Спросим себя: почему, например, футболисты бегают сломя голову, борются за мяч, кидаются под удар и всё такое — вместо того чтобы, выбрав наименее истоптанные участки травы, просто позагорать на них дважды по сорок пять минут? Опуская очевидные промежуточные звенья, ответим себе: всё это потому, что по итогам любого чемпионата наименее преуспевшие команды вылетают из лиги. Отказа от этого малозаметного правила совершенно хватило бы для скорой смерти футбола — во всяком случае, как профессии. А теперь спросим себя, когда в последний раз, например, вылетал из российского правительства министр; не пересаживался в равнозначное по статусу кресло, а именно вылетал? И с некоторым изумлением ответим себе: если не считать министров культуры (а их обычно и так не очень считают), то как бы не Касьянов был последним. С тех пор — пять с половиной лет всё-таки! — ни разу и никто из больших начальников не был признан слабым звеном. Все были, остаются и пребудут молодцами, чего, кажется, сроду не случалось ни в одном, хоть и самом прославленном кабинете, ни у нас, ни в иных землях. Как это сказывается на уровне государственного управления, на качестве работ в госструктурах? Увы, единственно возможным образом.
В негосударственном секторе дела всё-таки получше. Там тоже никак не редки случаи вопиющего непрофессионализма, но они хоть чаще приводят к естественному итогу. Не только мелкую сошку выставляют за дверь; порой даже и главы компаний, выказывающие чрезмерный уровень альтернативной одарённости (вспомним хоть знаменитую фразу: «У кого нет миллиарда, могут идти в …»), ссыпаются через щели в полу. И вообще, часто «лажающие» фирмы неизбежно прогорают — есть ради чего биться за качество работы. А в госструктурах наших ради чего?
Навёл меня на эти мысли совсем незначащий, а потому без горечи комичный повод. Я прочёл интервью директора департамента образовательных программ госкорпорации «Роснано», из которого узнал: в результате «серьёзного изучения» «выяснилось», что к 2015 году в наноиндустрии России будет 400–500 тысяч занятых. Объяснений этой хлестаковщине может быть много. Возможно, госпожа директор никогда не слышала, какова нынче стоимость рабочего места в наукоёмких отраслях, а потому даже не подозревает, какие астрономические инвестиции мимоходом посулила на ближайшие шесть лет. Возможно, таким образом она пытается подвести базу под осуществляемую в «Роснано» раскройку бюджета: на подготовку кадров отведено 9 млрд рублей (данные из того же интервью) — так неужто же, думает, можно осметить подготовку «наноиндустриала» больше чем на двадцать тысяч? мы и на эти-то деньги не очень понимаем, что в программы пихать. Возможно, тут сказывается общекорпоративное решение: для украшения рапортов зачислять в разряд наноиндустрий что можно и чего нельзя. Один мой коллега предположил: госпожа директор считает, что наноиндустрия — это просто очень-очень мелкий бизнес; возможно и это. Единственное, на мой взгляд, что невозможно — поверить в серьёзность и качественность работы, лежащей за сказанным.
Бог с ним, с этим интервью, — оно, по крайней мере, никому не принесло нового вреда. Но примерно такого же качества работа светится во множестве куда более ответственных текстов, исходящих из госструктур. Если это прогнозы или программы, то вред от таких, белыми нитками шитых, текстов бывает обычно косвенным. А если это законопроект, вскоре начинающий вершить судьбы множества юридических и физических лиц, вред от халтуры получается прямой. Вот сейчас начинается обсуждение подготовленных Минэкономразвития поправок в Закон о банкротстве — это именно такой случай. Я здесь не буду обсуждать содержание законопроекта, хотя про него нужно сказать многое («Эксперт» непременно сделает это); давайте посмотрим качество текста.
Вот в самом начале проекта авторы гигантским, в полстраницы, абзацем определяют термин «подконтрольное должнику лицо». Это, как мы не без оторопи узнаём, лицо, действия которого должник может «определять» — цитирую: «в том числе путём принуждения руководителя или членов органов управления либо оказания определяющего влияния на руководителя или членов органов управления иным образом». Курсив мой, но и без курсива нетрудно понять, что под это определение подпадает и шантаж должником означенного руководителя и членов правления, и взятие в заложники членов их семей — да что хотите. В этом же абзаце, толкуя частный случай подконтрольности, «право прямо или косвенно распоряжаться… пятьюдесятью и более процентами акций и проч.», они вставляют — в том месте, где я поставил отточие, — разъясняющую скобку со следующим текстом: «в том числе на основании договора доверительного управления имуществом, договора простого товарищества, договора поручения или в результате других сделок либо по иным основаниям». Сделаем простое упражнение на приведение подобных членов. То, что идёт от начала скобки до выделенного мной «или», плюс то, что стоит между «или» и «либо», без малейшего искажения смысла приводится к виду «в результате любых сделок». Значит, теперь в скобках стоит: «в результате любых сделок либо по иным основаниям». Приводим подобные ещё раз — и в скобках получится: «по любым основаниям». То есть, опять-таки хоть через шантаж, хоть через подлог, хоть через теневое влияние на банки, где основные акционеры имели неосторожность прокредитоваться. Для чего тогда нужна эта скобка, раз она ничего не разъясняет? Да ровно для того, чтобы создать видимость разъяснения — и тем самым скрыть масштабы гигантского простора для «усмотрения», открываемого этой нудной дефиницией.
С таким качеством законотворческой работы соглашаться нельзя. Разве что считать, что в этой именно области (кредитование, возврат кредитов, передел активов в связи с невозможностью возврата) наблюдается нехватка продажности судебной и исполнительной власти, а равно самих банкиров и промышленников, — но это гипотеза, на мой взгляд, чересчур смелая. И если бы высшая лига нашего чиновничества хоть иногда перетряхивалась, авторы упомянутого законопроекта не позволяли бы себе так откровенно считать нас всех идиотами.
