В своей очередной книге Леонид Млечин сдвигает начало холодной войны СССР и Запада, относя его к зарождению самого Советского Союза, к первым дням «молодой советской республики», как называли в советских учебниках территорию бывшей России в период между Октябрьской революцией 1917-го и образованием СССР в 1922-м.
Газетный штамп стал практически официальным названием, потому что все это время единого государства не было, а было неопределенное количество политически разрозненных враждующих дивизий и их «стойбищ». Война всех против всех, хаос в первозданно-лабораторном виде. С кем же было иметь дело загранице, из кого выбирать? Ленин и какой-нибудь батька Чеснок в глазах Запада были представителями равно незаконных государств.
Антанту по мере угасания Первой мировой войны Россия продолжала интересовать прежде всего как противник Германии. Когда же Германия из войны вышла, страны Антанты сами убрали из России войска. Высаживая, впрочем, десанты для охраны еще не вывезенных складов. Например, 6 марта 1918 года в Мурманск ― с согласия председателя местного совета большевика А. М. Юрьева и на радость местным жителям, которых англичане тут же принялись кормить. Вот что, оказывается, скрывалось за одним из краеугольных мифов советской пропаганды — о победе Красной армии в лаптях над интервентами 16 иностранных держав.
С меркантильными целями оказывалась и помощь Белому движению. Кто-то в Англии понимал, что рано или поздно смута закончится, а Россия сырьевая останется. Кто-то во Франции предпочитал царских генералов явным бандитам — хотя бы потому, что генералы в делах чести стрелялись, а не убивали свидетелей. Кто-то надеялся вернуть взятые Россией займы. Президент США Вильсон до самой смерти в 1924 году оставался горячим поклонником большевиков — они, пусть и «другим путем», тоже избавились от монархии.
Современные историки не знают о Гражданской войне в России почти ничего, и все же знают гораздо больше, чем современники этой войны как в России, так и за границей. С 1917 по 1921 год «Нью-Йорк Таймс» 91 раз сообщала о крахе большевиков и о смерти Ленина. Сколько-нибудь отчетливая картина происходившего в России слишком долго не была доступна не только иностранцам, но и Ленину. А то, что выбивалось за доступные рамки, переполняло ужасом.
Многих читателей поразит история ДВР (1920–1922, аббревиатуру помнят единицы). Русскоговорящая страна (или осколок страны), богатая и демократичная (несмотря на присутствие в парламенте фракции большевиков) уже была — Дальневосточной республикой. Пока не оказалось республикой подставной — временно, по военной слабости, допущенной большевиками. Сергея Лазо, кстати, расстреляли, а не предали той страшной смерти, которая была уготована для него в кино и в учебниках истории.
Несмотря на изоляцию разрушенной России, контакты с иностранцами, желавшими ей помочь, все же сохранялись. Историки и философы веками спорят о роли личности в истории, о насморке Наполеона перед Ватерлоо и т. п. Вот им на разбор еще одна личность: российский, еще Временного правительства, посол в Вашингтоне Борис Бахметьев. На поддержку Белого движения в России он получил в общей сложности 50 миллионов долларов. По какими-то причинам посол симпатизировал не Деникину, а Колчаку, стоявшему в Сибири. И деньги передавал прежде всего Колчаку, который и так хранил остатки золотого запаса. А белогвардейцев Юга России союзники и Бахметьев снабжали в последнюю очередь, хотя именно здесь Добровольческая армия выдерживала основной натиск большевиков — и под конец не выдержала.
По этому поводу можно, конечно, сравнить пространство бывшего Дикого поля, вновь одичавшего в Гражданскую, с шириной колеи Транссиба, по которой большевики только и могли добраться до Колчака. Но какой бы ни была в истории роль личности, роль денег в ней, похоже, значит еще меньше. Деньги Бахметьева не помогли и Колчаку. Адмирал (по мнению Млечина и источников, которым он доверяет, фигура довольно посредственная) так и не сумел организовать отпор красному врагу.
Не слишком ли увлекся автор описанием неоднократно описанных событий? Похищение Кутепова, западня для Савинкова и операция «Трест», «пакт Молотова—Риббентропа» — эти и другие эпизоды истории международных отношений Млечин пересказывает тоже. Ну а телезритель, уже в качестве читателя, еще раз убеждается: Европе с большевиками без санитарных кордонов и железных занавесов было никак нельзя.
Нота, на которой заканчивается книга, предполагает, что и о холодной войне, названной так позднее, то есть о Второй холодной войне, Млечин книгу тоже напишет. И напомнит в ней, как Запад, насмерть запуганный стихами Маршака, стал давать равные права неграм и малайцам, женщинам и мужчинам, стал считаться с профсоюзами, реформировать здравоохранение «по Семашко» и вообще дарить многое из того, что раньше только продавали.
Международных подвигов за Россией числится немного, хотя все три — глобальные: растворила в себе монгольские орды, одолела Наполеона и Гитлера. Возможно, когда-нибудь признают и четвертый: отстояла права трудящихся в странах «золотого миллиарда», но не у себя самой.
А то ведь напишет такую книгу какой-нибудь отмороженный коммунист, а ему не поверят — блаженным на Москве нынче веры нет. И останется Россия беспросветной Империей зла, без этих наших хохломских протуберанцев, хлебосольных и добрых. Пусть лучше Млечин пишет.
Млечин Леонид. Осажденная крепость: Нерассказанная история первой холодной войны. — М.: Центрполиграф, 2013. — 414 с.
