Не 1990 год

Переживать первую молодость хорошо, а вторую — еще лучше. Этим во многом объясняется энтузиазм немолодого уже поколения, радостно воспоминающего образы 1990 г. и повторяющего вроде бы уже сильно потускневшие речи той поры про светлые лица и про «мы — народ», которые вдруг очистились от патины и вновь свежи, как тогда.

Старость порой неплохая иллюзия молодости, и, как выясняется, сочинители позднесоветских песен не полностью фальшивили, когда слагали маршеобразное «И вновь продолжается бой, // И сердцу тревожно в груди». Их ошибка была в том, что далее следовали Ленин такой молодой и юный Октябрь впереди, что портило весь эффект, — а без Ленина и Октября была бы, пожалуй, вполне духоподъемная песня. Можно и вспомнить, как выглядели в эпоху перестройки враз помолодевшие шестидесятники. Тогда ведь тоже двадцати с лишним лет как будто и не бывало, а вторая молодость придала им замечательные силы и энергию.

Впрочем, у кого первая, у кого вторая, но потребность в переживании звездных часов, похоже, неистребима в человеческой натуре. По крайней мере, в жизни исторических наций, которой Россия пока является. «Боже, какими мы были наивными, как же мы молоды были тогда» неизбежно приходит в сердце и при воспоминании о 1990–1991 гг., и при взгляде на нынешнюю декабрьскую весну, но вспомним слова Тургенева о том, что, когда окончательно переведутся донкихоты, можно будет закрывать книгу истории, ибо в ней нечего будет писать.

Возможно, сочетание скептической рефлексии с возвышенным идеализмом было бы самым лучшим вариантом, но где же такое взять и возможно ли такое хотя бы в принципе? Оттого-то всплеск идеализма (поскольку он не переходит в полное безумие, примеры такого быстрого и скорбного перехода также встречаются), случающийся в какие-то исторические часы, бывает порой оправдан и даже необходим. Так уж устроена Божья экономия.

Тем не менее впадать в совсем уже полную иллюзию молодости мешает одно серьезное отличие. Общественному бурлению конца 80-х — начала 90-х была присуща программоориентированность. Люди бурлили от желания воплотить в жизнь политические — а еще больше экономические — программы, от реализации которых, как им представлялось, скоро наступит вожделенье. Что — и уже в качестве следствия — далее разогревало неприятие властей, которые отказываются принять необходимые и чрезвычайно полезные для общественного блага законы.

При этом сама по себе программоориентированность (говоря нынешним языком, нацеленность на стратегию развития) не является безусловной умственной добродетелью. Среди обсуждаемых идей и мероприятий, от которых, по тогдашней вере, должны произрасти золотые груши на вербе, причем в кратчайшие сроки, было немало весьма завиральных. Перечитывая задним числом тогдашних эстрадных экономистов и политических стратегов, часто замечаешь полное незнанье своей страны, обычаев и лиц, встречаемое только у девиц, но, впрочем, в силу крайней политической молодости все тогдашнее гражданское общество пребывало в состоянии девственности. Послед