Попытка сделать любовь (не секс, не половой вопрос или репродуктивную функцию, а именно любовь) предметом научного рассмотрения заслуживает всяческой похвалы. Тема сложная, междисциплинарная — тут вам и биология, и психология («восхитительный невроз»), и социология с экономикой (до института брака и семейного хозяйства автор не добралась, по-видимому, из-за недостатка места). Да и вообще рационализация подобных материй — настоящий challenge для пытливого и дисциплинированного ума. Сравните по уровню смелости попытки строго научно объяснить феномены из того же ряда вроде веры и надежды.
Статья, впрочем, грешит, на наш взгляд, хорошо известным по другим примерам методологическим недостатком — телеологизмом (последнее звено исторической и, возможно, случайной цепи событий интерпретируется как конечная цель на каждом ее этапе). Начав с амеб и жгутиковых, перейдя к рыбам и птицам, новая теория любви постепенно проводит нас по ступеням эволюции до homo sapiens и каждый раз, словно фокусник, достающий кроликов из черного цилиндра, предлагает новый механизм, закрепляющий развитие и цветение новых видов, чтобы логически непрерывно дотянуться до венца творения.
Именно после прочтения комментируемого текста пришло мне в голову, что некоторые маргиналы зря обвиняют дарвинизм в редукционизме: если бы сэр Чарлз не имел все время в виду богоподобный результат борьбы за существование и естественного отбора, он бы просто не смог их вообразить.
Впрочем, пока глобальных и (повторюсь) междисциплинарных исследовательских инициатив вроде создания НИИ любви РАН не просматривается, массовому читателю, не верящему на слово публикуемым в «Эксперте» текстам, приходится в этом вопросе полагаться преимущественно на личный опыт. В моем, например, случае выходит скорее телеологизм навыворот (короче говоря, тот же редукционизм). Возьмем собственно любовь в ее трехфазной интерпретации. Вспоминаю первый курс университета и прекрасное юное создание по имени Оля с узкими серыми глазами. Вы думаете, я искал ее по каким-то там антропометрическим признакам с целью зачатия ребенка? Ничуть не бывало. У нас с ходу началась третья фаза: выбросы окситоцина и вазопрессина привязали нас друг к другу на манер пожилой супружеской пары. Мы интересовались здоровьем друг друга, пытались подсунуть визави лучший кусок и трогательно держались за руки на скучных лекциях по квантовой механике. Сексом мы иногда заниматься пытались, но безуспешно.
Только через несколько месяцев наступил период романтической влюбленности. Длился он месяца два. Дофамин и эндорфины сделали свое дело: Оля стала женщиной, а я — мужчиной.
Вот после этого мы как раз и приступили к поиску партнера с целью зачатия ребенка по признакам симметричности лица, приметам верности и уровню интеллекта. Стоит ли говорить, что мы оказались в разных парах. Так у меня закончилась любовь, и я с высшей ступени эволюционной лестницы сделал шаг к приматам.
Секс вначале радовал меня. Строго в соответствии с перевернутой с ног на голову теорией, изложенной в статье, я вошел в стадию серийной моногамии: некоторые женщины задерживались на пару-тройку лет, но потом уходили к другим, более основательным самцам, а новые подруги, не знакомые еще, по-видимому, с биологической стратегией настоящего мужчины, приходили ко мне.
Отдельно взятому человеку не нужно миллионов лет, чтобы перейти от серийной моногамии к ограниченному промискуитету. Я одолел этот переход за несколько месяцев. Судя по личному опыту, происходит это всегда легко, но так же легко и заканчивается: начиная с определенного возраста утром в постели лучше наблюдать нечто ожидаемое. И только здесь редукционистская интерпретация в моем случае дала сбой — ограниченный промискуитет переходит, оказывается, не в свою ничем не ограниченную ипостась, а в самую что ни на есть жесткую моногамию. Вместо того чтобы опуститься до червяков-гермафродитов, я вернулся на вершину эволюции.
