Спятивший археолог исписывает стены перуанской психушки словом «Возвращение» на всех мыслимых языках и наречиях. «Возвращение», — шепчет он же, преодолевая джунгли и водопады. «Возвращение», — бормочет, глядя в глаза древнему и намагниченному хрустальному черепу, пожилой, поседевший, но легко опознаваемый профессор в шляпе и с хлыстом на боку. Разумеется, говорят они о своем, о загадочном, но слово это, вне зависимости от своей сюжетной надобности, обретает в данном случае смысл, далеко выходящий за пределы тридцатого полнометражного фильма Стивена Спилберга. Четвертого фильма об Индиане Джонсе, которого ждали девятнадцать лет.
Главная загадка «Королевства хрустального черепа»: как эта картина вообще смогла появиться на свет и при этом оказаться, сразу скажем, вполне достойной своих предшественников — чуть хуже «Потерянного ковчега» и «Последнего крестового похода», сильно лучше «Храма судьбы». Харрисону Форду 64 года, оператору всех трех первых картин Дугласу Слокомбу — вообще 95, Шон Коннери давно наслаждается заслуженной пенсией, Спилберг заматерел в статусе главного режиссера современности и естественным образом подрастерял веселую наглость, без которой вроде как не справиться с бредовой индиан-джонсовской атмосферой. Были и более важные основания для опасений: «Индиана Джонс» не просто стал классикой — он настолько врос в современный кинематограф, что вернуться на исходную точку, в тот мир, который не был знаком с умением американских университетских педагогов спасать цивилизацию от древних артефактов, казалось, практически невозможно. «Индиана Джонс» — по сути, связующее звено между классическим Голливудом 30-х и современностью, своеобразный ковчег голливудского завета, ящичек с волшебными духами, хранящими и передающими по наследству традицию, или же, по выбору, святой Грааль, незамысловатая чаша плотника с живой водой, исцеляющей от угасания жизненных функций. С помощью режиссера Спилберга и продюсера Лукаса ожили — и поселились в самых разных фильмах, от «Романа с камнем» до «Мумии», — герои 30-х, сокрушительно привлекательные, ни при каких обстоятельствах, ни в каких перестрелках не терявшие шляпы. Романтическая мистика, питающая всех «Индиан», вызвала к жизни столь разные явления, как, например, творчество Найта Шьямалана и «Код да Винчи». Без «Индианы Джонса» не восстал бы из праха в 90-х бесповоротно, казалось бы, сгинувший еще в 60-х американский вестерн. Безусловно, «Индиана» способствовал инфантилизации современного кино, но ведь детской бывает не только глупость, счастье тоже.
Видимо, именно в долгодействующей прививке этого счастья все дело: жизнь, как говорил классик, победила смерть неизвестным образом. Харрисон Форд накачал мышцы, Шона Коннери отменили, место Слокомба за камерой занял Януш Камински, с которым Спилберг снимал с начала 90-х, сам Спилберг постарался забыть о своем статусе и вновь превратиться в молодого гения, которым он был в 1980 году, во время съемок «Потерянного ковчега». И, как ни странно, все сработало: вновь перед нами непостижимым образом работающая смесь бреда и остроумия, экшна и гротеска, сюжетной нелепости и визуального великолепия.
В третьей «Индиане», вышедшей на экраны в 89-м, действие происходило в 1938-м; в полном соответствии с хронометражем теперь нас переместили в 1957-й. На дворе — холодная война, а значит, новый инфернальный враг — русские, которые, во главе с «любимицей Сталина» хтонической полковницей Ириной Спалько (Кейт Бланшетт, говорящая с украинским акцентом), вновь, вслед за нацистами, охотятся за мистическими артефактами. В первом же эпизоде они, переодевшись в американцев, похищают с секретных складов тело пришельца из Розуэлла, им тщетно — пока что тщетно — противостоит поседевший, но не утративший хватки, шляпы и хлыста Индиана Джонс. Пришельцы еще появятся — в самом конце фильма, — но по дороге к ним Индиане придется выжить при ядерных испытаниях, стать жертвой маккартизма, раскопать могилы конкистадоров, преодолеть джунгли с водопадами, зыбучими песками и кровожадными муравьями, обрести потерянную в первом фильме любовь и разыскать Эльдорадо. Короче, налицо весь известный набор: путешествия в диких и затерянных мирах, комиксообразные враги, экстремальная археология, оживление популярных мифов, глубокие сценарные дыры, через которые сюжет весело перелетает на лианах концентрированного экшна. Оказывается, все может быть. Могут быть хорошие сиквелы, да и к тому же, что бы там ни вытворял в своих далеких-далеких галактиках Лукас, сиквелы через поколение, может вернуться герой прошедшей эпохи, а значит, может вернуться — хотя бы на пару часов экранного времени — и сама эпоха, когда кино, еще не одуревшее от бескрайних компьютерных возможностей, не разленившееся от всемогущего тридэ, умело вызывать чистое, беспримесное наслаждение.
И главное — растянувшееся на годы ожидание может не завершиться разочарованием. Собственно, единственный серьезный недостаток «Королевства хрустального черепа» — то, что ожидание это наконец закончилось, и больше ждать, собственно, нечего.
