Идея разделить типы модернизации на три группы: модернизации революционные, органичные и догоняющие — появилась у нас прежде всего из-за желания обратить внимание читателей на существование органичных модернизаций. Для нас, живущих в России, это очень важно, поскольку какая-то дурацкая ментальность и историческая память все время возбуждают в нашем сознании одну связку: модернизация — мобилизация — насилие. Между тем история модернизаций всех стран мира показывает, что наиболее успешными, позволившими странам занять уверенные позиции в мировом разделении труда надолго, были именно органичные модернизации.
Под органичной модернизацией (и это будет видно по статьям, опубликованным в этом разделе) мы понимаем такие модернизации, которые происходили естественно: опираясь на ресурсы всего общества и удовлетворяя интересы всего общества. Конечно, они требовали мобилизации ресурсов страны и общества, но не предполагали насилия, так как были явным или неявным, но консенсусным решением. К таким модернизациям мы относим эпоху бурного развития США в XIX — первой половине XX века, послевоенную модернизацию Германии и Франции, послевоенную модернизацию Японии, новую модернизацию Ирландии.
Анализ этих этапов модернизации позволяет выявить очевидные признаки органичных модернизаций. Первый и, наверное, главный из них — явное представление о миссии этой модернизации или того поколения, которое ее осуществляет. По существу миссия эта у всех похожа — страны хотели доказать миру, что их нация чего-то стоит. Самой миссионерской и, возможно, поэтому самой мощной была американская модернизация, которая базировалась на идее устроения свободного общества в противовес ретроградной уже Британии. Но и поствоенная модернизация Германии и Японии, в идеологическом фундаменте которых была мысль доказать, что они способны восстановиться после поражения в войне, поражает своей энергией и успехами.
Второй признак, сопровождающий органичные модернизации, — консолидация широкой национальной элиты. Это естественное следствие миссионерского характера модернизации, именно оно дает возможность мобилизовать ресурсы, обходя не только прямое насилие, но и саму угрозу насилия. В России нам очень важно понять, что речь идет о консолидации не только политической элиты, но и непосредственно широкой элиты нации. Мы бы выделили пять таких групп. Это собственно политики как носители самой идеи нации; предприниматели как носители идеи эффективного распределения ресурсов; интеллектуалы, отвечающие за видение будущего; чиновники, занимающиеся организацией; и силовые институты, гарантирующие безопасность. Кажется, что только консолидация всех пяти групп способна привести нацию к эффективной модернизации. Что касается народа, то мы не видим в истории примеров, когда народ противился модернизации. Напротив, именно когда элиты не могут договориться или просто эгоистичны, тогда наступает время для революционной модернизации. Сегодня в России одной из проблем перехода к модернизации является недостаточная включенность двух важнейших групп элит — интеллектуалов-технократов (ответственных за знание о техническом прогрессе) и предпринимателей — в процесс формирования модернизационного плана.
Третий признак — опора на собственные силы и вера в собственные силы. Несмотря на то что модернизация — акт по повышению уровня современности нации, то есть в результате этой модернизации нация должна соответствовать чему-то уже существующему, все органичные страны опирались не на копирование, а на собственные возможности. Успех такого стиля модернизаций легко объясняется теорией Майкла Портера, который, исследовав множество стран, пришел к выводу, что эффективного развития успешных на внешних рынках технологий и товаров можно добиться тогда, когда эти товары и технологии имеют большой внутренний рынок. Именно в тот момент, когда новые товары находят покупателя внутри страны, начинается консолидация элит, и дальше она укрепляется автоматически, так как у страны появляются крупные, современные и сильные компании, которые становятся ядром консолидации.
Сегодня в России мало веры в собственные силы, однако буквально в последние месяцы все чаще возникают прямые предложения осуществить модернизацию — и за счет спроса на модернизацию со стороны априори сильных на мировом рынке компаний, например сырьевого сектора, и за счет акцента на развитие уже имеющихся в стране высокотехнологичных компаний среднего уровня. Темп, с которым набирают обороты эти разговоры, показывает, что в следующем году может возникнуть конкретный план. Помимо выбора технологий, рынков и игроков опора на собственные силы в современном мире (вот уже 150–200 лет) предполагает наличие у нации сильной финансовой системы. Любая из органичных модернизаций сопровождалась сознательным построением центров принятия решения по национальной денежной политике. В США в период модернизации была создана ФРС, в Японии — очень своеобразная и эффективная финансово-промышленная система. Совпадения во времени создания собственной финансовой системы и резкий рост эффективности экономики за счет модернизации приводят к тому, что на выходе из нее страны имеют очень сильные валюты и оказываются очень сильными игроками на мировом финансовом рынке.
Наконец, четвертый признак органичной модернизации — четкая оценка стратегии участия страны в мировом разделении труда. Страны, вставшие на путь модернизации, хорошо понимали свою экспортно-импортную политику и все вышли из модернизации, со всей очевидностью выиграв ту или иную войну за внешние рынки. Если попытаться суммировать сказанное, то органичная модернизация — это акт сознательного, хорошо планируемого развития страны, к которому нация уже готова и потому не требуется избыточное мобилизационное напряжение и в результате которого страна занимает самое выгодное для себя место в мировом разделении труда.
Россия стоит на пороге модернизации. Это чувствуют все. Но мы рискуем скатиться к догоняющей модернизации, не поверив в собственные силы. Препятствие к этому сегодня — глубинное требование народа доказать миру, что «мы чего-то стоим».
