Ансамблю «4’33» в июне исполнилось пятнадцать лет. Но это не тот случай, когда говорят: в результате длительного творческого развития музыканты наконец достигли… Про Айги и компанию хочется сказать: спасибо, что вы каждый год по-новому, но не менее хороши.
Музыка более абсолютна, чем иные искусства; она в чем-то сродни математике с ее гармонией единственно верных решений. Но некоторая относительность — к эпохе и ее климату — несомненно, присутствует.
В этом смысле «4’33», конечно, коллектив из девяностых. Именно тогда само наличие подобного явления на поляне экспериментов особенно встряхивало и окрыляло. Профи, которые играют без снисхождения, но и без насилия над слушателем; умная музыка, которая в то же время вполне самодостаточна и не нуждается в ходулях «концептов». Не оскорбляет вкус, но высекает эмоции. Умная — и человечная.
К тому же они позволяют себе чудесную свободу: записываются одновременно с осколками фольклорного ансамбля Дмитрия Покровского (The NeTe) и технодиджеем Антоном Кубиковым, играют Фрэнка Заппу и играют в таперов — то есть пишут музыку к классике немого кино. Сейчас такие «странные сближения» воспринимаются как обыденность, но тогда Айги и его музыканты выглядели по отношению к гомогенным музыкантским тусовкам — академической, джазовой etc. — как этакие жуки в муравейнике, «свои среди чужих, чужие среди своих». В общем-то так оно и закрепилось — несмотря на вполне осознанную всеми за полтора десятилетия необходимость творческого симбиоза. Что еще всегда выделяло «4’33», так это предоставляемая публике возможность слушать. Баланс самовыражения, выпендрежа и собственно музыки всегда был разумен; помнится, побродив по десятку площадок фестиваля SKIF, оккупированных на две трети настоящими музыкантами, предающимися беспощадной исполнительской и/или концептуальной вольтижировке, народ забредал на выступление «4’33» — и оставался до конца. Всегда приятно видеть (и слышать) людей, которые вместо того, чтобы делать умный вид, делают свое дело. С чудесным драйвом и удовольствием.
Единственной тусовкой (помимо благодарной публики), которая безоговорочно приняла коллектив, были, пожалуй, киношники. Самым громким успехом девяностых была музыка к фильму Валерия Тодоровского «Страна глухих»; помимо того что саундтрек чрезвычайно органично «лег» на картинку, он воспринимался и как самостоятельное произведение, вышел одноименный диск. После этого начались предложения. Айги с юмором рассказывает историю о начинающем режиссере, который закидывал его эсэмэсками до тех пор, пока он не согласился написать музыку к фильму. В свою очередь, была и работа в сериалах — «Каменская», «Гибель империи». «Ну что тут скажешь? — пожимает плечами Айги. — Если бы я не играл концерты, я бы загнулся от тоски, если бы не писал музыку к кино — было бы нечего есть». В прошлом году Айги собрал букет премий за музыку к фильму «Дикое поле» Михаила Калатозишвили — «Ника», «Золотой орел», «Белый слон», премия Таривердиева на «Кинотавре».
Недавно мне случилось напасть на лидера группы Tequillajazzz (и также знатного кинокомпозитора) Евгения Федорова с неполиткорректным вопросом о том, почему многие замечательные музыканты так же замечательно тупы. Федоров неожиданно согласился: «Ну да, тупы! Что тут поделаешь?..» К Айги (как, впрочем, и к самому Федорову) это ни в коем случае не относится. Воспитание ли тому причиной (Алексей — сын знаменитого поэта Геннадия Айги, ныне покойного) или какое-то особое чутье, но у композитора чрезвычайно выраженная идиосинкразия даже к легкому идиотизму. «Алексей, в интернете вот написано, что вы — чувашский князь», — спросила я в порядке провокации. «Ах, в интернете? — вкрадчиво заметил Айги. — Ну если в интернете написано, значит, и правда князь! Без сомнения! Вообще-то фамилия переводится примерно как “тот самый”. “Тот самый князь”, ну?..»
Последние лет десять «тот самый князь Айги» живет на две страны: между Францией, откуда родом его жена, и Россией, точнее — Москвой. В Москве ансамбль любят и помнят, «в прекрасном городе Петербурге», как несколько уязвленно говорит Айги, «мы едва собираем небольшой клубный зал».
— Фигаро здесь, Фигаро там, — говорит о себе Алексей. — Очень разная жизнь. Во Франции я живу в небольшом городке, считай, в деревне, четыре тысячи жителей, в предгорьях Альп на юго-востоке страны. Горная река, клубника стоит пять евро килограмм, свой булочник, свой мясник… Городок на месте древнеримского поселения, ворота построены в четвертом веке. Там я езжу на велосипеде, меня знают во всех окрестных барах и часто наливают бесплатно. Началось с того, что мы сыграли там концерт на фестивале, а потом решили переехать. Иногда едешь полями, сосед-фермер зовет: «Алексей! Скрипку нашел, хочу тебе показать». Я на ней поиграл, выяснил, что скрипка хорошая, поехал дальше… Тихая частная жизнь. Раньше я жил в Париже, но в парижский музыкальный истеблишмент мы, честно говоря, так и не вписались. Нужно было ходить на какие-то мероприятия, улыбаться. Это не очень интересно. Еще там совершенно другие обстоятельства; музыки и музыкантов молодых и интересных много, прекрасное разнообразие, и они готовы долгое время играть за копейки. В клубах программа составляется на год, каждый день концерты, каждый раз новая группа. Таких певиц, как Земфира, при всем уважении, во Франции штук пять. В России гораздо более ограниченный круг артистов, которых при этом знают практически все. А средний уровень музыкантов, если честно, намного ниже. И ротация музыкантов во Франции гораздо более динамичная. Люди могут играть в переходе, а через два года выпустить альбом на мейджоре и собирать большие залы. А еще через два года появятся новые люди из перехода. Еще определенные музыкальные направления там часто связаны с политическими убеждениями. Например, если вы во фри-джазовой тусовке, где все леваки, не дай бог, скажете что-то хорошее про Саркози — вас, мягко говоря, не поймут. В России такого нет. На самом деле, я и во Франции сотрудничаю с киношниками — с режиссером Раулем Пеком, например. Пишу музыку для фильмов, которые здесь вряд ли кто увидит…
— Интересно осмыслить вот эту ситуацию: почему молодые музыканты, художники, даже литераторы все чаще предпочитают жить за границей, а для России работать время от времени?
— У меня были причины частного порядка, не то чтобы я идейно эмигрировал. Потом, разве это не интересно — поехать в другую страну, с другой культурой и чего-то там добиться? Вариться в одном и том же очень скучно. Если сидеть и ждать, пока тебе в России предложат работать над гениальным фильмом, — это же с ума сойти можно.
— А как распределяются ваши силы между написанием музыки для кино и ансамблем?
— Кроме финансовых моментов в работе для кино есть и другие плюсы — можно попробовать много такого, чего нельзя позволить себе с группой: записаться, например, с оркестром или поиграть с разными музыкантами — хоть из Франции, хоть из Монголии.
— Да, вы же любите творческие альянсы. Сколько у вас совместных проектов на сегодняшний день?
— Более или менее постоянные — дуэт с Пьером Бастьеном, который делает музыкальные машины. И проект с Дитмаром Бонненом. С Дитмаром вышли диски, где мы играем Фрэнка Заппу, и свежий — посвященный музыке Курта Вайля. Был с Дитмаром и забавный опыт сотрудничества для фильма «Очень русский детектив» — это как раз та история, принять участие в которой меня убедил режиссер. Дитмар спел для фильма песню нашей любимой певицы Татьяны Булановой «Не плачь». А что вы смеетесь?.. Еще мы сыграли три концерта с очень интересным французским гитаристом Мишелем Жантилем с оригинальной техникой игры на двенадцатиструнной гитаре. Он живет в соседней деревне. Там мы и устроили первый концерт. Возможно, эта история будет иметь продолжение.
…При достаточно рафинированном характере собственного творчества Айги неожиданным образом востребован как композитор для коммерческих кинопроектов. Когда я говорю ему об этом, он слегка обижается:
— Почему в коммерческом кино? Где? «Каменская» — ну ладно… Но если вы заметили, в новейших крупных проектах типа «Обитаемых островов» или «Любови-моркови» мы никак не задействованы. На самом деле, если бы меня позвали поработать с кем-то из наших молодых режиссеров, я бы с удовольствием согласился. Они меня не зовут почему-то. Не складывается. А я бы хотел, да! И вообще, сейчас кого угодно очень легко уговорить на любую работу.
— А вы дорогой композитор?
— Я всегда спрашиваю: а сколько есть?
Сейчас Айги и «4’33» снова работают вместе с группой NeTe (экс-ансамбль Дмитрия Покровского), над проектом «Поклон — пению» на стихи отца композитора поэта Геннадия Айги:
— Это произведение, основанное на поволжском фольклоре. На эти стихи я пишу что-то вроде кантаты. Некоторые вещи мы уже играли на концертах, но полностью работа пока не завершена.
— Когда ждать альбома?
— Смысл альбомов отчасти потерян. Звукозаписывающая индустрия переживает не просто кризис, она медленно умирает. Почти все можно украсть в интернете, вы же знаете. Продавать же через интернет в России пока, наверное, нет особого смысла. Мы еще в хорошей ситуации — потому что есть люди, готовые выпускать наши пластинки. Что до меня, то я никогда ничего не скачиваю из сети, у меня нет ни одного mp3. При компрессии, во-первых, качество музыки падает. Во-вторых, я не понимаю, как можно надергать песен из разных альбомов или, паче того, из разных исполнителей и слушать в таком виде. Люди, когда пишут альбом, предполагают внутреннее развитие музыки, тем. Это все равно что выдернуть главу из «Анны Карениной», а потом из какой-нибудь мерзости вроде Паоло Коэльо и читать в данном порядке. Это же бред! Когда мне кто-то на концерте крикнул, что мы, мол, скачаем диск в интернете, я ответил, что душа музыки не передается в формате mp3. Она умирает, так и знайте.
