В судьбе протопресвитера Александра Шмемана биография и география сплелись обычным для русского эмигранта XX столетия образом. Родился в 1921 году в Ревеле, среднее образование получил в Париже, в кадетском корпусе, там же, во французской столице, окончил Свято-Сергиевский православный богословский институт и потом преподавал в нем церковную историю с 1945-го по1951-й. Священство принял в 1946-м. В 1951-м с женой и детьми переселился в Нью-Йорк, приняв приглашение Свято-Владимирской духовной семинарии, служил в юрисдикции Северо-Американской митрополии Русской православной церкви.
После кончины протопресвитера в 1983 году в столе его кабинета были найдены восемь исписанных от руки тетрадок — личный дневник. В издательство его отнесли родные и друзья о. Александра. И поступили, без сомнения, верно. Потому что получилась удивительная книга, не относящаяся к разряду религиозной литературы, но обращенная к обычному человеку, который хочет верить, который ищет себя самого и смысл своей собственной жизни.
Отец Александр — декан Свято-Владимирской семинарии, бессменный секретарь cовета епископов Американской митрополии, проповедник и богослов — выступает противником всякой религиозности, полагая, что у многих из нас нет четкого различия между понятиями «вера» и «религия». По его мнению, религия — это свод формальных определений и правил, которые жестко регламентируют жизнь верующего человека. Но это не вера. «Начало “ложной религии” — неумение радоваться, вернее, отказ от радости. Между тем радость потому так абсолютно важна, что она есть несомненный плод ощущения Божьего присутствия. Нельзя знать, что Бог есть, и не радоваться», — пишет Шмеман.
Вера — это совершенно личностное проявление человека, его внутреннее устремление к Богу. Она обеспечивает живую связь с Христом. Грустные есть слова в Евангелии: «Когда придет Христос, найдет ли он веру на земле?» И дальше пауза, и предполагается, что нет, не найдет. Будет суперрелигиозное общество, сохранятся все проявления культа, но главной человеческой энергии — движения к Богу человеческой души — Христос не обнаружит…
Говорит о. Александр и о том, что именно религия распяла Христа. Официальная, формальная организация, призванная обеспечивать институт веры, распяла Бога — и цель своей же веры уничтожила собственными руками. Подобные парадоксы встречаются в любой человеческой организации, будь то правительство или полицейский департамент; таковы, видно, издержки организационной деятельности человека. Но то же самое — и в сфере религиозной, духовной. Всё чрезвычайно формализованное и живущее ради себя, ради этой своей организованности, постепенно превращается в альтернативу тому, чему было призвано служить, начинает с этим — главным — конкурировать и в конце концов уничтожает предмет своего предназначения.
Эти мысли о. Александра, я уверен, актуальны и важны для верующего человека, живущего в условиях современной цивилизации. Вот видите — Бог остается одним и тем же, он не меняется, а меняется мир, меняется человек, его восприятие окружающего мира, себя самого и Бога. Невозможно полностью перенести и исполнить то, что святые отцы в первом веке христианства разработали как святоотеческое учение, — но дух его уловить чрезвычайно важно и можно. Мне кажется, именно этим ценна книга. Некоторые формальные религиозные вещи оказываются не такими важными, их не нужно догматизировать, но есть многое, что обязательно нужно сохранить. Возможность спасения остается и в наше время, только немного меняются формы. Но уловить эту динамику и жить в ней удается очень немногим. Именно это больше всего беспокоило автора, это он и пытался прояснить для себя самого: «”Перемена атмосферы” в православии означает прежде всего способность взглянуть на себя со стороны, подлинное покаяние и обращение… В Православии — историческом — начисто отсутствует сам критерий самокритики… такое православие пронизано комплексом самоутверждения, гипертрофией какого-то внутреннего “триумфализма”... Трагизм православной истории видят всегда в торжестве внешнего зла: преследований, турецкого ига, измены интеллигенции, большевизма. Никогда — во “внутри”. И пока это так, по моему убеждению, никакое возрождение Православия невозможно».
Уже из этих слов понятно, отчего о. Александр так часто оказывался против не только в разговоре с атеистами (как верующий), но и в разговоре с официальной церковностью — как человек, понимающий, что сейчас нельзя разговаривать с миром так, как привычно устоявшимся и закосневшим религиозным институтам.
«Церковность», полагал Александр Шмеман, должна была бы освобождать, но в теперешней ее тональности она часто не освобождает, а порабощает и обедняет. Человек начинает интересоваться «старым» и «новым» стилем, епископскими склоками или же всяческой елейностью, а духовность воспринимать как необходимость читать скверные книги (ужасающие по своей бедности и риторике брошюрки о чудесах и чудотворных иконах, всякую сомнительную «поповщину») и все время болтать на религиозные темы. Вместо того чтобы учить его по-своему смотреть на мир, Церковь учит его смотреть на саму себя. Вместо качественно нового приятия своей личности и жизни он считает своим долгом натягивать на себя безличный, закопченный, постным маслом пропахший камзол условного «благочестия». Вместо того чтобы знать, что есть радость, свет, смысл, вечность, — становится раздражительным, узким, нетерпимым и очень часто просто злым. И уже даже не раскаивается в том — ибо всё, по его мнению, от «церковности».
Этому искажению христианской сути и старался противостоять о. Александр; и, полагаю, его голос тем более стоит расслышать в сильно изменившейся (в том числе для веры и Церкви) России «нулевых».
