— Блиц-диагноз болезням российского химпрома можете поставить?

— Слишком сложная логистика и невыстроенность связей внутри отрасли. Все основные игроки понимают, что без крупных вложений эти проблемы до выборов не решить, поэтому приостановили все более или менее крупные проекты — от 150 млн долларов и выше.

— А что, российские игроки сами развивать инвестпроекты не могут, обязательно нужны иностранные партнеры?

— Посмотрите на структуру управления крупных российских компаний и посчитайте, как часто меняется состав менеджеров второго и третьего звена, главных рабочих лошадок. Мы, например, каждый год общаемся с новыми людьми. Это связано и с нездоровой атмосферой в самих компаниях. Как покупается оборудование? После очередной покупки меняется практически вся группа, которая занималась проектом. Это первая проблема российского химического бизнеса.

Вторая — нет понимания, в каком направлении развиваться. А это очень важно. Западные компании хотят понимать, куда движется российская химия. Если в пропасть, то желающих идти рядом мы не найдем. Если ни от российского государства, ни от российского бизнеса так и не поступит сигналов, нас будут и дальше рассматривать как черный ящик и относиться исключительно как к локальному рынку. И хотя инвестиции на российском рынке дают много преимуществ, только этим мы их завлечь не можем: у России как у страны есть сильные конкуренты.

Западным компаниям не нужна развитая российская химия, потому что у них она есть глобально. Они свои вопросы решат, поверьте. А вот российские заводы, которые не включены в мировой рынок, свои проблемы решать будут долго и мучительно. Потому что для выхода на мировые рынки нужно иметь современные технологии и современное оборудование большой мощности. Ни того, ни другого у российских химических компаний нет.

— Если российский рынок все же привлекателен, отчего же западные компании на нем так малоактивны?

— Тут много причин, главная — пробелы в законодательстве. Особенно в том, что касается экологического аудита. Это важно — если что, можно было бы тупо идти в суд и судиться.

— А может, иностранцев в российской химии просто не жалуют?

— Я думаю, что никакой политики «не пускать иностранцев в российскую химию» нет. А есть просто непонимание, что с этой индустрией делать и чего от нее ожидать.

— Так что же, пускай российский химпром катится в пропасть?

— Лет пять назад, когда все только активы хватали, я бы так и сказал. А сейчас я много общаюсь с управленцами разных уровней и вижу, что есть достаточно людей, у которых в российском химпроме долгосрочные интересы. У нас почему-то всегда считается, что нужно сначала решить что-то в общем и потом добраться до частностей. Когда я учился в университете, мы все искали какую-то глобальную идею, формулу, функцию, которая нам позволит на кончике пера просчитать логику решения любого алгоритма, а во всем мире быстро и без проблем считали свои конкретные задачи на компьютерах. Не надо ждать глобальных решений, что кто-то чего-то сделает и наступит благоденствие. Чем больше в России будет людей, которые в состоянии сами решать проблему на своем уровне, тем лучше.

— Можно ли говорить, что в России есть такие люди?

— Они есть. Надо просто подумать, как их собрать в какую-нибудь толковую ассоциацию, чтобы они о своих проблемах заявили на высоком уровне. Это должны делать они, а не чиновники. А то все только плачут: нет доступа к сырью, нет того, нет сего. Давайте сформулируем, чего нет и как с этим бороться. Тогда вопросы сами будут решаться.

— Например, доступ к энергомощностям получить сложно.

— Правильно, это проблема. Если сегодня придете и скажете, что вам нужно 30 мегаватт для строительства завода, вам скажут: ну мы вас ждем в 2015 году. Это факт. А мы привыкли жить по закону. Если станет известно, что какая-то компания где-то (неважно где, в России, в Китае или где-то еще) получает скрытые преференции, то ее конкуренты мгновенно закроют ей доступ на любые внешние рынки с помощью антидемпингового законодательства. А про удар по репутации, по-моему, можно и не говорить.

Согласовать в России новый проект в середине 90-х для иностранного инвестора было почти нереально. Сейчас это все равно занимает несколько лишних месяцев по сравнению с Европой, но прогресс есть. Мы, например, работаем над четырьмя проектами на 400 миллионов долларов, реализовывать их будем совместно с российскими партнерами. Иначе вести бизнес в Росси пока не получается.