Этой осенью мы часто упоминаем выдающегося социолога Чарльза Тилли, который изучал механизмы развития демократии в мире в разные исторические периоды. Свои рецепты он прописал и для России, и сегодня мы удивительным образом видим актуальность его прогнозов. Наше государство сейчас проходит важный тест на политическую и институциональную состоятельность. Речь идет не о гипотетической революции: несмотря на кризис, вероятность внутреннего мятежа ничтожна, даже если брать в расчет западную инициативу, которая непременно будет приложена (особое внимание ближайшему выборному периоду 2016–2018 годов). Речь, наоборот, идет о скорости движения к более открытой и демократичной России.
Тилли предупреждал, что усиление государства всегда приводит к закупорке каналов связи между обществом и властью. Система «окукливается», забюрокрачивается, даже вопреки воле правящих элит. Движение по вектору демократии замедляется. Чтобы вновь наладить «кровоток», необходимо давление среднего класса как наиболее ответственного, состоятельного и образованного слоя населения и части элит. И здесь у нас, похоже, есть проблемы. Часть элит, готовых к изменениям, наскрести можно, пусть и с большим трудом. Определенный сегмент крупного капитала, видные промышленники среднего звена, часть депутатского корпуса недовольны неэффективной экономической и управленческой политикой государства. Но готов ли средний класс подставить плечо этой группе элит? В этой статье мы попробуем оценить, каковы у российского среднего класса потенциал к давлению, запрос на реформы, протестные настроения.
Что мы подразумеваем под давлением? Это активное участие в политической и общественной жизни, легитимное сопротивление неоднозначным инициативам власти, создание механизмов и объединений, то есть инструментов влияния. Если активная часть населения делает это все вне площадок для диалога с властью, возникает революционный потенциал. Но если коммуникация со средним классом налажена, это создает перспективу стремительного развития страны — об этом свидетельствует мировой опыт.
Помнится, Владимир Путин в разгар болотных митингов, где было довольно много представителей среднего класса, искренне удивлялся: мы готовы к диалогу, вот только с кем и о чем разговаривать? И время показало, что разговаривать действительно было не с кем и не о чем. Изменилась ли ситуация сегодня? Ведь в начале 2010-х показалось, что гражданское общество в России поднимает голову: появились волонтерские и благотворительные организации, стал популярен городской активизм. Именно средний класс инициировал эту активность, то есть начал создавать «механизмы давления», а затем вышел на площадь с запросом на честные выборы. И добился от власти политической реформы и заметной прозрачности избирательного процесса. Все произошло в соответствии с законом Токвиля (французский государственный деятель, мыслитель, историк)), который доказал, что революции или большие гражданские движения происходят не в период кризиса, а после выхода из него. Однако у нас после 2012 общественная активность угасла, а государство затянуло гайки, смазав резьбу внешней проблематикой.
Сегодня Россию захлестнула вторая волна кризиса, и системе стоит подготовиться к выходу из нового этапа экономических неурядиц. И здесь важна не только готовность государства разговаривать со средним классом, но и готовность среднего класса вести осмысленный диалог. Грубо говоря, есть ли с чем сегодня идти на разговор с президентом? Только внятная политическая и экономическая повестка дня способна привлечь внимание государства к запросам среднего класса. Только в этом случае мы сможем грамотно подменить западные технологии дестабилизации на отечественную программу развития, драйвером которой станет не узкая группа элиты, а широкая прослойка людей, которые хотели бы сохранить достижения 2000-х, но при этом добиться диалога и реформ. Фактически мы говорим об импортозамещении революции.
Такой разный класс
Пятнадцать лет назад «Эксперт» первым в стране увидел зарождающийся средний класс, весьма определенно описал его границы, признаки и стратификацию. Масштабное исследование 2004–2005 годов определило в средний класс четверть населения России. По нашим оценкам, к предкризисному периоду он вырос до 27%, а потом показатель лишь падал.
Исследование, проведенное в январе–сентябре 2015 года, позволило обновить оценки численности среднего класса. По итогам количественного опроса собственно средний класс (ядро) составляет 22,1% населения России, а 26,5% — это его периферия, или «подбрюшье», как мы называли это в исследовании «Стратификация российского общества» (2005 год). Настоящий российский средний класс представлен в ядре.
Еще одно сравнение. Имущественным критерием в докладе 2015 года стал средний доход на члена домохозяйства — от 22 до 66 тыс. рублей. В 2004-м «вход» в нижний средний класс начинался всего с 7200 рублей среднего заявленного дохода. Перевод зарплат в доллары с поправкой на курсовую разницу дает рост минимального дохода среднего класса с 200 до 350 долларов. За пятнадцать лет средний класс предсказуемо стал обеспеченнее, а его численность сократилась.
Конечно, будет не совсем верно проводить прямые аналогии между двумя исследованиями: у них разная методология, разная выборка, другие механизмы подсчета и оценки. Тогда нас в большей степени интересовала стратификация российского общества, сегодня же хотелось понять, чем живет средний класс, как оценивает окружающую реальность, способен ли понимать и заявлять свои ценности, желания, требования.
Отметим некоторые черты отечественного среднего класса. Его прообразом, в отличие от западного мира, стала не буржуазия, а интеллигенция, то есть учителя, врачи, инженеры, ученые, а не предприниматели. Таким образом, в российском среднем классе и сегодня доминируют не бизнесмены, а интеллигенты. Причем еще больше в стране представителей интеллигенции, которые подходят под определение среднего класса по всем критериям, кроме имущественного. Это отложенный запас для расширения среднего класса при общем повышении уровня жизни населения. Такая характеристика естественным образом обусловливает большую зависимость отечественного среднего класса от государства.
В этой изначально неоднородной среде исследователи сегодня видят заметные процессы внутренней дифференциации. Во-первых, по доходам: богатые богатеют, бедные беднеют. Во-вторых, набирает обороты дифференциация по идеологии и убеждениям, то есть в среде среднего класса формируются различные нормативно-ценностные системы. Среди прочих это различная ориентация на стабильность или перемены. Одни в большей степени заинтересованы в социальной стабильности, так как не хотят терять то, что уже имеют («сохранить Россию» — не разрушить то, чего удалось достичь за последние десятилетия); другие стремятся к реформам общества и государства, и не когда-нибудь, а сейчас («другая Россия» в диапазоне от «немного другая Россия» до «абсолютно другая Россия»). Подчас эти противоположно направленные ценности сочетаются в одних и тех же людях. Разное направление развития государства видят и представители таких сегментов среднего класса, как интеллект-группа (профессионалы, «новый» средний класс: ученые, высококвалифицированные врачи, квалифицированные рабочие) и бизнес-группа. Они сталкиваются с одинаковыми проблемами и сложностями в общественной и гражданской жизни, но по-разному их понимают в силу своих компетенций.
Ряд исследователей считают, что в 2000-е общей характеристикой для этого неоднородного слоя населения стало активное потребление, которое перекрыло все иные запросы. То есть средний класс в России был сформирован как совокупность неидеологизированных субъектов, мотивированных желанием повысить уровень личной материальной обеспеченности и качество потребления. Что же становится объединяющим фактором для среднего класса сегодня? Рискнем предположить, что это запрос на новое качество жизни и модернизацию среды обитания по «западной модели» при сохранении потребительского вектора. Грубо говоря, представитель среднего класса обставил квартиру, купил машину, смог позволить семье регулярно выезжать за границу на отдых, а теперь хочет еще и ровных дорог, красивых парков, безопасности на улицах, высококачественных медицины и образования. Нетрудно догадаться, что с такими запросами он обращается не к работодателю, а к государству, то есть, по сути, стремится заключить новый общественный договор на новых условиях.
Вероятно, поэтому основная часть претензий среднего класса направлена к неэффективным структурам власти, но не к самому государству или его политике. Представители среднего класса единогласно выступают против революционных перемен. Никто не говорит, что сменяемость власти и появление новых лиц в политике должны быть обеспечены любой ценой. Как раз цена здесь имеет решающее значение. Кроме того, важный маркер: гнев среднего класса прежде всего направлен против чиновников регионального звена. То есть именно той власти, которая ответственна за порядок и качество жизни на местах. И это при том, что респонденты в большинстве своем прекрасно разбираются в нюансах «большой политики».
Внутренняя дифференциация и неоднородность пока мешают среднему классу сформулировать сколь-нибудь внятную позицию хотя бы одной консолидированной части, а не всего слоя. Более того, большинство респондентов и не идентифицируют себя как класс или общность, а воспринимают себя как отдельных представителей народа, достигших несколько большего успеха, в первую очередь в материальном плане. При этом, не осознавая себя монолитной социальной группой, представители среднего класса говорят о себе как об опоре и ключевой целевой группе режима, высказывают сожаление, что власть ориентируется не на средний класс, а на элиту, и в целом демонстрируют запрос на активизацию общественно-политической жизни. 45% среднего класса (53% верхнего среднего класса) считают, что «нужны новые лица в политике России». Далее мы оценим нынешнее самочувствие среднего класса, готовность к революционным и эволюционным изменениям, а затем поговорим о том, какие политические взгляды преобладают в этой социальной среде.
Стабильный прагматизм
Реализм в оценке действительности и прагматизм в поступках становятся определяющими качествами среднего класса. Вот показательный пример. Значительная часть, более трети, предпринимателей говорят, что занимаются бизнесом не потому, что хотят, а потому, что это единственная возможность поддерживать привычный высокий уровень жизни. И если бы появилась достойная альтернатива в должности наемного специалиста, они бы с удовольствием отказались бы от своего дела. Тенденция налицо. Пятнадцать лет назад больше половины представителей среднего класса мечтали о своем бизнесе, хотя проблем у предпринимателей тогда было заметно больше, чем сейчас. Был даже популярен термин «социальный оптимист». Сегодня, похоже, появилась отличная альтернатива рисковому занятию бизнесом в виде стройных траекторий карьер в сегменте наемного труда. Люди не хотят лишней головной боли.
Свое материальное положение представители среднего класса в большинстве случаев называли средним (70% против 18,4% оценивающих его как хорошее и 10,9% — как плохое). При этом 44,1% не прогнозируют изменений материального положения в течение ближайшего года, 12,3% ожидают снижения своего достатка. Оптимистов вдвое больше: 22,5% планируют улучшение своего материального положения (среди всего населения доля оптимистов — 18%). Интересно, что представители среднего класса ставят в приоритет развитие и процветание общества над собственным обогащением. Однако это далеко не альтруистическая позиция. Высказываемую точку зрения они аргументируют тем, что в сильном и процветающем обществе создавать прочную основу для себя гораздо проще.
Исследователи отмечают, что в течение года в среднем классе снизились «крымские» эмоции, на передний план выходит социально-экономическая повестка дня и тревожность, связанная с глобальной нестабильностью. Сильно выражено по сравнению с населением в целом опасение изолированности, закрытости страны. Особенно болезненно реагирует на такую перспективу ядро среднего класса, представители среднего возраста и старше. Вероятно, еще пять лет назад главным аргументом стал бы страх потерять привычные туристические маршруты и качественные импортные товары на прилавках. Такие потребительские нотки звучат и сегодня, однако в целом средний класс декларирует более широкую повестку дня. Опасение изоляции связывают с дефицитом отечественных технологий, без которых невозможно развитие экономики, материальное благополучие, высокое качество жизни; есть уверенность в том, что в изоляции Россия не сможет быть богатой; появился страх войны и конфронтации с другими странами; видны опасения (особенно среди более образованных и обеспеченных представителей среднего класса), что в экономическом отношении Россия пойдет по пути какой-нибудь латиноамериканской или африканской страны, в то время как подавляющая часть среднего класса разделяет европейские ценности.
Интересно, что изоляция чаще воспринимается как попытка России стать более независимой и обеспеченной среди молодежи, для которой в принципе характерны повышенные патриотические настроения. В старшей группе более циничное и скептическое отношение к перспективам изолированной страны. Но и те и другие одобряют «крымскую» политику. Более того, даже если бы сейчас появилась возможность вернуть Украине Крым в обмен на отмену санкций и стабилизацию курса рубля, средний класс на это не согласится.
Результаты опросов, которые касаются социального самочувствия среднего класса, его отношения к органам власти и политике государства, не удивляют и в целом соответствуют нашим представлениям о настроениях населения. 62,5% довольны положением дел в стране (в нижнем классе довольны 41,8%). 74,8% полагают, что Россия развивается в правильном направлении (в нижнем — 53,9%). 85,4% одобряют работу президента. Рассматривая сегодня возможных кандидатов на эту должность, 70,8% среднего класса готовы поддержать Владимира Путина, объясняя свой выбор на фокус-группах как его достижениями, так и отсутствием альтернатив.
Первый интересный показатель — значительный негатив в адрес правительства. Положительно оценивают его работу 49,3% среднего класса, отрицательно — 37,1%. Такие оценки объяснимы заметным разграничением зоны ответственности органов власти в последние год-два. Критикуемая внутренняя политика остается в ведении кабинета министров, а одобряемый внешний курс ассоциируется с первым лицом. Собственно, средний класс реалистичен и прекрасно отдает себе отчет в том, что происходит. В числе положительных оценок весомую роль играют повышение обороноспособности страны — 55,2%, повышение авторитета России в мире — 36,0%. В числе отрицательных — коррупция, низкий уровень жизни, социальное расслоение, безработица, медицина, мигранты, беззаконие. При этом общая частота отрицательных мнений превышает частоту положительных в полтора раза. Раскрываясь на фокус-группах, средний класс увлеченно расписывает все промахи власти, причем на орехи достается и в целом одобряемому президенту (излишнее акцентирование на внешней политике, отсутствие контроля за деятельностью других представителей власти, включая губернаторов, отсутствие удачных антикризисных решений).
Пожалуй, основная претензия среднего класса заключается в том, что власть живет сегодняшним днем, у нее нет стратегий, которые выходят за рамки нескольких лет. И санкции с внешним давлением не являются оправданием неэффективности. В результате звучат слова достаточно категоричные: «Власть находится на неправильном пути, поэтому и помогать ей не очень-то и хочется». В среднем классе больше неопределенности, неуверенности в завтрашнем дне, неверия в лучшее, что основано на реалистичном анализе потенциала нынешней власти. Если в нижнем классе преобладает уверенность, что лет через тридцать-сорок страна будет процветать, то в среднем чаще возникают апокалиптические картинки либо жесткая развилка: «Если мы будем дальше двигаться, как сейчас, то, скорее всего, ничего хорошего не будет. Стране необходимо скорректировать политику».
Примечательно, что комплексные социально-политические исследования, проведенные еще в начале 2015 года, показывали не столь категоричную позицию людей — подавляющему большинству казался невозможным «сценарий Майдана». Тогда как по прошествии полугода население высказывает опасение за будущее страны и допускают возникновение «заварушки».
Готовность к реакции
Точка невозврата, при приближении к которой средний класс готов к решительным действиям, существует и приближается — такой вывод делают авторы доклада, основываясь на анализе фокус-групп. Если в ходе опросов средний класс декларирует доверие государству и дает социально-одобряемые ответы, то при более детальном обсуждении видно, что усталость от неэффективности принимаемых решений накапливается.
Текущее состояние среднего класса можно диагностировать как эмоциональное выгорание и апатию. Однако безответный запрос на реформы и антикризисную политику, падение уровня жизни, дефицит конкуренции мнений и взглядов, отсутствие долгосрочных планов и стратегий власти неизбежно должен привести к реакции этого слоя общества. Исследование показало, что в случае значительного ухудшения уровня жизни средний класс готов к мобилизации на активную общественную реакцию (38,8% в ядре, 23,3% в периферии). В ядре есть ответы: «возьмусь за оружие» (6,2%), «приму участие в митингах» (8,5%). 29,4% что-то предпримут, но еще не решили, что конкретно. 41,8% будут искать дополнительные источники заработка (против 38,0%). 24,4% «ничего предпринимать не будут». И лишь 5% прибегнут к эмиграции как способу избежать проблем.
Исследователи отмечают, что на фокус-группах то и дело возникает убежденность респондентов в неотвратимости социального конфликта при отсутствии немедленных изменений. Подобные настроения представители среднего класса высказывают в спокойном, будничном тоне: «Будет заварушка. Мы не знаем, когда она будет, может быть, в следующем году, если ситуация кардинально не изменится, а может, еще через два года». «У нас есть ощущение, что социального катаклизма не избежать». Фраза «что-то будет» возникает периодически.
Подобные настроения соседствуют с убежденностью среднего класса в бесперспективности революционных изменений. Этот слой общества не просто готов сотрудничать с государством, он в значительной мере лоялен власти, готов соглашаться с ней и исполнять ее волю, совместно менять ситуацию к лучшему. Критика данной группы населения направлена не на разрушение и дестабилизацию. Она конструктивна. Средний класс видит себя опорой государства, проблема в том, что он не в состоянии нащупать механизмы для диалога с властью.
Особенно явственно это проявилось в исследовании политических предпочтений среднего класса и его оценке института парламентаризма. В рейтинге партий лидирующую позицию сохраняет «Единая Россия» (47,7%). Во многом такой выбор представляется безальтернативным. Другие парламентские партии теряют привлекательность, поскольку в восприятии среднего класса различия между ними стираются, а их возможности влиять на принимаемые решения и критиковать власть значительно снизились. Выбор в пользу новых партий затруднен. Мешает как их низкая известность, так и в целом скептическое отношение к партийной системе, отсутствие доверия институту партий. Разбираться в новых движениях и их идеологиях многим просто не хочется. Впрочем, растет и усталость от «Единой России». Основные претензии к ней — снижение заметности, отсутствие идеологии, отсутствие новых лиц в политике.
В целом же очевиден запрос на новую партию, главными чертами которой станет не столько альтернативность, сколько влиятельность, то есть реальная перспектива коррекции политики государства. Средний класс не хочет как сейчас, он хочет как-то по-другому, но сам новой повестки дня предложить не может. У него нет готовых формулировок кроме общих, например «справедливость» или «более высокая степень свободы в обществе». Тем не менее в представлении среднего класса такая оппозиция должна отстаивать либерально-демократические ценности, хотя мало кто из респондентов смог внятно сформулировать, что понимается под этой ориентацией. В среднем классе за такую партию готовы проголосовать 34,3% (первое место). В нижнем классе этот запрос тоже достаточно выражен — 26,2%, то есть столько же, сколько составляет объединенный электорат социалистической и коммунистической партий (в сумме 26,1%).
В то же время глубокий анализ запросов среднего класса выявил три идеологических посыла, которые могли бы сочетаться в партии либерально-консервативного толка: демократия, традиционалистский либерализм и справедливость.
Демократия, либерализм, справедливость
Демократия — это то, чего сейчас, по оценкам среднего класса, в нашей стране не хватает. Причем речь идет, как выражаются представители среднего класса, о «реальной, настоящей» демократии, а не той, которая «якобы» и «как бы» у нас существует. К современной парламентской системе в России граждане относятся с большим скепсисом и не верят в нее, называя циничной. Свободные и честные выборы, политическая конкуренция, сменяемость власти, появление новых лиц и реальной оппозиции в политике, прозрачность и понятность законодательства, имеющего равную силу для каждого, независимая судебная система — вот те основания, при наличии которых можно будет говорить, что демократия реальна. Пока же все участники проекта подчеркивали квазихарактер российской демократии, которую называли не просто неполезной, но и вредной для всего общества. Отдельные представители среднего класса говорят не только о необходимости обеспечить сменяемость власти, но и призывают реформировать кадровую политику в целом. Коррупция или отток капитала — лишь два самых ярких, лежащих на поверхности проявления того, что существующая управленческая система себя не оправдывает и обеспечение сменяемости власти в рамках этой системы не приведет ровным счетом ни к чему. Менять нужно систему. Однако на вопрос, как это может быть сделано, ответа не дал ни один из участников проекта.
Либеральность и свобода — второй по значимости идеологический запрос среднего класса. Востребован, впрочем, традиционалистский либерализм, то есть заключенный в определенные рамки, учитывающий ментальность русского человека. Если дать человеку полный набор свобод, позволить все, чего он хочет, мы скатимся к деградации государства. Представители среднего класса подчеркивали: пример излишней «дозы» свободы для народа можно было наблюдать в ельцинский период, возвращения «лихих 90-х» никто не хочет.
В целом доминирует мнение, что индивидуальная свобода нужна и важна, но общественный порядок, социальная справедливость и равенство все же находятся на ступеньку выше. Средний класс готов жертвовать свободой ради порядка и равных для всех правил игры, которые устанавливает сильное государство. Это касается в том числе свободы убеждений. Показательна часть исследования, которая касалась отношения среднего класса к сложным темам с морально-этическим подтекстом: Pussy Riot, «Тангейзер», танец тверк «оренбургских пчелок». В целом была высказана консервативная позиция, и в этом средний класс ведет себя примерно так же, как и население в целом. Но главное, средний класс выступает против раскола общества по идеологическим мотивам, против поляризации мнений по острым вопросам. Главным виновником таких скандалов называют СМИ, которые раскручивают тот или иной сюжет. А решение проблемы средний класс видит вовсе не в общественной дискуссии, а в законодательном регулировании любых спорных моментов. То есть общество не готово стать судьей, цензором. Лучше сразу прописать, что можно, чего нельзя.
Если ответом на дифференциацию по идеологии и убеждениям стало усиление запроса на законодательное регулирование государством сложных морально-нравственных, этических общественных вопросов, то ответом на дифференциацию по доходам стало усиление запроса на справедливость, а точнее, на социальную справедливость и социальные гарантии. Часто в эти понятия средний класс вкладывает коммунистическую идею «от каждого по возможности, каждому по потребности». При этом респонденты признаются, что достичь социальной справедливости в российском обществе невозможно. Основной причиной, препятствующей этому, называется коррупция.
Исследователи выделили три аспекта в трактовке средним классом понятия «социальная справедливость»: идеологический, юридический и экономический.
Идеологически это равномерное распределение материальных благ между всеми членами общества, выполняющими социально значимую функцию.
Юридически — равенство граждан перед законом и их равные возможности, независимо от социального статуса и материального положения.
Экономически — достойный уровень минимальной оплаты труда и социальных пособий для граждан, имеющих на них право (пенсионеры, люди с ограниченными возможностями, матери-одиночки), а также дифференцированное налогообложение. По мнению представителей среднего класса, российское правительство установило недостойный прожиточный минимум. Равняться в этом вопросе следует на западноевропейские страны. Для предпринимателей справедливость — это возможность доступа к дешевым кредитам, которые дадут перспективу развития дела и обеспечения социальными благами подчиненных, то есть позволят выполнять социальные гарантии.
У представителей среднего класса есть четкое представление о том, что включает в себя понятие «социальные гарантии», и о том, какие структуры должны обеспечивать их защиту. Это прежде всего президент и правительство как гаранты исполнения конституционных прав граждан, а также различные социальные службы как непосредственные исполнители. По мнению же участников исследования, в существующих российских реалиях социальные гарантии обеспечиваются только на бумаге, не имея ничего общего с действительностью. При этом, как считают некоторые участники, часть функций по обеспечению социальных гарантий россиян в целом может быть возложена на средний класс. Однако государственные органы не готовы к такому сотрудничеству.
Интересно, что большая часть нынешнего среднего класса воспитывает своих детей уже в совершенно иной парадигме, базирующейся на самостоятельности и независимости от государственной системы социальных гарантий. Общество изначально несправедливо, каждый строит свое будущее самостоятельно и должен рассчитывать только на свои возможности — таков сигнал молодому поколению. Таким образом, в обозримом будущем можно будет говорить о новой трансформации системы ценностей среднего класса.
Рецепты Германии и Франции
Давайте подведем итог и оценим потенциал среднего класса к давлению на государство, закостеневшее в осознании своей силы и возможностей. Кажется, этот слой общества очнулся от потребительской дремоты, насытившись обычными бытовыми радостями. Повысившиеся запросы на качественную среду и эффективные управленческие решения выносят на повестку дня вопрос о новом общественном договоре между властью и населением. Причем вследствие кризисных явлений, падения доходов и уровня жизни, то есть сбоя уже привычного потребительского вектора, а также в отсутствие прямого диалога с властью средний класс готов не просить, а требовать изменений. И он хорошо понимает каких.
При этом средний класс остается максимально лояльным существующему режиму, поддерживает президента и его внешнюю политику, не желает революционных изменений. И тем не менее отчасти готов к радикальным мерам, если останется неуслышанным и непонятым властью. Он не готов бесконечно тянуть налоговую лямку, тащить на своем горбу комплекс неэффективных управленческих решений и при этом не иметь никаких прав влиять на избранный государством курс.
С другой стороны, со средним классом чрезвычайно трудно разговаривать, поскольку он неоднороден. Во многом он по-прежнему несамостоятелен и безынициативен. Например, в сложных морально-этических ситуациях не организует гражданский диалог, а просит государство выступить арбитром и установить общие правила игры для всех. Даже в своей общественной деятельности средний класс предпочитает помогать животным, заниматься благоустройством городов и придомовых территорий, в конце концов, дистанционно собирать вещи для бездомных, но прямую помощь людям — детям, инвалидам, старикам, неимущим — старается переложить на плечи государства.
Средний класс не ощущает себя классом или общностью, не способен сформулировать свою политическую и идеологическую позицию, поэтому, а также вследствие своей неоднородности, он не представлен партией или лидером, которые выражали бы его интересы (отчасти взгляды этого электората аккумулирует «Единая Россия»). При этом средний класс выражает запросы, созвучные либерально-консервативным идеям, на демократию и традиционалистский либерализм, индивидуальную свободу, ограниченную общественными рамками. Еще один ярко выраженный социал-демократический запрос на социальную справедливость постепенно уходит в прошлое, так как своих детей представители среднего класса воспитывают в духе законов рыночного капитализма.
Такие выводы свидетельствуют, что Россия сегодня находится на важной стратегической развилке, на которой в то или иное время оказывались многие западные государства. Если интересы среднего класса не будут учтены, а его запросы — услышаны, в лучшем случае это приведет к чрезмерному усилению государства, ослаблению демократии, еще более впечатляющему разрыву в доходах населения и дальнейшему падению уровня жизни. Худший сценарий отчасти был нарисован в 2012 году на Болотной площади, хотя на тот момент бо́льшая часть среднего класса уличные протесты не поддержала.
Если государство увидит в среднем классе не налоговую базу, а опору режима — политическую, идеологическую, социальную — и наладит с ним диалог, этот слой общества станет фундаментом для демократических преобразований и экономического роста. Мы готовы предложить два коротких примера для институциональных реформ, вовсе не радикальных и вполне приемлемых для части нынешних российских элит.
Для отладки обратной связи между государством и среднем классом необходимы прежде всего площадки (частично они функционирует для представителей бизнеса на базе «Деловой России» или ТПП), которые, однако, будут бесполезны без прямого участия граждан в парламентских механизмах. Сегодня ни в одной политической партии средний класс не видит инструмента влияния на политику государства. Есть острый запрос на новую партию, и этот запрос не идеологизирован, этот запрос не на альтернативу, а на работающий механизм реальной власти. Во многом поэтому провалились все эксперименты с правыми партиями, казалось бы, ориентированными как раз на средний класс: в них просто не видели перспективу без модернизации самого института парламентаризма.
Вполне понятно стремление государства контролировать партийную систему, заметно также желание ее обновить — большая политическая реформа в самом разгаре. При этом, как мы видим, идеологические запросы огромной части населения остаются неучтенными, необходимо раздвинуть границы. С учетом всех этих условий можно предложить немецкий опыт построения парламентского института.
В современной Германии очень жестко заданы рамки политической конкуренции, а государство управляет социальными настроениями. Прежде всего с помощью выстроенной системы политического воспитания, отчасти сходной с практиками КПСС, но разделенной на партийные ячейки. Государство на законодательном уровне легитимировало существование специальных политических фондов — Аденаура, Эрхарда, Розы Люксембург, Неймана — и финансирует их из бюджета. Каждый фонд привлекает часть населения и занимается его политическим воспитанием в своей идеологии, но в границах, дозволенных государством. То есть демократические принципы фундаментальны и непреложны, но оттенки дозволены: есть социал-демократы, либерал-демократы, демократы с христианским уклоном и даже современные коммунисты. Так, в конкуренции политических идей, но в заданном государством русле, пестуется национальный институт парламентаризма. К слову, иная модель, к которой то и дело сваливается Россия, реализована в Соединенных Штатах. Там механизмы политического участия и идеологические рамки определяются не государством, а внутри правящих элит. Однако наши элиты еще должны созреть для такой ответственности и договороспособности.
Рецепт экономического характера, который, с одной стороны, удовлетворит потребительские и идеологические запросы среднего класса и в то же время сделает сам растущий средний класс драйвером развития страны, предоставила Франция. Об этом свидетельствует исследование известного экономиста, директора парижской Высшей школы социальных наук Жака Сапира, который изучал феноменальный рывок Пятой Республики в период с 1960 по 1990 год. За тридцать лет стране удалось утроить ВВП. Темпы роста экономики были сопоставимы с японскими, а в Европе с Францией могла соперничать только Италия.
Этот успех определила комбинация факторов, особую роль среди которых сыграла кредитная система. К началу 1960-х послевоенное восстановление экономики Франции завершилось. Вклад госсектора в прирост ВВП уменьшился до 23%, тогда как частный сектор обеспечивал две трети прироста (пятая часть приходилась на инвестиции, остальное — потребительский спрос домохозяйств). Французы почувствовали вкус к массовому потреблению и потребительскому кредитованию. Именно поэтому Франция так быстро росла в этот период, обгоняя Германию, Великобританию и Соединенные Штаты.
Важнейшими элементами финансовой системы были: 1) предоставление центробанком необходимого экономике фондирования; 2) жестко регулируемый банковский сектор; 3) сильно сегментированные финансовые рынки. Банк Франции фактически был своего рода департаментом министерства финансов. Прямо или косвенно, через своповые механизмы с частными банками, он предоставлял ликвидные средства, необходимые для экономического развития. Росла производительность труда и объемы потребительского кредитования. Свою роль сыграло и расширение объема промышленного производства, давшее серьезный эффект масштаба. Зарплаты росли пропорционально росту производительности труда, что стало гарантией соответствия будущего спроса будущему товарному предложению на рынке. В то время потребительское кредитование играло очень важную роль, позволяя домохозяйствам свободно тратить деньги, а их платежеспособность поддерживалась ростом зарплаты.
Ключевой момент тут — динамическая стабильность и предсказуемость нефинансовой части доходов домохозяйств. Это крайне важно для развивающихся экономик, в том числе для России. Под динамической стабильностью понимается стабильность и предсказуемость темпов роста реального дохода. Динамическая стабильность, в свою очередь, порождает низкий уровень безработицы и высококачественную систему социального страхования, набор общественных соглашений на уровне страны или сектора производства, более высокую степень равенства в распределении доходов, а также развитую социальную сферу (здравоохранение, образование), которая страхует семьи от неожиданного возникновения серьезных скрытых издержек.
Эти следствия развития французской экономики во многом соответствуют идеологическим запросам российского среднего класса, как, впрочем, и всего населения. Речь вновь идет об ином подходе к кредитно-денежной политике. Той, которая обеспечит общее экономическое развитие страны с опорой на средний класс.
