Федор Федорович Фидлер на нынешние деньги был, что называется, литературным тусовщиком: ходил по вечерам, принимал у себя, организовывал чествования, похороны и т. п. Был другом Мамина-Сибиряка, водил знакомство с Леонидом Андреевым, Зинаидой Гиппиус, Мережковским, Горьким, Чеховым и обо всех писал дневник.
Прелесть этого сочинения для неученого читателя — в непосредственном взгляде современника, не обязующего себя говорить, привстав на котурны. Фидлер фиксирует в своих дневниках массу мелочей: Чехов употребляет выражение «ни хера», Куприн толкует про охоту на глухарей, Тэффи на костюмированном балу у Сологуба более обнажена, нежели костюмирована, — далее по тексту.
Для филологического сообщества значение этой публикации трудно переоценить; в обиход вводится ранее малодоступный источник из истории русской литературы конца XIX — начала XX века. Фидлер писал на немецком; Азадовский перевел, откомментировал, составил обширный именной указатель. Дневник охватывает период с 1888-го по 1916 год — понятное дело, что за это время литературный Петербург пережил немало значимых событий. Фидлер с немецкой дотошностью увековечивал как серьезное, так и, казалось, незначительное. У него была более чем внушительная коллекция — своего рода литературный музей; более двух тысяч книг с автографами и около пятисот портретов писателей. И это при том, что сам он жил в весьма стесненных и даже удручающих обстоятельствах — разбитая параличом жена, недостаток средств. «Неугасимая лампада перед иконой русской литературы», по выражению Чехова, Фидлер вынужден был хранить часть своей коллекции в коробках из-под конфет и с горя наливался вместо масла пивом.
