В прошлую среду в Грозном полпред президента в Южном федеральном округе Дмитрий Козак обсуждал с чеченской общественностью кандидатуры на пост президента республики. Таковых предложено три: замглавы аппарата президента и правительства Чеченской республики Муслим Хучиев, глава грозненского сельского района Шахид Жамалдаев и, разумеется, и. о. президента и премьер Рамзан Кадыров. Уже на этой неделе у Чечни будет новый президент, и ни у кого нет сомнений, каким будет его имя.
Этого ждали так давно, намерения Кадырова стать первым лицом республики были столь очевидны, что случившееся даже сложно назвать событием. Без малого три года — с момента гибели его отца Ахмата Кадырова — Рамзан Кадыров считается самым влиятельным политиком в республике. Отставка прежнего президента Алу Алханова, открывающая Кадырову путь к должности главы республики, просто снимает разрыв между формальными полномочиями и реальной властью, мало что меняя в сущности нынешнего чеченского политического режима.
Без выходного пособия
Алу Алханов, уходя, хлопнул дверью. Осуждать его за это трудно. В последние месяцы перед отставкой экс-президенту Чечни откровенно демонстрировали презрение. Еще в январе чеченские чиновники «забыли» о его пятидесятилетнем юбилее, причем тираж одной из республиканских газет, опубликовавшей на первой полосе поздравления, был полностью уничтожен. Это было для Алханова тем более неприятно, что на дорогах Чечни до сих пор висят плакаты, поздравляющие Рамзана Кадырова с тридцатилетием, которое состоялось еще 5 октября.
В феврале началась открытая перепалка. Алханов в одном из интервью высказался в том духе, что федеральная власть в Чечне благоволит к тем, кто «пролил реки крови», и не ценит тех, кто призывает к миру. Репутация Рамзана Кадырова известна и, скажем мягко, неоднозначна. Прошлое Алханова — российский милиционер, никогда не переходивший на сторону боевиков, одним из последних с боями покинувший взятый Шамилем Басаевым Грозный в августе 1996 года. В таком контексте намеки экс-президента обретали особый смысл. Алханов, в сущности, винил Москву в предательстве и попустительстве бывшим боевикам. И дело не могло закончиться только ответным интервью Рамзана Кадырова, заявившего, что Алханов большую часть времени проводит вне республики.
Кремлю не впервой мирить Алханова и Кадырова. Но открыто высказанное сомнение в правильности политики федеральных властей в Чечне экс-президенту простить не могли. Орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени — это совсем не тот почет, на который он мог бы рассчитывать после отставки.
Доброжелатели Алу Алханова говорят, что «ему не дали работать». Недоброжелатели утверждают, что работать он не слишком-то и стремился. Как бы то ни было, экс-президент давно (возможно, и никогда) не мог противостоять в политическом или аппаратном плане реальному хозяину Чечни Рамзану Кадырову. Тому есть много причин. Во-первых, Алханов не обладал собственным силовым ресурсом, тогда как под контролем Кадырова всегда было до нескольких тысяч «стволов». Во-вторых, у Алханова практически не было налаженных контактов среди полевых командиров. Кадыров, который добивался и добивается перехода бывших сепаратистов на свою сторону, в этом качестве незаменим для федерального центра. Не говоря уже о том, что у него были и остаются большие возможности пополнять свою «гвардию» за счет амнистируемых боевиков. Наконец, на протяжении всего срока, что Алханов оставался у власти, Рамзан Кадыров действовал куда активнее экс-президента. Это касалось и противодействия боевикам, и переговоров с полевыми командирами, и восстановительных работ в республике. По большому счету Кадыров свое президентство заработал. Другой вопрос, какими методами он это сделал и на что будет похож созданный им режим.
Без противовеса
Рамзан Кадыров едва ли ставит себе цель стать диктатором, он просто действует понятными и доступными ему методами в предлагаемых обстоятельствах
Москва — и в лице исполнительной власти, и в лице политического класса — всегда колебалась между двумя вариантами своих действий в Чечне. С одной стороны, ей хотелось переложить ответственность за происходящее в республике на местную лояльную элиту, избавившись тем самым от постоянной головной боли. С другой — Москва никогда полностью не доверяла этой элите и чувствовала опасность потери контроля над республикой. На это накладывались и накладываются традиционные отечественные межведомственные трения. К примеру, у Ахмата-хаджи Кадырова, первого президента Чечни, всегда плохо складывались отношения с российскими силовиками и хорошо — с гражданскими чиновниками из кремлевской администрации. К его сыну Рамзану и сейчас без особой приязни относится руководство Минобороны и ФСБ.
Отсюда и постоянные попытки Москвы создать в Чечне некую систему аппаратных «сдержек и противовесов» (к примеру, русский премьер при президенте-чеченце) и ее не вполне внятная политика в том, что касается выделения средств на восстановление республики (вроде бы выделяют, но возможности чеченских властей этими деньгами распоряжаться ограничены).
Эта политика выглядела вполне разумной. Чтобы нормализовать ситуацию в республике, где война в последние десять лет была основным занятием большей части мужского населения, необходим жесткий лидер, способный контролировать «людей с автоматами». Однако такой лидер сам оказывается угрозой дестабилизации и при определенном усилении может диктовать свои условия федеральному центру. Система сдержек и противовесов должна была позволить с большей или меньшей эффективностью (то, что идеальных решений чеченских проблем нет, понимали все) лавировать между Сциллой — бесконтрольными боевиками и Харибдой — бесконтрольным лидером, под началом которого находятся значимые военные силы. Возможно, эта политика и сработала бы, если бы не вмешался фактор Кадырова. А точнее, его воля к власти. По ходу развития событий пространство лавирования сужалось, и становилось все очевиднее, что Чечня переходит под контроль Кадырова. С этой точки зрения уход Алханова и сосредоточение всех формальных и неформальных полномочий в руках Рамзана Кадырова окончательно ломает систему сдержек и противовесов, во всяком случае ту, которая выстраивалась до сих пор.
Нетрадиционные методы
Амбиции и. о. президента Чечни огромны даже по северокавказским меркам. В Грозном уже строится мечеть, которая, по словам республиканских чиновников, станет самой большой в России. Недавно восстановленный грозненский аэропорт задумывается как международный. Вице-премьер — министр финансов Чечни Эли Исаев обещает через десять—пятнадцать лет сделать республику одним из регионов — лидеров экономического роста и роста уровня жизни населения (сейчас больше половины трудоспособного населения будущего региона-лидера не имеет работы).
Воспринимать такие планы совсем уж всерьез вряд ли разумно. Пока они больше похожи на благие пожелания. Но скорость восстановления Грозного и других городов действительно впечатляет. Только в столице Чечни за последний год восстановлено несколько тысяч квартир.
Восстановление республики связывают с именем Рамзана Кадырова. Чиновники из его окружения официально именуют это «мобилизационным сценарием восстановления экономики», который «сработал благодаря нестандартности принимаемых решений». Чиновники, да и сам Кадыров, избегают раскрывать суть «нестандартных решений», как и сколько-нибудь детально описывать источники финансирования Фонда имени Ахмата Кадырова, из которого оплачиваются восстановительные работы. Глухо звучит только имя Умара Джабраилова, московского предпринимателя и сенатора от Чечни, который жертвует деньги на восстановление республики. Поговаривают, что все предприниматели Чечни в обязательном порядке «скидываются» на восстановление. Отказываться может выйти себе дороже. Все хорошо помнят, как Мовлади Байсаров, бывший руководитель одной из чеченских силовых структур, не поладивший с Рамзаном Кадыровым, был убит при задержании в Москве. Все также знают, что и. о. президента контролирует в своей республике все, вплоть до последнего магазина.
Режим власти, созданный Рамзаном Кадыровым, вполне соответствует понятию «диктатура». Другое дело, что он едва ли ставит себе цель стать диктатором, а просто действует понятными и доступными ему методами в предлагаемых обстоятельствах. И как многие новые здания в Чечне строятся по убогим проектам и с плохим качеством, лишь бы не падало и жить было можно, так и государственная власть в республике заточена под решение сиюминутных конкретных задач максимально простыми способами.
Это, безусловно, хрупкое равновесие, но для Чечни, которая еще недавно была диким полем, где ни о какой нормальной жизни и думать не приходилось, это очень значительное достижение. Дома стоят, вертикаль власти, пусть и весьма неординарно, работает, люди начинают заниматься мирными делами, а «человек с автоматом» находится под контролем кадыровских структур и уже не так опасен.
Что же касается «туркменских» перспектив республики, то, пытаясь найти Рамзану Кадырову аппаратный противовес, мы на выходе, скорее всего, получим не политический плюрализм, а двух туркменбаши по цене одного. Куда более опасными выглядят «дудаевские» перспективы Кадырова. Однако сегодня не начало 90-х, и федеральный центр, обладая значительными ресурсами, в первую очередь финансовыми, имеет самые разнообразные рычаги влияния на ситуацию в Чечне. И от того, насколько эффективно Москва будет ими пользоваться, зависит развитие ситуации в республике.
В конце концов, неразумно было бы требовать от Чечни, чтобы она была демократичнее остальной России. Кадыров куда крепче связан с федеральным центром, чем об этом принято думать, и прекрасно улавливает веяния, идущие от верхов. А потому внутренняя эволюция его режима в большей степени зависит от того, в какую сторону будет двигаться страна, чем от интенсивности разборок в среде чеченского руководства.
