяться и интегрироваться таким образом, наш мир будет лучше управляем и сам по себе станет лучше.
— И все-таки, будет ли в Евросоюзе разделение внешнеполитических вопросов на те, которые решаются на уровне ЕС, и те, что по-прежнему рассматриваются на национальном уровне?
— Все сферы внешней политики и безопасности будут находиться в моем ведении или в ведении будущего министра иностранных дел. Но в то же время будет большая кооперация на уровне государств-членов — это, конечно, не утратит своей важности.
— А вы можете привести какие-нибудь примеры, как это происходит?
— Возьмем случай, когда мы предоставили войска для урегулирования кризиса в Конго. Это было организовано мною и моим офисом при участии стран — членов ЕС. Мы провели двенадцать операций, в которых участвовало более пятнадцати тысяч человек.
— Поможет ли создание постов президента и министра иностранных дел Евросоюза как-то предотвращать конфликты и разногласия различных членов ЕС по тем или иным вопросам внешней политики?
— Как правило, когда мы обсуждаем какие-то проблемы, в результате нам удается преодолеть дух противоречия. Дух согласия всегда побеждает. По каким-то фундаментальным стратегическим вопросам нам не так-то трудно прийти к согласию. Я не беру здесь проблему Ирака, которая действительно разделила в мнениях не только страны ЕС, но и ООН, и даже внутри различных государств не было единства по этому вопросу.
— Зачем тогда вообще вводить пост министра иностранных дел, если и так можно прийти к согласию?
— Во-первых, чтобы ЕС был более четко представлен на международной арене, и во-вторых, чтобы улучшить механизм принятия решений и сделать его более быстрым. Мы живем в такое время, когда скорость принятия решений приобретает все большее значение. Какие-то страны, возможно, сейчас принимают решения даже медленнее, чем Евросоюз, но все равно этому механизму есть куда совершенствоваться и развиваться. События в мире происходят с такой скоростью, что соответствовать ей очень сложно. Поэтому люди, принимающие решения, должны обладать механизмом, который позволил бы им это делать очень быстро. Это касается и отдельных государств ЕС, и Евросоюза как группы стран.
Россия и ЕС
— Россия и Евросоюз сейчас обсуждают договор, который должен прийти на смену Соглашению о партнерстве и сотрудничестве. Старый договор в основном регулировал торговые отношения Европы и РФ, так как Россия не была членом ВТО. Скоро Россия туда вступит, для чего же тогда нужно это новое соглашение?
— Прежде всего полезно изучить опыт отношений в последние десять лет и использовать его для продвижения на следующий этап. Мир меняется, и новые соглашения должны отражать эту меняющуюся реальность. В будущем, без сомнения, отношения России и ЕС станут шире и глубже. Эти два вектора изменения наших отношений, углубление и расширение, мы бы и хотели формализовать в будущем соглашении.
— В каких областях, кроме энергетики, может развиваться сотрудничество России и ЕС?
— Прежде всего создание единого рынка, отношения в рамках ВТО — это очень важный этап для нашего сотрудничества. А потом — управление миром. Нужно понять, как мы сможем взаимодействовать в различных международных институтах, таких как ООН, ВТО и так далее. Мы не делимся с Россией нашим суверенитетом в каких-то областях, но можем разделять желание действовать вместе. Думаю, что в основе нашего глубинного стратегического партнерства лежит не только то, что мы соседи, но и наличие у нас общего взгляда на мир. И чем ближе мы в этом взгляде на мир, тем это лучше для нас и для мира.
— Думаете ли вы, что в будущем Россия и Евросоюз могли бы создать некое эксклюзивное партнерство или даже союз?
— Вы использовали слово, которое я предпочитаю не употреблять. Если мы говорим о мире будущего, то для него не подходит слово «эксклюзивность», что означает исключительность. Миру будущего больше подходит слово «инклюзивность», что значит быть включенным, а не исключенным. Мир будущего будет более инклюзивным, чем эксклюзивным. Мы за кооперацию, вы тоже за кооперацию, эксклюзивность как понятие противоречит кооперации.
— А какого рода кооперация между Россией и Евросоюзом возможна?
— Она охватывает очень многие области. Не проходит и недели, чтобы мы не встречались с представителями России, не обсуждали какие-либо вопросы. Стороны, у которых так много тем для обсуждения, просто не смогут обойтись без кооперации. Вот вам простой пример. Сегодня понедельник, и мы встречаемся в Москве, а в пятницу я был на переговорах в Вашингтоне, и там тоже была представлена российская сторона. Активность наших контактов необычайно высока.
