«В два года на вечной мерзлоте встал промышленный город и порт. Три лесозавода пилят лес для Европы и Америки. Электрическим сердцем вошла в тайгу электростанция. Вплотную поставлен вопрос земледелия за Полярным кругом. Появились стада молочных коров. Затрещало радио. Первая партия зимовщиков состояла из трехсот человек. Теперь там 15 тысяч жителей. Советские темпы. Темпы социализма…» — эти строки из альманаха «СССР на стройке» 1932 года выпуска передают атмосферу первых лет жизни Игарки. Крохотный оазис цивилизации посреди лесотундры в верховьях Енисея переживал тогда небывалый подъем. Сам Иван Леонидов, архитектор-авангардист, удостоил Игарку полугодовым визитом, оставив, правда, после себя лишь смелые чертежи с парками, аллеями и пляжами.
Сегодня все это кажется миражом. Дурной, неуместной шуткой. Раздолбанный, вымирающий городок уже десять лет как теряет население и надежду на возрождение. Гордость Игарки, стержень его бытия — лесопильно-перевалочный комбинат — окончательно остановлен. Сплав леса по реке и дальнейшая проводка пиломатериалов в Европу ледоколами по Севморпути в рыночной системе цен оказалась хронически нерентабельной. Кругляк и пиловочник юга Красноярья пошли напрямки в Китай, по железной и таежным дорогам.


В конце 2000-х на север края пришла большая нефть. В полутора сотнях верст на запад от Игарки началась промышленная добыча на Ванкорском месторождении. В полярной тундре с нуля построен добычный комплекс и вахтовый поселок на шесть с половиной тысяч рабочих и инженеров. Сегодня их заметно больше, чем обитателей самой Игарки.
Главным деянием в Игарке «дочки» «Роснефти», «Ванкорнефти», стала реконструкция аэропорта. Модернизированные взлетно-посадочные полосы и аэронавигационная система позволили принимать воздушные суда более высоких классов, здание пропуска пассажиров (аэровокзалом это одноэтажное помещение назвать все же язык не поворачивается) было отстроено заново. Здесь круглые сутки меняют друг друга вахты — прибывшие на бортах из Красноярска бригады после построения и переклички на пятачке у здания пересаживаются на вертолеты и улетают на Ванкор. Навстречу им бредут усталые, одичавшие работяги с баулами за спиной, оттрубившие месячную вахту.


«Условия на вахте нормальные, жаловаться грех, — разговорил я долговязого, крепко сбитого парня, летевшего на работу после “домашнего” месяца. — Хорошие общежития с душем, тренажерами, отличная кормежка. Вот только дисциплина железная. Сухой закон абсолютный — это само собой. Гораздо труднее было привыкнуть к требованию передвигаться только по поселковым дорогам. Шаг в тайгу — штраф. Пошел пособирать голубику — удержат из заработка пятьдесят тысяч. Не дай бог рыбу вздумал поудить — пятьсот тысяч. Так что никакой самодеятельности. Но держишь себя в руках. Заработок держит. В Красноярске с работой туго. Шабашил несколько лет по стройкам, последний раз в Хакасии неплохо заработал, когда там целые поселки после пожаров лесных заново отстраивали. Отстроили. Попил-погулял, дальше что-то надо делать. Вот по знакомству на Ванкор устроился. Пока в охрану. Дальше видно будет».
«Ну если в Красноярске с работой непросто, то что говорить об Игарке? — подумал я про себя. Непонятно вообще, как город еще выживает. На федеральную помощь ему точно рассчитывать не приходится. Ведь Игарка, как и десятки других населенных пунктов с остановленными градообразующими предприятиями (ГРОП), формально не относятся к моногородам. Они вне всех списков. За скобками чиновничьих отчетов: «Встал ГРОП — ложись в гроб».


Распрощавшись с Долговязым на взлетном поле (попутчик просил на всякий пожарный не называть его имя), я отправился узнавать расписание «подушки». Так здесь именуют катерки, юрко снующие через еще не сбросившую весь лед енисейскую протоку между Самоедским островом, где базируется аэропорт, и самим городом на правом берегу реки.
День прошел в хлопотах. А ночью я долго не мог уснуть. То ли полярный день гнал сон, то ли жутковатые истории о строительстве «Мертвой дороги», услышанные в местном музее. Тысячи з/к остались навечно лежать в тундре, выполняя прихоть вождя о строительстве трансполярной магистрали Салехард—Игарка.
«Худо, что храма в городе до сих пор нет, маются здесь сердца людские, не находят успокоения, — сетует отец Александр, настоятель церкви Святителя Николая. Сейчас это не церковь как таковая, а молельный угол в жилом доме. — Много здесь горя было, много творилось зла. Как нам отмолить все это?»
Игарка—Красноярск—Москва