Девяносто первый — это прежде всего год августовского путча. Поэтому от выставки, посвященной ему, ждешь танков, баррикад, фигуры Ельцина, победно возвышающейся над бронетехникой, и прочих примет знаменитых событий, которые за прошедшие с тех пор двадцать лет успели превратиться в канонический набор зрительных образов. Разумеется, самые важные из них (баррикады, танки, Ельцин в ракурсе снизу вверх) есть и на картинах Вики Шумской и Влада Юрашко. Плюс — в качестве заставки — телевизионный экран с падекатром из «Лебединого озера». Этот узор из четырех «лебедей» — самая малофигурная сцена из всех, что есть на выставке. На остальных — толпы.
Генеральная репетиция
Далеко не все эти толпы имеют отношение к путчу. Похоже, в 1991-м толпа была вообще одной из главных форм коллективного времяпрепровождения. Толпа с лозунгом против повышения цен (интересно, кому он адресовался — стихийному рынку?). Толпа, кричащая о том, что хочет жить как раньше, то есть до всех этих перестроек. Толпа тех, кто назад как раз не очень стремится и потому готов часами ждать своего первого свидания с бигмаком у первого московского «Макдоналдса» на Пушкинской площади. За прошедшие два десятилетия эта знаменитая очередь в «Макдоналдс» была облита кубометрами сарказма. Сегодня же она выглядит иначе — не как свидетельство массового потребительского помешательства, а как что-то вроде репетиции к толпам вокруг танков и баррикад.
Как и очереди за продуктами, заполнявшие в 1991-м пространство между пустыми прилавками в магазинах. Очереди обладателей талонов на сигареты, берущие в осадное кольцо табачные киоски. Очереди за гуманитарной помощью и за чем угодно, потому что в воздухе витает предчувствие, что скоро-скоро не будет вообще ничего. Затем очередь перегруппируется и превратится в демонстрацию, затем перегруппируется еще раз — и получатся нестройные боевые порядки защитников Белого дома. Когда закончился путч (но не закончился год), толпа снова меняет очертания и превращается в уличный праздник по случаю победы добра над злом.
Репортажная картина
Массовым сценам противопоставлены взятые крупным планом лица тех, кого можно назвать хедлайнерами года, — Гайдар, Чубайс, Старовойтова, Собчак, Ельцин. Они списаны с известных снимков, которые, перейдя на холст, приобрели основательность парадного портрета — жанра крайне недемократичного, зато дающего изображенному шанс выйти за пределы породившего его исторического эпизода, продлив свое влияние на умы и воображение современников.
Можно сказать, что все возраставшая последние десятилетия популярность репортажной фотографии стала основанием и для ренессанса исторического жанра. Он был в необыкновенном почете во времена, когда тон в живописи задавала Академия художеств, венчая жанровую иерархию, пока не было решено, что подсолнухи или сирень в простом кувшине способны принести искусству больше пользы, нежели прощание Гектора с Андромахой, гибель Помпеи и даже казнь взбунтовавшихся стрельцов. С тех пор толпы редко собираются на полотнах по какому-нибудь исторически убедительному поводу. Разве что в иных сценах в духе фэнтези вроде «Последней битвы» АЕС+Ф или на групповых портретах представителей всего доброго, прекрасного и противоречивого вроде «ХХ века» Ильи Глазунова.
Правда, у Шумской и Юрашко исторический жанр своеобразный. Это не стилизация под другую эпоху и не реконструкция событий. Что тут реконструировать и додумывать — материала да и собственных воспоминаний еще хоть отбавляй. Вот они и «отбавляют», пытаются отобрать существенные образы, связанные с 1991 годом. Можно сказать, что в системе жанров живописи появилось одно новшество — «репортажная картина». Не исключено, что в порядке подготовки к большому живописному эпосу.
