— Когда началась ваша любовь к этим сказкам? В детстве?
— Я прочитала сказки Шарля Перро, когда была совсем маленькой девочкой — в точности как девочки-читательницы в моей «Синей Бороде». Нас тоже было двое: я и моя сестра. Мы читали и перечитывали эти тексты бесконечно; со сказками только так и надо поступать. Особенно со страшными сказками… Ведь прелесть в том, что мы знаем наверняка: финал будет счастливым, все ужасы разрешатся в хэппи-энд, однако при каждом прочтении нам вновь кажется, что ситуация может развернуться по-другому, что Синяя Борода все-таки победит!
— Если задуматься, то понимаешь: все сказки Шарля Перро могут показаться непредвзятому читателю весьма страшными.
— Сравним Шарля Перро с братьями Гримм. Те, конечно, не старались совсем уж сильно адаптировать народные сказки для детского чтения, но смягчили многие моменты. А самое главное, все людоеды в их сказках всегда предстают как волшебные, выдуманные создания. Перро, напротив, многое взял из реальности. Например, прототипом Синей Бороды был Жиль де Ре — подлинное лицо, страшная личность. Кровавый аристократ убивал одну жену за другой, маленькие мальчики и девочки из деревень близ его замка исчезали навсегда… А ведь он был ближайшим другом Жанны д’Арк, всеми любимой Орлеанской Девы! Вот это меня и восхищает. С одной стороны, чудовище. С другой — человек, которому не чужды никакие человеческие черты.
— А о самом Жиле де Ре фильм сделать не хотели? Зачем было снимать именно сказочную версию тех жутких событий?
— Да уж столько фильмов про Жанну д’Арк, зачем нужен еще один… Самое смешное, что мне предлагали такой проект: сделать картину о подлинной жизни Жиля де Ре. Но я так устроена, что ни одно предложение продюсера не вызывает у меня большого энтузиазма. Я люблю, когда идеи проектов приходят изнутри, рождаются у меня самой. Кажется, за всю жизнь я никогда не изменяла этому принципу.
— Парадокс в том, что «Синяя Борода» соответствует духу и букве сказки Перро, но детям ваш фильм показывать никто не решится.
— А что тут вообще детского, скажите на милость? Маленькая девочка влюбляется в убийцу. Их отношения превращаются во взаимную приязнь жертвы и палача. А в финале палач и жертва меняются местами. Потрясающе! Двойственность, даже многозначность. Жестокость. Крайняя жестокость.
— Как вы пришли к этому проекту? Замысел созрел давно?
— Это произошло еще перед съемками моего предыдущего фильма «Бывшая любовница». Я планировала взяться за него, но возник вынужденный перерыв — несколько недель. Как девчонка, я решила поставить перед собой почти невыполнимую задачу: за несколько недель простоя сделать еще одну картину. Сама идея экранизировать сказки Перро для взрослых жила во мне очень давно. Возможно, с тех самых пор, как в детстве я прочитала эти сказки и приняла их всерьез. Я так сильно увлеклась этим, что все делала самостоятельно. Отсматривала и отбирала актеров, подбирала декорации, переделывала сценарий… И тут со мной случилось страшное: инсульт, причем тяжелый. Я не верила, что смогу вернуться к «Синей Бороде». Но почему-то идея никуда не уходила. Это стало делом чести! Правда, бюджет скукожился до совсем уже крошечных величин. И все-таки я добилась своего.
— Вам самой интереснее заранее известная судьба Синей Бороды или таинственные для зрителя судьбы девочек-читательниц, чьими глазами мы видим сказку?
— Равно интересны и судьбы читателей, и судьбы выдуманных персонажей, над которыми они проводят часы своей жизни. Две девочки-читательницы — я и моя сестра. Как вы думаете, откуда во мне неослабевающий интерес к самым жестоким сторонам человеческой натуры? Разумеется, из сказок, которые я читала в детстве. Одна из сестер в моем фильме убивает другую. Младшая убивает старшую. Так бывает всегда — я была младшей и ужасно злилась на старшую сестру, хотя до кровопролития дело и не дошло. Для младшей сестры старшая — еще и предательница, потому что влюбилась в чудовище, подобное Синей Бороде.
— Как вы считаете, вам удалось в каком-то новом ракурсе взглянуть на отношения полов? Или проходят столетия, а ничего по сути не меняется?
— Это старая-старая история! Мужчина и женщина — всегда «красавица и чудовище». Всегда есть страх, насилие, проникновение на чужую территорию. Мужчина насилует женщину, но в то же время ее боится. Женщина торжествует над мужчиной благодаря его страху.
— Вы известны весьма откровенными фильмами — но в экранизациях Перро обошлось без явной эротики.
— Моей героине четырнадцать лет. Если бы у меня в фильме были эротические сцены с ее участием, я бы давно сидела в тюрьме! Зачем откровенные сцены, когда сексуальность и так является основой этой сказки? Как и многих других сказок, кстати… Юная девочка — и гигант, который мог бы быть ее отцом или дедушкой! В одной этой ситуации и так предостаточно извращенной сексуальности.
— Когда вы беретесь за подобный проект, более важную роль играют его культурные корни или ваши личные фобии, пристрастия, воспоминания?
— В основе всего лежит история художника — то есть моя история. Меня восхищает вид крови, я обожаю показывать насилие. Что с этим сделать? Страдание во имя искусства кажется мне переживанием почти религиозного толка. Не исключено, что этим я обязана именно Шарлю Перро.
— Как вам кажется, можно было бы сделать сказки Перро, в заголовках которых так много цветов — «Красная Шапочка», «Синяя Борода» — черно-белыми?
— Такая сказка может быть только цветной. Да сегодня и нет настоящего черно-белого кино. Его всегда было мало. Вуди Аллен снимает черно-белое кино, но в реальности он видит его цветным. Да что Аллен! Даже фильмы немецких экспрессионистов, которые я обожаю, могли бы быть цветными, если бы это было возможно технически. Весь этот преувеличенный символизм напоминает живопись, которая не бывает черно-белой.
— Кстати, какая живопись вас вдохновляла?
— «Портрет Франциска Первого» Клуэ — в особенности желто-красный костюм. Шапка позаимствована с портретов Ивана Грозного. А лицо главной героини и ее сцена с отрубленной головой — это «Юдифь и Олоферн» Кранаха-старшего. Я очень многим обязана живописи.
— Как вам удалось найти настолько выразительных — и абсолютно неизвестных — актеров?
— Я всегда говорила, что нахожу их на тротуарах. В кафе, например. Зову двести человек и отбираю того, кто понравится. С самим Синей Бородой было трудно: мне был нужен очень крупный мужчина. Одного я уж было нашла, но он был слишком похож на Ивана Грозного. Мне был нужен кто-то более человечный… Актрис я посмотрела не меньше двухсот, и ни одна не была профессионалкой.
— Вы так все сказки Перро со временем экранизируете?
— Немедленно после «Синей Бороды» я обратилась к руководству телеканала Arte с проектом «Спящей красавицы», и деньги опять нашлись — хоть и не огромные. Так вышло, что продюсеры хотели сделать цикл из десяти киносказок Перро и были готовы поручить две из них мне. Конечно, соблазнительно было бы взяться и за остальные, но я, боюсь, не осилила бы…
— Почему именно на этом этапе вашей карьеры вы взялись за сказки?
— Сказки — это мифы. Они вечны. Я не реалист, потому что реальность выходит из моды. А истина — нет. Ничего нет современней, чем античная трагедия. Чувства не меняются, они остаются прежними. Синяя Борода бессмертен, он всегда будет страшен и интересен. Как и Русалочка — моя вторая страсть. Палачи всегда будут влюбляться в жертв, жертвы — в палачей. В человеческой натуре заложены желание любви и желание убийства.
— А за «Русалочку» не возьметесь со временем?
— К моему ужасу, ее уже обработала корпорация Walt Disney. К счастью, они не брались за «Синюю Бороду». А что касается «Спящей красавицы», то я надеюсь с ними конкурировать. Хотя в этой сказке Перро я тоже двигаюсь в сторону Андерсена — на мой новый фильм повлияла его «Снежная королева».