То, что предпринятый В. В. Путиным на встрече G8 маневр с РЛС в Габале был сильным дипломатическим ходом, не отрицали (по крайней мере, по первой) даже и ожесточенные его противники. Ловушка американскому партнеру была поставлена столь грамотно, что противоречить очевидности значило бы совсем уж не уважать собственный разум. Сильных возражений нет и до сей поры, поскольку вариант «С каким достоинством глядят // Они, подпрыгнувши невольно, // И, потираясь, говорят: // Нисколько не было нам больно» — это все-таки не возражение, а нечто иное.
Раздражение было тем более сильным, что жесткое «IF — THEN» очень болезненно жмет — особенно в тех случаях, когда зажимаемый богат моральными претензиями ко всему миру. В сущности, путинский опыт вполне можно повторить в местах устойчивого попрошайничества. Когда иконописный отрок обращается со словами «Дяденька, дайте на хлебушек», то, выдав отроку в полном соответствии с его запросом каравай самолучшего хлеба, даритель, может быть, избегнет того, чтобы получить этим хлебом по морде, но ровно мразью передернет лицо отрока. С иконописным Егором Егоровичем вышло то же самое — «Кусок лишь хлеба он просил, // И взор являл живую муку, // И В. В. Путин хлеб вложил // В его протянутую руку». Ситуация крайне неудобная. Взять хлеб (перенести ПРО к иранским рубежам) — а как же водка (ПРО от России)? Сказать: «Мне, собственно, водка была нужна» — зачем тогда с такой мукой было хлеб испрашивать?
Сказать, что это — всего лишь булавочный укол, который никак не повлияет на решимость неуклонно отстаивать etc., было бы не совсем верно. Тогда пришлось бы считать, что весь дипломатический арсенал за исключением разве что последнего довода королей (который, собственно, уже означает конец дипломатии) — это одни булавочные уколы. Между тем доводы разума и морали, хотя они и не всегда оказываются действенными, вместе с тем и не являются заведомо бессильным средством. Иначе бы не говорили про перо дипломата, противопоставляя его мечу воина, — ведь очевидно, говоря о пере, предполагают, что им пишут сколь-нибудь осмысленные вещи. Разум, не главенствуя безраздельно в сношениях между державами, в то же время не вовсе оттуда изгнан — в чем и raison d`etre* дипломатии. И уж тем более не является булавочным уколом игра на разности интересов различных держав. Принцип «разделяй и властвуй» (а иногда — «разделяй и выживай») опять же проходит через всю дипломатическую историю. Далеко не всегда все державцы готовы дружно лезть поперек батьки на шибеницу или хотя бы стоять единым фронтом, чем другие державцы более или менее успешно пользуются. Не обладай дипломатическое искусство самостоятельной ценностью, вряд ли был бы возможен успех князя Талейрана на Венском конгрессе, когда благодаря его умению подбивать клинья Франция отделалась легким испугом. Грозное возмездие не состоялось.
Пропорция не совсем та, но на Хейлигендаммском конгрессе В. В. Путин действовал примерно на этой линии, и его подражание князю снова обратило внимание на то обстоятельство, что в вопросах внешней расправы президент РФ — это давно сложилось — выглядит много искуснее и удачливее, нежели когда речь идет о расправе внутренней. Бывают, конечно, и иные воззрения — в том смысле, что внешних успехов, во-первых, нет, во-вторых, эти мнимые успехи имеют лишь сугубо внутренний смысл, представляя собой PR под 2008 г. Тезис насчет PR, являющегося альфой и омегой всего, хорош тем, что непобиваем и приложим к любому деятелю мировой истории, хотя простейшая логика заставляет задуматься над тем, что, если внешние деяния имеют внутренний резонанс, из этого еще никак не следует, что никакого внешнеполитического смысла в них нет. Тем не менее одно рациональное зерно в суждениях критиков есть. Внешнеполитические успехи производят внутренний эффект, основанный на представлении об известной пропорциональности. Если внешняя расправа свидетельствует об искусстве и умении, то не может же быть так, чтобы во внутренней расправе все это было совсем в плачевном состоянии — талант должен всюду сказываться. И конечно, это правдоподобное рассуждение также вносит свою лепту в рейтинговые дела.
Другое дело, когда мы интересуемся не правдоподобием, но правдой. Тут сложно не заметить диспропорцию между ведением дел внешних и домашних. Одна из причин того лежит на поверхности. Дипломатия — это в каком-то смысле вынужденное искусство. Готовность проявлять ум и такт при решении международных вопросов является тогда, когда силой все вопросы решить затруднительно. Когда нужда заставляет, ум и такт поневоле сами берутся. И наоборот: выражение «дипломатия канонерок» является не слишком лестным, поскольку «сила есть — ума не надо» — дипломатия довольно примитивная и слишком обусловленная количеством канонерок, которое бывает переменчиво. Но во внутренней расправе такое принуждение к искусству, каковое мы наблюдаем в делах внешних, практически отсутствует. При таком превосходстве сил и при такой слабости оппонентов дипломатия канонерок вполне господствует. Дома другое соотношение сил, нежели на Хейлигендаммском конгрессе, — с надлежащими последствиями для ума и такта.
Но есть и более капитальная причина. В известном отношении дипломатия — легкое искусство, поскольку она есть взаимодействие между внятно представленными субъектами. Россия, Германия, Америка — это не мечта, но реальные игроки с явно очерченными интересами. Пасьянс может быть сложен, но хотя бы масти четко нарисованы. В случае с нашей внутренней расправой все много сложнее, поскольку наблюдается острый дефицит субъектности. Кого считать игроком? Можно говорить, что упромысливание политического поля никак не могло добавить субъектности, и это будет правда, но беда в том, что и до упромысливания по состоянию на 2000 г. с этим было небогато. Крепкие хозяйственники и Борисы Абрамовичи — это не та развитая полисубъектность, которая принуждает к уму и такту. Гуляй-поле 90-х было упразднено, но предпосылок для изощренной политики, сколь-нибудь похожей на то, что наблюдается на внешней арене, так и не появилось.
*Смысл существования (франц.).
