Модель развития России стала результатом компромиссов, достигнутых после 2000 года. Она обеспечила быстрый экономический рост в 2000–2008 годах, при этом ее ключевые черты оказались столь действенными, что позволили пережить кризис 2008–2010 годов. Однако сегодня, кажется, эти компромиссы исчерпали свой потенциал. Свидетельством тому служит замедление роста, особенно заметное начиная с 2013 года.
Более того, в текущей ситуации, когда цены на нефть снижаются и одновременно обостряются отношения России со странами Запада, эти компромиссы, судя по всему, уже не будут действовать. И подтверждается это, например, мрачными прогнозами на 2015 год: так, по словам министра финансов РФ Антона Силуанова, Россию ждет снижение ВВП на 4%. Необходим переход к новой модели роста, что и признал президент Владимир Путин в своем Послании Федеральному Собранию 4 декабря.
Смена парадигмы?
Начиная с переходного периода 1990-х в России стали формироваться новые конфигурации частных и государственных игроков. Кризис 1998 года привел к сдвигу в пользу государственных акторов. Когда к власти пришел Владимир Путин, он добился компромисса относительно стабилизации этих конфигураций и усиления роли государства.
Компромисс этот был двойственным. С одной стороны, речь шла о соглашении между олигархами и государством по поводу не вполне справедливой приватизации крупных советских активов в 1990-е годы. Магнаты обязывались исправно платить налоги (и действительно, отношение налоговых сборов к ВВП с 2000-го по 2007 год кардинально выросло) и не вмешиваться в политику; взамен они получали индульгенцию на историю приватизации их активов. С другой стороны, компромисс был заключен с либеральным крылом в правительстве и администрации: президент признал необходимость строгой балансировки бюджета (большую часть 2000-х годов российский бюджет был профицитным); в свою очередь, неприкасаемым направлением бюджетных расходов после 2004 года стали социальные выплаты. Работники бюджетной сферы, прежде всего военные, силовики и чиновники, а в разгар кризиса 2008–2009 годов и пенсионеры становятся основной социальной базой президентской власти.
Этот компромисс подвергся некоторой эволюции в начале 2000-х в столкновении между «интервенционистами» и «либералами» внутри правительства и, более широко, — внутри российской элиты. Правительство хоть и опекало те или иные сектора экономики, но тем не менее открыло доступ к ней иностранному капиталу, в то время как другие сектора были вынуждены самостоятельно приспосабливаться к правилам финансовой глобализации. Это означало быстрое упразднение барьеров на пути потоков капитала, завершившееся полной либерализацией режима конвертируемости российского рубля к концу 2006 года. Этот компромисс базировался на идее, что Россия могла бы использовать к собственной выгоде международную финансовую систему с целью финансирования собственного развития. Соответствовало это и чаяниям крупных российских компаний энергетического и металлургического секторов, которые хотели использовать внешние источники роста и за счет слияний и поглощений активов за рубежом достичь размеров, необходимых для участия на равных в международной конкуренции. Но очевидно, что были и другие, более глубинные причины, способствовавшие вывозу советского индустриального наследства за рубеж Требует изучения и сложившаяся модель российской экономики, сконцентрированной на экспорте сырьевых товаров в обмен на импорт товаров обрабатывающей промышленности, изготовленных из этого сырья.
Компромисс, в частности, подразумевал дозированное использование финансовых ресурсов, получаемых от экспорта сырья. Роль сырьевых экспортных доходов значительно выросла начиная с лета 2002 года, открывая для российского правительства большие возможности, в то время как Центральный банк смог существенно нарастить свои международные резервы. В качестве реакции на рост нефтяных цен президент Путин в 2004 году выдвинул четыре национальных приоритета развития: здравоохранение, образование, жилищная политика и АПК. Эти приоритеты позволили использовать часть инвестиций, желаемых «интервенционистами», не провоцируя серьезные макроэкономические дисбалансы. Аналогичным образом впоследствии оформлялись инвестиционные решения в отношении объектов Олимпиады в Сочи 2014 года и Чемпионата мира по футболу 2018 года, нацеленные на качественную модернизацию транспортной инфраструктуры. Таким образом, Россия обрела возможность не попасть в ловушку «голландской болезни» и максимально диверсифицировать экономику.
Поначалу эта стратегия себя оправдывала. Промышленное производство подстегивало масштабное обновление в ряде секторов, например в автомобильной промышленности, которая в 2012 году произвела 1,7 млн машин. Наблюдался быстрый рост производительности труда, особенно в обрабатывающей промышленности, вызванный как высоким уровнем инвестиций в основной капитал, так и внедрением технологий в рамках локализации производств иностранных производителей и их дальнейшим проникновением в российскую промышленность.
Тем не менее политика «национальных приоритетов» должна была соответствовать общему каркасу правил бюджетной и денежно-кредитной политики, установленных министром финансов Алексеем Кудриным и министром экономики Германом Грефом. Надо подчеркнуть, что Кудрин выступал против массированного использования накопительных бюджетных фондов внутри страны, опасаясь возникновения макроэкономических дисбалансов. Битва против инфляции остается краеугольным камнем экономического кредо российских властей. Денежная политика, реализуемая в России, до сих пор несет в себе черты кризиса 1998 года. А обменный курс рубля рассматривается как индикатор социальной стабильности в стране. Центральный банк продолжал свою интервенционистскую политику на внутреннем валютном рынке вплоть до отказа от «формульных» интервенций 10 ноября прошлого года и возврата к «вынужденным интервенциям без формул» спустя уже три недели, в начале декабря минувшего года.
Такая политика приводила к хронической завышенности процентных ставок, которые оторвались от любых разумных ориентиров, оправдываемых потребностями инвестиций в реальный сектор экономики. Это приводило к необходимости искать зарубежные источники финансирования развития экономики.
Еще одним следствием финансовой и денежной политики, проводимой Кудриным и руководством ЦБ, было резкое повышение реального курса рубля. Укрепление рубля, позитивно сказавшееся на подавлении инфляции и на кошельках потребителей, сопровождалось приростом производительности труда в промышленности. Тем не менее тяжелый рубль оказывался неподъемным для промышленных и сельскохозяйственных производителей, для всех нерентных секторов российской экономики.
Однако компромисс с течением времени начал давать трещины. Произнесенная Алексеем Кудриным в январе 2008 года реплика о России как «тихой гавани», когда кризис сабпрайм-ипотеки уже развивался полным ходом, было свидетельством иллюзии жизнеспособности этой стратегии. Закредитованность крупных российских компаний на зарубежных финансовых рынках дала о себе знать в качестве острой проблемы в период сильного обесценения рубля в ходе финансового кризиса 2008 года. Мировой экономический кризис 2008–2009 годов бросил первый вызов этой стратегии. Государство ринулось помогать компаниям, слишком зависимым от зарубежных источников ликвидности либо обремененным крупными иностранными кредитами, которые они уже были не в состоянии обслуживать.
В период 2010–2013 годов была иллюзия, что возврат к подобному равновесию возможен. Однако сейчас эта иллюзия улетучилась. Начался новый виток роста внешней задолженности российских нефинансовых компаний и банков. Он прервался лишь во втором квартале прошлого года по мере расширения финансовых санкций против крупнейших российских банков и компаний, когда произошло существенное сокращение задолженности, в основном российского банковского сектора.
Конечно, эти долги корреспондировали с покупками крупных активов за рубежом, и таким образом структура иностранных активов и обязательств была сбалансирована. В то же время разница в срочности активов и пассивов подвергает российские банки и предприятия серьезным рискам в случае значительного падения рубля.
Российское правительство предприняло усилия по переориентации международной торговли страны в направлении стран Азиатско-Тихоокеанского региона и развития зоны свободной торговли с некоторыми странами бывшего СССР. Принцип диверсификации торговых партнеров весьма разумен. Ясно, что Россия, для которой Европа является главным торговым партнером, частично «импортирует» оттуда рецессию или стагнацию, в которую континент погрузился после 2012 года и которая имеет риск продлиться еще несколько лет. Эту ситуацию российские экономические элиты осознают постепенно. Однако это уже послужило причиной важного сдвига в стратегии правительства. С этой точки зрения можно говорить о прагматической корректировке экономической политики России. В действительности же это поднимает проблему возможной деглобализации российской экономики и — посредством самого этого факта — провоцирует перенастройку балансов в стратегиях развития компаний.
Если ставится задача переориентации модели развития в направлении более самодостаточной экономики, то очевидно, что рост реальных доходов населения, параметры сбережения и потребления будут более адекватными индикаторами мониторинга и управления экономики, нежели уровень инфляции. Это будет означать более социально ориентированный поворот политической экономии, в рамках которой репатриация капитала становится столь же важной, сколь и наращивание его массы, если только ставить задачу опоры роста российской экономики на внутреннее потребление.
Последствия геостратегических сдвигов 2014 года
Отношения между США, Евросоюзом и Россией значительно ухудшились с начала 2014 года. Не сказать, что они были очень хороши и раньше. На протяжении последних трех лет нарастали противоречия во внешней политике. Однако российская инициатива по решению вопроса с химическим оружием в Сирии показала, что сотрудничество возможно. Это сотрудничество необходимо, будь то для Соединенных Штатов, которые не в состоянии уйти из Афганистана без неявной поддержки России, будь то для Франции, сохраняющей серьезную зависимость от российской тяжелой транспортной авиации для обеспечения своих операций в Африке. Ответственность за ухудшение отношений с Россией, как представляется, в большей степени лежит на США и ЕС. Механизм санкций и контрсанкций, задействованный сегодня на полную мощь, негативно влияет на ожидания различных экономических агентов, особенно в Западной Европе. Потери роста из-за санкций могут достигнуть 0,5 процентного пункта (п. п.) ВВП в Германии, 0,25 п. п. ВВП во Франции, 0,8 п. п. ВВП в Венгрии и до 1 п. п. ВВП в Польше. Учитывая текущий невысокий темп роста в некоторых из этих стран, влияние обмена санкциями является крайне существенным.
Различные стадии развития санкционного процесса, равно как и вынужденные ответные меры Москвы, образуют весьма специфический психологический контекст, важность которого простирается существенно дальше непосредственных эффектов от конфронтационных мер. Со стороны США и ЕС мы видим ряд ограничений в промышленной кооперации, а также в финансовых операциях с российскими компаниями и банками. В конце июля США распространили режим санкций на взаимоотношения с компаниями оборонного сектора России, куда попали государственные корпорации ОАК и ОСК. Затем вступили в силу так называемые секторальные санкции, которые поставили под запрет займы российских компаний на международных финансовых рынках сроком более 90 дней. Санкции сделали невозможным наращивание внешнего долга частных компаний, равно как и его рефинансирование по мере наступления сроков погашения. Это, конечно, вызвало острую потребность в иностранной валюте у российских компаний, особенно в третьем и четвертом кварталах минувшего года. Дефицит долларов для обслуживания внешнего долга был важнейшим драйвером быстрого обесценения рубля в конце ноября — середине декабря. Однако к концу года мы стали свидетелями некоторого снижения напряжения на российском внутреннем валютном рынке.
Захватывающее дух падение нефтяных цен серьезно осложнило ситуацию. Еще в середине 2014 года цена на нефть была на уровне 110 долларов за баррель, а к его концу — уже ниже 60 долларов. Столь масштабное снижение (на 45%), возможно, связано с текущим избытком предложения на мировом рынке нефти вследствие быстрого роста добычи сланцевой нефти в США. Вполне возможно также, что нефтяные цены могут быть объектом манипуляций со стороны США с целью ослабления России. Однако и еще один фактор вступил в игру: стремление стран — крупных производителей нефти во главе с Саудовской Аравией ограничить развитие нетрадиционных источников углеводородов в Канаде и США. Эти проекты имеют порог рентабельности как минимум 60 долларов за баррель, а более вероятно — в среднем около 80 долларов за баррель.
Совокупность всех этих факторов спровоцировала мощную спекулятивную атаку на рубль и декабрьский валютный кризис. Но он стал проявлением еще более глубокого кризиса модели экономического роста.
Декабрьский курсовой шок и его последствия
Обменный курс рубля стал снижаться с января 2014 года, после того как ЦБ объявил о сворачивании «плановых» интервенций в поддержку национальной валюты. Эта корректировка была частично вызвана предшествующим переукреплением рубля и поэтому казалась естественной. Однако с начала июля снижение курса рубля пошло нарастающими темпами вплоть до драматических событий 12–18 декабря, когда рубль оказался под давлением мощной спекулятивной атаки. Последствия для российской экономики известны: инфляционный шок вследствие резкого взлета цен на импортируемые товары; значительное сжатие инвестиций по аналогичной причине, а также временная приостановка импортных поставок вследствие неопределенности с обменным курсом. Очевидно, что все эти факторы приведут российскую экономику к рецессии в первом квартале 2015 года.
Самостоятельное негативное влияние на экономический рост оказывает политика Банка России. Российские власти приняли решение отбивать спекулятивную атаку на рубль с помощью рыночных рычагов, а не посредством возврата к тем или иным мерам валютного контроля. В результате произошел весьма энергичный подъем ключевой процентной ставки ЦБ РФ — до 17% — при потребительской инфляции по итогам прошлого года в 11,4%. Если нынешний уровень ставки продержится длительное время, это задушит российскую экономику, в частности инвестиции. Цена выбора рыночных рычагов защиты рубля оказывается избыточной. С точки зрения властей, эта политика вряд ли будет продолжительной, есть определенные надежды на ослабление давления на рубль к концу декабря, что действительно произошло: рубль в последнюю декаду декабря несколько окреп.
В этой ситуации лучшим решением для России было бы быстрое введение регуляторных ограничений по трансграничному движению капитала, даже несмотря на то, что власти вплоть до настоящего времени отказываются, по крайне мере публично, рассматривать этот вариант. Но жизнь может заставить вернуться к переоценке альтернатив.
Фактически во второй половине декабря элементы нерыночной политики с целью стабилизации ситуации на валютном рынке были реализованы. Речь идет о проведении неформальных консультаций на уровне президента и председателя правительства с руководителями крупнейших государственных и частных компаний-экспортеров о согласовании с госорганами графиков продажи экспортной выручки и обязательств по неувеличению тезаврационных запасов валюты на счетах. Параллельно ЦБ назначил своих представителей в 119 системообразующих банках для оперативного контроля за валютной позицией и валютными операциями.
Таким образом, хотя политика капитального контроля и валютных ограничений по-прежнему отрицается в качестве рабочей альтернативы, фактически элементы такой политики выборочно, в ручном режиме, уже внедряются, и именно они не в последнюю очередь послужили причиной некоторой стабилизации валютного рынка России в конце декабря.
Финансировать развитие придется самим
Очевидно, что Россия более не в состоянии финансировать себя за счет зарубежных источников, рассчитывая на массированный сырьевой экспорт как базу для балансирования такого финансирования. Это вновь ставит вопрос об изобилии природных ресурсов России. Они образуют колоссальный актив для экономического развития. Однако этот актив должен быть адекватно осмыслен в рамках настоящей политики развития. Это ставит вопрос о ценах на сырье, точнее, о колебаниях этих цен. Колоссальный рост числа деривативных контрактов увеличивает нестабильность спотовых сырьевых цен, превращая рынки сырья в заповедники спекуляций. Нетто-объем деривативных сырьевых внебиржевых контрактов с 1998 по 2006 год вырос в 14 раз, не меньшими темпами росли объемы фьючерсов и опционов. В результате мы являемся свидетелями гигантского разрыва между объемами деривативных сырьевых контрактов и физическими объемами сырья, переходящего из рук в руки на биржах. Этот фактор, как показывают специальные исследования Банка международных расчетов, увеличивает волатильность сырьевых цен.
Отсюда следует необходимость сдвига от производства сырья к его переработке. Необходимость развития перерабатывающих отраслей на основе собственного сырья и полуфабрикатов — отличительная особенность России. Это сделает рост в России более здоровым, менее зависимым от влияния зарубежных экономических и политических факторов.
Тем не менее такая политика ставит на повестку дня другой вопрос: как фондировать такое развитие? Внутреннее финансирование сегодня возможно и до некоторой степени даже обязательно. Однако это потребует быстрого налаживания механизма репатриации экспортных доходов, равно как их распределения внутри экономики.
Здесь мы подходим к давнему вопросу о действительной реформе российской банковской системы. В некоторой степени нынешняя ситуация благоприятна для ее проведения. Возврат капитального контроля освободит регулятору руки для проведения такой реформы. Главной ее задачей — и индикатором успеха — станет создание единого, справедливого рынка ликвидности с участием всех российских банков, поднадзорного и регулируемого Центральным банком. Важной задачей банковской реформы будет и стимулирование к консолидации банковского сектора — в стране по-прежнему избыточное количество мелких и мельчайших банков.
До тех пор пока считается, что рубль должен быть стабилизирован рыночными инструментами, политика будет сопряжена с серьезными проблемами. Процентные ставки останутся высокими, что будет серьезно угнетать инвестиции и, соответственно, сдвиг в сторону более диверсифицированной экономики. Сверхвысокие процентные ставки способны парализовать возможности российской экономики реализовать выигрыш от ослабления рубля, делающего российских производителей более конкурентными на внутреннем и экспортных рынках. Не столько сам кризис обменного курса, сколько методы противодействия ему рискуют затянуть экономику России в рецессию в 2015 году, в то время как промышленное производство уже получило первые позитивные импульсы от обесценения рубля.
Центральный банк и Минфин, таким образом, представляют собой основные препятствия на пути диверсификации российской экономики и становятся одними из основных факторов, способствующих спаду в экономике.
Существуют промежуточные решения между капитальным контролем и нынешней ситуацией. Если Центральный банк будет продолжать придерживаться политики высоких процентных ставок, правительство способно своими решениями несколько смягчить отрицательные последствия этого шага для компаний реального сектора. Речь идет о политике так называемой бонификации процентных ставок, она использовалась во Франции в 1960-е годы. Однако бюджетные издержки такой политики весьма высоки.
Политика бонификации применялась в отношении сельского хозяйства и жилищного строительства. Фактически речь шла о субсидировании бюджетом части процентных платежей заемщиков через специальных финансовых посредников. Французский опыт субсидирования процентных ставок не безупречен (его сопровождали коррупционные скандалы один громче другого), тем не менее его элементы могут быть рассмотрены для возможного творческого заимствования.
В любом случае некоторые российские банкиры справедливо считают, что если ЦБ боится быстро снизить ключевую ставку, то ему следует организовать специализированные программы рефинансирования определенных кредитов (активов) по ставкам ниже ключевой.
Аналогичным образом правительство может решить субсидировать инвестиции частных компаний в крупные инфраструктурные проекты, подобно тому как уже сейчас субсидируются инвестиции в агропромышленном комплексе. Подобная политика может также способствовать развитию компаний в секторе технологических инноваций.
Конечно, реализация таких мер будет означать дальнейшее увеличение удельного веса государства в экономике. Но сегодня это неизбежно. Только сильный импульс, исходящий от государства, способен перезапустить экономику после шока, пережитого ею в декабре.
Если этим импульсом удастся управлять — после тяжелого первого квартала 2015 года, экономический рост может возобновиться уже во втором квартале. Тогда по итогам 2015-го мы сможем увидеть в России умеренную рецессию в пределах минус 1% ВВП с дальнейшим переходом к росту в 2016 году в пределах 3%. Все в руках правительства. Успех в борьбе со спекуляциями на валютном рынке грозит обернуться риском непринятия насущных мер в экономической политике. Однако важно понять, что сейчас речь идет не о сиюминутной реакции на кризис, а о мерах, которые будут способствовать сдвигу модели роста экономики России. Таковы сегодня ставки в дебатах об экономической политике вашей страны.
