«Сургутнефтегаз», в конце марта купивший у австрийской компании OMV 21,2% акций MOL за 1,4 млрд евро, стал крупнейшим акционером венгерского холдинга (см. график 1). Случай прецедентный. «Сургутнефтегаз» впервые за долгие годы решился на крупные самостоятельные инвестиции. Впервые за много лет наши нефтяники сумели продвинуться в попытках войти в капитал крупных восточноевропейских НПЗ, получающих нефть с нефтепровода «Дружба». До этого момента интервенции удавались либо в бывших республиках СССР (Украина и Белоруссия), либо в странах с небольшими НПЗ (Сербия) или не обслуживающихся «Дружбой» (Румыния и Болгария).
Как правило, серьезные победы на фронтах слияний-поглощений даются большой кровью. Не стала исключением и эта сделка. «Сургутнефтегаз» переплатил почти вдвое и получил серьезную головную боль, связанную с доступом к контролю над MOL и сопротивлением менеджмента компании и местных властей.
Уже было заявлено, что «сделка недружественна». Идут настойчивые требования о срочном внесении в устав холдинга изменений, которые расширят права совета директоров, усложнят его переизбрание и обяжут владельцев хотя бы двух процентов акций раскрыть структуру собственности под угрозой потери права голоса. Менеджеры MOL инициировали проверку законности сделки между OMV и «Сургутнефтегазом». Российский посол в Будапеште был вызван в МИД Венгрии с требованием предоставить информацию о дальнейших планах россиян. А оппозиционная правоконсервативная партия Fidesz обвинила правительство социалистов в коллаборационизме и пообещала остановить «экономическое вторжение» в случае своего прихода к власти.
В истории с MOL важно понять две вещи: почему так сопротивляются поглощению венгры и какие дивиденды сулит России доступ к активам этой компании.
Покажите регистрацию
Основа бизнеса MOL (Magyar Olaj- és Gázipari) — нефтепереработка и торговля нефтепродуктами, которые приносят холдингу 80% доходов. Холдингу принадлежат крупный по местным меркам НПЗ в самой Венгрии, словацкая компания Slovnaft, небольшой нефтеперерабатывающий завод в Италии и сеть примерно из тысячи АЗС. Он располагает и нефтехимическими активами, главный из которых — интегрированный с венгерским НПЗ комбинат TVK размером с «Казаньоргсинтез». Есть у него и нефтедобыча, в основном за пределами Венгрии, около 2 млн тонн нефти в год, и венгерские магистральные газопроводы протяженностью 5 тыс. километров — по ним холдинг осуществляет транспортировку примерно 17,5 млрд кубометров газа в год. Оборот всего MOL составляет 20,5 млрд долларов, что сопоставимо с выручкой «Сургутнефтегаза» (23 млрд долларов в 2007 году).
Как и иные страны Восточной Европы, Венгрия после перехода к рынку сдала транснациональным компаниям или западным игрокам свою экономику в целом, но не стала сдавать нефтяные активы, хотя и провела их приватизацию. Руководство MOL, тесно связанное с политическими кругами Венгрии, стремилось к такой структуре акционерного капитала, которая позволила бы ему сохранять контроль над компанией и дальше. Если тот или иной акционер чрезмерно усиливался, компания скупала собственные акции на рынке и продавала их дружественным инвесторам, что ослабляло позиции нелояльных акционеров. Осечка вышла лишь с австрийской нефтяной компанией OMV, которая в июне 2007 года довела свою долю в холдинге до 20% и начала переговоры о слиянии. Австрийцы думали объединить принадлежащий OMV завод в Швехате и НПЗ в Братиславе в единый нефтеперерабатывающий комплекс путем строительства соединительных нефте- и продуктопроводов (со времен железного занавеса нефтепроводы подходят к австро-словацкой границе с разных сторон, но не пересекают ее; см. карту). Это позволило бы OMV создать один из крупнейших НПЗ в Восточной Европе и стать ведущим игроком на местном рынке нефтепродуктов.
Менеджмент венгерского холдинга отнесся к этой идее отрицательно и попытался не допустить перехода контроля над MOL к австрийцам. Глава компании Жолт Хернади заявил, что она не нуждается ни в каких партнерах, а если таковые и потребуются, то в этом качестве руководство компании хотело бы видеть нефтяных мейджоров, а не OMV. Права частных акционеров MOL были ограничены (вне зависимости от доли акций они имели не более 10% голосов), однако на государство эти ограничения не распространялись. Дело доходило до того, что представителей акционеров лишали права голоса, требуя предоставить оригиналы документов о регистрации юридических лиц, которых они представляли. Кроме того, менеджмент ради увеличения числа лояльных акционеров продал без одобрения совета директоров акции холдинга трем компаниям по цене, которую OMV считала заниженной. Неэффективным использованием средств австрийцы сочли и покупку НПЗ в Италии. Наконец, в самый разгар конфликта MOL объявил о вступлении в газотранспортный проект «Южный поток», конкурирующий с продвигаемым OMV газопроводом Nabucco.
Сместить руководство MOL австрийскому холдингу не удалось. После того как Еврокомиссия заявила, что возможное объединение двух нефтегазовых холдингов приведет к ограничению конкуренции и часть активов нужно продать, OMV в августе прошлого года отозвала оферту миноритариям MOL о выкупе их акций и начала искать покупателя для своего пакета.
Оторвут с руками
Покупатель нашелся довольно быстро. «Сургутнефтегаз», купивший 21% холдинга за 1,4 млрд долларов, согласился заплатить за акции MOL почти двукратную премию к их текущей рыночной стоимости, причем деньги были выплачены OMV уже через неделю после объявления о сделке (быстрота реакции неудивительна, ведь у российской компании на счетах находится около 8,7 млрд евро свободных средств).
Если оценить, сколько «Сургутнефтегаз» заплатил за баррель нефтеперерабатывающих мощностей, то получится цифра, слабо согласующаяся с текущими ценами на нефть и больше соответствующая периоду пиковых цен на этот ресурс (см. таблицу). Впрочем, даже год назад, когда баррель нефти стоил 90 долларов, вице-президент «ЛУКойла» Леонид Федун в интервью «Эксперту» (см. «Такие правила игры» в № 17 за 2008 год) оценил оборудование в меру современного европейского НПЗ мощностью 15 млн тонн в 1,5 млрд евро, а выставленные на продажу по 5 млн евро АЗС в Черногории считал переоцененными (сам «ЛУКойл» тогда же приобрел АЗС в Болгарии по 3 млн евро). Исходя из вышеназванных расценок, базовая стоимость 21% MOL год назад составляла примерно 1 млрд евро, однако нефть с тех пор подешевела вдвое.
При этом финансовые показатели MOL постепенно ухудшаются (см. график 2), и вряд ли акции компании в обозримом будущем подорожают настолько, чтобы можно было их выгодно перепродать. Представители «Сургутнефтегаза» отказались прокомментировать, какие цели преследовала данная покупка, поэтому на сей счет можно только строить предположения.
Первое, что приходит на ум, — проект интеграции преимущественно нефтедобывающего бизнеса «Сургутнефтегаза» (см. график 3) с восточноевропейской нефтепереработкой. Однако сейчас компания Владимира Богданова даже не поставляет на MOL нефть (этим занимаются «Роснефть» и «ЛУКойл»), да и вообще не имеет опыта приобретения и интеграции каких бы то ни было активов. Интерес к нефтепереработке у «Сургута» до последнего времени почти не проявлялся, даже свой единственный НПЗ в Киришах (крупнейший в России) компания модернизирует уже около пяти лет, но до сих пор никак не может закончить.
Достаточно рациональной выглядит версия, что основная цель «Сургутнефтегаза» не столько нефтеперерабатывающий бизнес MOL, сколько газотранспортные сети, которые можно с выгодой перепродать «Газпрому». Сейчас «Газпром» имеет ряд договоренностей с MOL о развитии газотранспортной инфраструктуры и строительстве хранилищ на территории Венгрии, участии в «Южном потоке» и т. д. Словом, его отношения с MOL достаточно дружественные. Однако, учитывая привычную для венгерской стороны политику лавирования, эти договоренности могут так и не вылиться в полноценный контроль над транзитом российского газа в Европу. Если же «Газпром» получит контроль над газотранспортными сетями MOL, это поставит окончательный крест и на проекте Nabucco, и на планах «украинско-европейской» модернизации ГТС Украины, откуда трубы газопроводов приходят в Венгрию и Словакию.
Если за газовые сети «Сургуту» мог бы заплатить «Газпром», то НПЗ MOL как нельзя лучше выглядели бы в составе «ЛУКойла». «ЛУКойл» уже является поставщиком нефти для нужд венгерского холдинга, имеет сеть АЗС в Венгрии и долгосрочный интерес к укреплению позиций на восточно- и южноевропейском рынках. Для него доступ к управлению НПЗ компании MOL тоже может оказаться стратегической победой.
По данным «Эксперта», сейчас на высшем государственном уровне борются две концепции развития российской нефтепереработки. Первая, назовем ее пролукойловской, поощряет покупку восточноевропейских НПЗ, сидящих на «Дружбе», и доступ к управлению ими. Эта линия соответствует стратегии транснационализации бизнеса, которой придерживается «ЛУКойл», и к тому же имеет ряд бонусных плюсов в виде снижения транзитных рисков и усиления России в Восточной Европе. Главный минус — отсутствие стимулов реконструкции российских НПЗ, которые находятся не в лучшем состоянии.
Вторая концепция, назовем ее пророснефтевской, состоит (упрощенно) в строительстве на западных границах России нескольких крупных современных НПЗ. Таким образом, значительная часть нефти «Дружбы» будет перерабатываться в России, а полученные нефтепродукты — экспортироваться. Плюс такого подхода — углубление переработки сырья и решение проблемы дефицита качественного топлива внутри страны. Минусов два. Во-первых, строить новое всегда дороже, чем покупать уже построенное. Во-вторых, есть негативная реакция восточноевропейских стран, вынужденных либо закрывать свои НПЗ, сидящие на «Дружбе», либо искать новые источники сырья.
Первая концепция выглядит менее конфликтной. Адепты второй справедливо утверждают, что европейцы сопротивляются даже такой, вполне мягкой, форме экспансии. Если попытка доступа российской компании к управлению MOL окажется успешной, последний рубеж обороны пророснефтевской концепции будет сломлен и пролукойловская победит.
Нужна анестезия
Но прежде чем думать о вариантах перепродажи активов венгерского холдинга, «Сургутнефтегаз» для начала должен стать полноправным владельцем купленного пакета акций MOL и выдвинуть своих представителей в совет директоров, чему венгерская сторона активно сопротивляется. Против российской компании заодно с менеджментом действует и венгерское правительство (правда, уходящее в отставку), что, впрочем, неудивительно. Ведь Венгрия и Польша — две страны Восточной Европы, где национальные нефтяные компании во многом восполняют комплекс своей геополитической неполноценности. Раздел нефтепереработки Восточной Европы сам по себе происходил под действием не столько экономических причин, сколько политических и исторических симпатий и антипатий. Поэтому российские компании, главные поставщики нефти в эти страны, и располагают всего четвертью мощностей НПЗ, сидящих на «Дружбе» и связанных с ней трубопроводах (см. карту и график 4). Нишу российских компаний заняли венгерский MOL и польский Orlen. Венгрия, Словакия, Хорватия — география бизнеса венгерского холдинга воскрешает в памяти границы Венгрии начала ХХ века, той самой, от Адриатики до Трансильвании. Пусть не политическое, но экономическое присутствие в этих странах весьма радует ту часть венгерского общества, которая испытывает «фантомные боли» по поводу давно утраченных территорий. Сходные аллюзии вызывает и деятельность польского Orlen, владеющего НПЗ в литовском Мажейкяе и контролирующего чешскую нефтеперерабатывающую компанию Česká rafinérská.
Особенности Польши и Венгрии, взрастивших нефтяные мини-империи, хорошо описал социолог Георгий Дерлугьян, выводящий «характер национальной культуры и особенности политики этих не самых значительных, но весьма гордых и романтичных стран» из истории становления их государственности (см. «Исключительно польская интрига» в № 49 «Эксперта» за 2005 год). Именно поэтому реакция националистически настроенной части польского и венгерского общества и политических кругов этих стран на переход национальных нефтяных активов в руки российских компаний вполне предсказуема и подобна реакции капризного ребенка, у которого отбирают любимую игрушку.
Известны факты, когда сопротивлявшийся приходу чужаков менеджмент поглощаемой компании становился куда более сговорчивым, если получал выгодные предложения. Так, например, произошло объединение Arcelor и Mittal Steel, однако в венгерском случае столь же просто решить вопрос не получится. С предубеждением акционеров и политиков против российского бизнеса можно бороться только позитивным примером. Сначала убедить не зависимых от менеджмента MOL акционеров в том, что доступ к управлению «Сургутнефтегаза» приведет к росту доходности бизнеса. А затем доказать это на практике. Доказать неэффективность MOL как национальной нефтяной компании будет совсем несложно. Не случайно другие восточноевропейские страны уже давно отказались от подобной модели нефтяного бизнеса: в условиях небольшого рынка и отсутствия дешевого сырья она приводит к появлению не «национального достояния», а местечковой монополии и рассадника коррупции.
