Открытие после реставрации наземного вестибюля станции «Курская» Кольцевой линии московского метро вызвало шум, несоразмерный масштабу события. Шум вызван украсившей своды здания строчкой из первой редакции александровского гимна: «Нас вырастил Сталин на верность народу, на труд и на подвиги нас вдохновил», — так официально вождя не славили на нынешней территории РФ уже пятьдесят три года. Глава Московского метрополитена Гаев объясняет случившееся только желанием восстановить исторический облик станции. На очевидные вопросы — например, почему в нынешней Москве, где десятками, если не сотнями, гробятся памятники архитектуры, так нужно было восстановить именно эту надпись и даже именно этот вестибюль, — ответов не последовало. Строчка, на мой взгляд, и вправду крайне неуместна, но за и против этого утверждения и так уже много сказано. Слишком много — для пошлости и мелкости этого демарша. Не стоит он долгих разговоров.
Во второй половине 70-х в Москве стали появляться портреты Сталина — прилепленные изнутри к ветровым стёклам машин попроще, вроде мусоровозов или поливалок; такой пролетарской фрондой люди выражали недовольство наблюдаемым вокруг бардаком (не знал тогда никто, что это ещё не бардак и даже не полбардака): «Сталина на вас нет!» Но так его выражали только люди, вовсе не обременённые рефлексией; те, кто умел умножать два на три или хотя бы сохранял остатки семейной памяти, к Сталину ещё не апеллировали. То есть в большинстве — исключений тоже хватало. Теперь ведь модно рассказывать, что число репрессированных Сталиным на самом деле было чрезвычайно мало, но пока никто не отрицает, что вертухаев-то было до чёрта. Эти, может, и вывесили бы лик вождя, но интимное знание методов работы «органов» мешало им так открыто заступать за черту, проведённую Хрущёвым и при Брежневе формально не отменённую.
Но всё-таки любителей коктейля «Сталин — Берия — ГУЛаг» поначалу было явное меньшинство. Один из друзей отца рассказывал, как приехал в Баку весной 56-го года — там как раз шёл суд над Багировым, местным берией. Наш друг, смолоду обуреваемый непомерной страстью к общению, стал допытываться у таксиста: как в городе относятся к процессу? не пойдут ли бакинцы тысячными толпами на выручку многолетнему хозяину республики? Таксист ёжился, сопел (шайтан его знает — кто этот прыщ с московского поезда и чего добивается), наконец не выдержал, бросил баранку и яростно развернулся к пассажиру: «Такой сволоч! Такой сволоч! Кому надо?!» Тогда все — или почти все — понимали, что никому.
Положение стало меняться по мере разворачивания многогранного процесса, который не назовёшь иначе как одичанием. С одной стороны, люди, на своём опыте знавшие весёлость сталинской жизни, уходили. Это, увы, всего лишь естественно — но непростительно быстро стали забываться их рассказы. Кто слышал живых фронтовиков, тому не всё вотрёшь про личную роль вождя в Победе, а кто не слышал или забыл, тому что угодно — хоть бы и «вероломство» в качестве исчерпывающей причины катастрофы сорок первого года. То же с живыми инженерами из сталинских ящиков (даже не из шарашек, ящик-то — он на воле), с живыми свидетелями Великого Перелома и т. п. С другой стороны, множились плоды невежества. Всё большая часть публики всё меньше знает о сталинском тридцатилетии. Почитав, что думают на этот счёт наши молодые сограждане, понимаешь: они думают, при Сталине людям жилось примерно так же, как сейчас, разве что за границу отдыхать ездили пореже, — но зато в придачу «у нас была великая эпоха». Что это была эпоха великого и повального страха, знает или помнит всё меньшая доля населения. Вот на фоне быстро нарастающей дикости и стало возможным, чтобы точно такие кукиши, какие тридцать лет назад вытаскивали из карманов малограмотные водители мусоровозов, стало вытаскивать руководство такой гигантской организации, как Московский метрополитен.
И вытаскивает-то наполовину! Взялись восстанавливать первоначальный облик злополучной станции, так верните на самое видное место огромную, в несколько человеческих ростов, статую. Не вернули. Почему? Объясняют: оказывается, «скульптура Иосифа Сталина была утрачена ещё в конце 50-х годов». Дрянь отговорка: буквы, которыми под потолком выведена злополучная цитата, утратились ровно тогда же; заказали же вы новые литеры — заказали бы и новый истукан; он, судя по фотографиям, был не сложнее неваляшки. Нет, господа. Просто восстановить статую значило бы совершить крупный, скажем, поступок, а у вас хватило духу только на мелкий, извините, поступок. На полкукиша. Смех-то ведь ещё и в том, что прославление вождя и сейчас, как в 1970-е, остаётся пусть и на 99% безопасной, но всё-таки фрондой (недаром же московские власти поспешили от «Курской» отмежеваться: с нами-де не обсуждалось): главной его составляющей так и осталось «Сталина на них нет!». Такое восклицание легко понять в устах людей нечиновных, но когда в ту же дуду начинают свистеть люди, безоговорочно принадлежащие к тем самым «им», на кого Сталина нет… Тут не нужен Ювенал, хватит и Бендера: «Киса, вы пошляк».
Да и нечиновным людям очень полезно было бы растолковать, что великие свершения, и вправду случавшиеся в нашей стране при Сталине и сразу после него, не стоит приписывать бессмертному гению отца народов. Для доказательства такого утверждения на первый случай можно было бы отметить, что такие свершения случались до тех пор, пока на ведущие в них роли хватало людей, сформировавшихся при старом режиме, или людей, этими осколками прошлого непосредственно обученных. Как только первые иссякли совсем, а вторые большей частью, то есть когда кадровая, социальная и всякая другая политика бессмертного гения и его верных соратников привели наконец к стабильному результату, вышли из моды и великие свершения. Доказательство, конечно же, небесспорное и уж тем более не исчерпывающее, но и такого не рассказывают — предпочитают толковать об «эффективном менеджере». Говорю же — одичание.
Вот ведь и строчку со сводов «Курской» надо бы стереть. Только, боюсь, не сотрут — в частности, по вышеизложенным причинам.
