О возможности помилования экс-главы ЮКОСа с интервалом в пять дней спросили премьера Путина в Париже и президента Медведева в Берлине. Заехал бы на той же неделе какой-нибудь ещё наш политик в Мадрид или Лондон, наши европейские друзья спросили бы и его. И получили бы третий экземпляр одних и тех же тезисов: Путин, а за ним Медведев ответили ровно то, что только и могли ответить, — чуточку разными словами. Что о помиловании имеет право просить любой, что всё должно совершаться в соответствии с законом и что такого рода предметы не могут быть темой внешних переговоров. И то, и другое, и третье — безусловная правда, но ни из того, ни из другого, ни из третьего никак не явствует, велики ли шансы у Ходорковского в обозримом будущем оказаться на свободе.
Адвокаты говорят, что пока не получали поручения готовить прошение о помиловании, но собирались ходатайствовать об условно-досрочном освобождении доверителя: полсрока он отсидел, а наложенные администрацией на него взыскания оспорены через суд и сняты. Многие полагают, что помилование и УДО различаются тем, что в прошении о помиловании арестант должен признать свою вину. Это неверно: и прошение можно написать без прямого признания, и ходатайство об УДО не содержит несогласия с приговором. Различие в другом: «помиловку» подписывает первое лицо, а условно-досрочное — рядовые члены рядовой комиссии. Если бы Медведев и впрямь решил выпускать МБХ, ему было бы удобнее сделать это не президентским актом (который означал бы, что ни говори, прямой вызов предшественнику), а самым затрапезным путём. УДО читалось бы примерно так: кто такой этот ваш Ходорковский, я плохо помню и не очень интересуюсь; проходит он через стандартные шестерёнки — ну и Христос с ним, пусть гуляет.
Впрочем, на мой взгляд, вероятность обоих вариантов скорого освобождения олигарха чрезвычайно мала. Освобождение означало бы, что политическая система страны начинает серьёзно меняться. Не то чтобы такой поворот был полностью исключён, но до сих пор признаков его не наблюдалось, а в первые признаки МБХ едва ли годен. Первые признаки, логически рассуждая, должны появляться там, где система ощущает растущее давление, где она прямо препятствует развитию какой-либо перспективной силы. Да, за Ходорковского сегодня активно хлопочет Запад; а внутри страны? Широкие бизнес-массы любят Ходорковского не больше, чем посадивших его силовиков (а широкие народные массы — даже и меньше). Заметных политических сил, способных резко усилиться под знамёнами МБХ, выйди он на волю, просто нет. Значит, нет и серьёзного давления. Уступать же в подобном вопросе сугубо внешнему напору Медведев едва ли захочет — тем более что Запад можно умиротворить массой других способов (например, учредив какую-нибудь хитрую процедуру допуска тщательно отобранных оппозиционеров на телеэкран). Запад, кстати, можно пока и совсем не умиротворять: новый президент, как это подчеркнула в Берлине фрау канцлерин, автоматически получил у Запада некий новый запасец доверия, которого при разумной экономии хватит не на месяц и даже не на год.
Но ведь, если подойти к вопросу по-человечески, Ходорковского надо выпускать. Мы с вами всеведением не наделены, что из океана непохвальных слухов сначала про «Менатеп», а потом про ЮКОС правда и что неправда, знать не можем. Но за те деяния, в которых МБХ обвиняли в Басманном суде — даже если считать, что обвинения неопровержимо доказаны (мне так не показалось — см. «Приговор по нераскрытому делу», № 29–30 за 2005 год), — так долго сидеть человек не должен; это, по-моему, очевидно. И потом — какую опасность для власти представляло бы его освобождение? Никакой. Да, он весьма много знает о подоплёке российских властных элит, но не станет же он о ней распространяться! Если уж под угрозой посадки не рассказывал, например, что это за офшоры «Джамблик» и «Килда», на которых нарастали юкосовские активы (снова отсылаю читателя к статье 2005 года), так и «откинувшись» не станет. От своих слов, что освобождение МБХ было бы воспринято как признак больших перемен, я не отказываюсь, но — что с того? Власть могла бы утешиться тем, что не всякое предзнаменование оправдывается; не захочет потом проводить перемены — не проведёт…
Предвижу два возражения. Во-первых, за каким чёртом власти утешаться, если она может себе позволить и не расстраиваться: сидит себе МБХ — и пусть сидит; ведь и правда же, серьёзного движения в его пользу в стране нет. Во-вторых, чем этот арестант лучше других? По тем же статьям, что у Ходорковского, сидят десятки, если не сотни тысяч людей — что-то за них фрау Меркель не просит! Оба эти возражения и вправду серьёзны, но, к счастью, можно ответить на оба разом. Не надо «выпускать Ходорковского». Надо объявить широкую амнистию по ненасильственным преступлениям. Конечно же, не по всем: те, кто снимал рубашку с пахаря, //Крал у нищего суму, пусть сидят. А осуждённые за преступления безличные, а особенно неоднозначно трактуемые — шли бы домой. Впрочем, оставляю выбор деталей думцам, которые, выступи президент с такой инициативой, быстро всё утрясут. Причём сделают это охотно: что в современном мире не принято так щедро, как у нас, мести в зоны за ненасильственные преступления, знают все — равно как и то, что места заключения у нас страшно переполнены. А что в ходе амнистии фамилию экс-главы ЮКОСа никто ни разу не произнесёт, само собой понятно. И все будут довольны.
А вот чего, на мой взгляд, никак не следует делать, это пересмотра дела МБХ «без административного давления», предлагаемого одним из адвокатов. Не знаю, чем кончился бы такой пересмотр (и адвокат не может знать), но в самой затее вижу риск. Только что процесс Квачкова показал, как легко суд без административного давления превращается в суд над прошлой (применительно к Чубайсу сегодня правильнее говорить — позапрошлой) властью. Примеры такого рода могут оказаться страшно заразительными — и если в пользу пересмотра каждого отдельного дела (по Беслану, например) можно найти серьёзные аргументы, то в пользу лавины таких дел я аргументов не вижу. Начнётся война всех против всех, и остановить её будет нечем («Его дело пересмотрели, а моё?!»). Это будет прямая дорога не к независимому суду, а в прямо противоположную сторону, к революции. А революций нам не надо.
