Маститость — одно из возможных свойств писателя; свойство, вообще говоря, отнюдь не дурное, но писатель, состоящий из одной маститости, почти непереносим.
Рекомендовать к прочтению очередную (говорят, 26-ю) книгу Аксёнова можно лишь тем, кто любит мэтра так же страстно и безотрывно, как он любит себя сам. Такому читателю придутся по вкусу и ежестраничные вспышки авторского пожилого кокетства; и постоянные намёки, а то и прямые указания на то, что автор отчасти демиург: он способен напором своего креатива изменять косную реальность (всё это, конечно же, с подчёркнутой иронией — настолько густо подчёркнутой, что нет сил усомниться в настоящей искренности автора); и даже длинный, как список кораблей, перечень персонажей прежних книг автора, почему-то оказавшихся в одном узилище с нынешним главным героем. Тем же, кто любит Аксёнова чуть менее горячо, от всего этого быстро станет ужасно скучно.
И очень жаль. Потому что фабула романа (точнее говоря, первой его половины — на вторую фабулы не хватило, и повествование, сойдя с рельсов, колотит по шпалам невнятных метафор) есть, кажется, первая в беллетристике попытка осознать происходящее ныне в России как борьбу двух группировок, равно коренящихся на Лубянке. Правда, у Аксёнова оппоненты называются не операторами и операми, а комсомольцами и «скрытно-большевиками», да хоть горшком назови. Фабула такая: сначала комсомольцы, поощряемые и прямо поддерживаемые всемогущим монстром из ГБ, становятся олигархами и сотворяют суперсуперкорпорацию, потом многоликие и отвратительные гады из спецслужб сажают главного героя в крытку (соратники вынимают его оттуда с помощью гомерического подкупа), а суперкорпорацию раздербанивают.
Если не считать трёх страниц вполне беспомощных стихов, перечисляющих редкоземельные элементы («Сквозь атмосферу жаждет Тербий / Усилить свой люминофор» и проч.), книга кончается таким авторским заявлением: «Роман разваливается и тем самым свершается».
Тем самым свершается, ага.
