Выставку «Другая мифология», которая открылась в Государственном Центре современного искусства, ее кураторы Ирина Горлова и Михаил Миндлин задумали еще пару лет назад. Явление же, которое они решили предъявить публике, приобрело отчетливые контуры и того раньше — в 70-е. Явление это можно назвать стремлением современного искусства причаститься некой большей, чем оно само, общности — мифа, ритуала, какой-то внеположенной ему глобальной картины мира.
Здесь перед художниками два пути. Один — создавать современные версии древних мифов, пересказывать языком видеоарта и синтетических арт-объектов Священное писание или «Младшую Эдду». Другой — заняться собственным мифотворчеством, и тогда каждое произведение волей-неволей превратится в иллюстрацию к этому мифу, в сколок одной большой глыбы. За примерами далеко ходить не надо: любые работы (от большой инсталляции до рисунка) Кабакова, показанные что вместе с другими, что по отдельности, тут же заявляют о своем родстве друг с другом через принадлежность к некоему единому мифологическому пространству. То же и у продолжателей дела московского концептуализма группы «Инспекция “Медицинская герменевтика”«, члены которой сами себя назначили инспекторами, следопытами, архивариусами и патологоанатомами ими же созданной реальности.
На нынешней выставке встретились большие и малые мифологии — с этническим, глобалистским, политическим и «зеленым» уклоном. Вот основательно попутешествовавшее по крупным выставкам «Последнее восстание» группы «АЕС+Ф». Там происходит какая-то бесконечная битва то ли кентавров с лапифами, то ли греков с амазонками, то ли полов друг с другом, то ли ангелов с демонами, то ли всех со всеми. Это про мир, узнаваемый во внешних проявлениях (индустриальный пейзаж, подростки в камуфляже, картинно занесенные над головами сабли и биты), но устроенный непостижимым образом, как какая-нибудь сошедшая с ума «стрелялка». Долгое погружение в это месиво в конечном итоге проясняет одну вещь: перед тобой результат глобализации, виртуализации, тотального размывания границ и, как следствие, потери всякого смысла. Образец мифологии мира на последнем этапе его существования.
Миф государственный — у Георгия Острецова. Его государство управляется идеально функционирующим «Новым Правительством». Поскольку верховная власть — это дар небесный, символизирует ее не человеческая физиономия, а маска. Масок пять, они выдаются верховным чиновникам, ответственным за правосудие, оборону, науку, образование и искусство на время их работы. Маски не только отвлекают от личности чиновника, но и сканируют его мозги с тем, чтобы общество смогло заметить, когда в голове у чиновника зарождаются разные разрушительные процессы — тяга к словоблудию или государственной казне, к примеру. Коллективный портрет «НП» велик и страшен, тут же рядом тяжелые (они все-таки приборы) маски. Последние поначалу вызывают ужас — уж очень в них люди похожи на хищных птиц или ящеров, а потом думаешь: «А может быть, и ничего — иллюзий меньше. Да и на что нам их добрые глаза? Детей вместе не крестить».
И правда, дети рождаются, крестятся и пропитываются запахом семейных баек в совершенно другом пространстве — мифологическом пространстве частного человека. Оно, как густой бульон, насыщено-перенасыщено или, как вязаный крючком деревенский коврик, пестро-пестро. И сколько на него со стороны ни смотри, ты всегда там внутри по уши. Потому что на самом деле оно — твоя постоянная оболочка. Об этом «Взгляни на дом свой» — инсталляция Леонида Тишкова, которая состоит из вещей, в общем-то, знакомых. Вот — знаменитый «Вязаник», человек (или его оболочка), связанный, как коврик, из тряпочек, оставшихся от одежды всей родни. Вот — светящаяся, как лайт-бокс, железная кровать, засыпанная солью (она же постель, она же снег на необъятных «родных просторах»). То есть получается, что где бы ты ни был, ты везде таскаешь за собой свою предысторию, как аквалангист — свой кислород. И выглядит эта компания намного привлекательнее, чем расположившиеся по соседству «Затраханный» Тони Мателли (человек, которому общество и в спину, и в живот воткнуло вилы, биту, лопату, клюшку для гольфа, кирпич и много другого) или «Капитолийская волчица» Джонатана Меезе (двуглавая волчица-мутант, основательно переваренная современным общественным сознанием).
В общем, когда отовсюду только и слышно, что о мифах общества, да о пороках общества, да о ценностях общества, — частное мифологическое пространство кажется самым убедительным. А тот факт, что современное искусство работает с ним, — наиболее обнадеживающим.
