Концерт состоится 20 ноября в Большом зале Московской консерватории. Запись всех сочинений для виолончели и фортепиано Людвига ван Бетховена в его исполнении была удостоена премии Gramophone. Всего в дискографии музыканта около ста записей. Ученик Мстислава Ростроповича, дирижер, педагог Давид Герингас — победитель IV Международного конкурса имени П. И. Чайковского (1970). С 1976 года живет и работает в Германии. Много лет преподавал в музыкальных вузах Гамбурга и Любека, с 2001 года — профессор Высшей школы музыки имени Ханса Айслера в Берлине. Как дирижер и солист он выступал с самыми известными оркестрами Европы и Америки, а с 2005 по 2008 год был главным приглашенным дирижером Филармонического оркестра Кюсю (Япония).

 — Много ли сейчас хороших музыкантов?

— Их было много во все времена. Но сейчас их экстремально много. Это произошло благодаря новым коммуникационным возможностям. Записи выступлений великих исполнителей легко доступны в Сети. Музыканты в любой точке мира могут изучать их приемы, а затем их повторять. Мне кажется, это основная причина прогресса в исполнительском искусстве. Одновременно во всем мире становится все меньше точек, где можно исполнять музыку. Музыка попала под сильное влияние экономики. Она чуть ли не напрямую зависит от уровня развития промышленности. Мы, музыканты, очень чувствуем это.

— Неужели денег на музыку выделяют меньше, чем в прежние годы?

— Когда ГДР присоединилась к ФРГ, было 64 оркестра. Сейчас в Восточной Германии, наверное, нет и половины. Власти объединяют оркестры в расчете на то, что так окажется выгоднее с финансовой точки зрения. В Берлине три оперы, и разговоры о том, нужны ли нам три оперы, не слишком ли это дорого, не утихают. Или: у нас десять оркестров, а может быть, нам достаточно пяти? В Баден-Вюртенберге объединили в один два феноменальных оркестра, которые многие годы радовали слушателей интереснейшим репертуаром. Политики никогда не считаются с мнением людей культуры. Такова реальность. Помимо этого эволюция звукозаписывающей индустрии привела к падению востребованности живых оркестров. В какой-то момент люди стали задаваться вопросом: зачем нам на радио живой оркестр, если мы можем поставить запись и она будет звучать не менее совершенно? К счастью, всегда будут оставаться ценители, способные отличить живое исполнение от записи. Поэтому концертная жизнь не утихает. Менеджерам нужно только выбрать лучший репертуар. И здесь есть свои нюансы. Я дирижировал оркестром в Японии. Мне позвонили и попросили исполнить Пятую симфонию Бетховена. Я говорю: «Хорошо. Неплохое сочинение». Через два дня — новая просьба: «Спонсор не хочет Пятую симфонию Бетховена, он хочет Пятую симфонию Чайковского». Получается, что спонсор дает деньги и заказывает репертуар.

— Почему так происходит?

— Так бывало и во времена Моцарта. В фильме «Амадеус» король хочет сказать что-то критическое в адрес маэстро, но в голову ему ничего не приходит, потому что ему все понравилось, и тогда ему подсказывают: «Слишком много нот». Король повторяет эту фразу, на что Моцарт отвечает: «Нот ровно столько, сколько надо». Он нашел в себе силы ответить достойно королю. Есть очень много мест, где музыканты — это всего лишь часть большого хозяйства и от них сегодня требуется исполнять музыку Дворжака, а завтра — Шумана. И только в некоторых местах музыку можно представить в более широком диапазоне. Дальновидные менеджеры способны «воспитывать» публику, а не только зарабатывать легкие деньги. Музыканты все время идут вперед, постоянно открывая для себя новые формы выразительности, новые способы интерпретации, и публике очень сложно за нами угнаться. С другой стороны, нам нужно вести публику за собой, иначе когда-то мы останемся в одиночестве. Композиторы это уже поняли. Они всегда в развитии своих мыслей, на расстоянии от публики и даже от музыкантов. И некоторые из них стали задумываться о том, как бы им выйти из фестивальных рамок, где играют только современную музыку, и вернуться в залы, куда приходит обыкновенная публика просто послушать музыку. Сейчас наша задача состоит в том, чтобы дать ей возможность познакомиться с чем-то новым. В музыке и в ее исполнении должен быть какой-то притягательный момент. Но в последнее время он часто уходил на второй план. Мы всегда заботились о том, чтобы хорошо играть. Но ведь нужно уметь быть и притягательным тоже. Все зависит от того, кто рассказывает историю. Если композиторы и музыканты слишком далеко уйдут в абстракцию, если будем решать исключительно инструментальные задачи, то быстро оторвемся от реальности и станем переживать из-за того, что нас никто не понимает, а в итоге и не слушает.

— Как вы выбираете для исполнения сочинение современного композитора?

— Для меня композитор — это бог. Он создает что-то необыкновенное, а я лишь озвучиваю задуманное им, в лучшем случае являюсь соавтором. Я связующее звено между композитором и публикой. Превращаю написанные им значки в звуки и должен сделать это как можно лучше. От этого зависит выбор произведения: если я не способен с этой музыкой ничего сделать, лучше не браться. Когда есть возможность обратиться к композитору напрямую, это помогает мне стать более адекватным в исполнении его сочинения. С другой стороны, этот опыт отражается и на исполнении старинной музыки. Понимая, как современный композитор работает над произведением, я начинаю понимать и Брамса, и Баха: их партитуры часто сложны в прочтении.

— Есть ли шанс у современных композиторов преодолеть атмосферу недоверия, которая возникла между ними и слушателем?

— Можно вспомнить два примера: провал премьеры скрипичного концерта Бетховена, который был недостаточно отрепетирован, и провал премьеры оперы «Кармен», к которой публика оказалась не готова. Сейчас же невозможно представить себе оперную сцену без «Кармен» и симфонический оркестр, который не исполнял бы скрипичный концерт Бетховена. Современная музыка требует огромного мастерства и времени на ее постижение. При этом может получиться еще и так, что композитор окажется недоволен качеством исполнения его музыки. Я был свидетелем того, как Дьердь Лигети после премьеры своего сочинения на Зальцбургском фестивале был, мягко говоря, недоволен исполнением. Реакция критики оказалась такой: «Господин Лигети, если вы отдали свои произведения в руки исполнителей, вы должны быть готовы к тому, что они привнесут свои идеи в интерпретацию вашей музыки. Если вы не доверяете исполнителю, то не отдавайте ему свою музыку, а если отдали, соглашайтесь с тем, как он ее играет». С другой стороны, как исполнять «Евгения Онегина» в наше время? Если Вагнер или Чайковский что-то написали, то, может быть, лучше сыграть то, что они хотели. Если вам хочется исполнить что-то другое, напишите свою музыку. Почему надо изменять произведения, которые предполагают ясную сценическую форму? Эти вопросы будут всегда возникать. Мы живем в эпоху модерна, когда режиссер делает все что хочет. Однако среди режиссеров очень мало музыкантов. Иногда это приводит к недоразумениям. Я понимаю, насколько важно для оперной музыки быть видимой — когда получается полный синтез того, что мы видим, с тем, что слышим. Чтобы исполнить произведение, недостаточно только выучить ноты.

— В чем природа зависимости человечества от музыки, которая звучит везде и всюду?

— Я не мыслю свою жизнь без музыки. Но иногда она мне мешает — когда является фоном, засоряющим окружающую среду: он не дает задуматься, сосредоточиться. Как-то раз Шуман написал, что его жена очень много занимается и мешает ему сочинять. Музыкант своим исполнением всегда кому-то мешает, и я, когда занимаюсь, тоже кому-то мешаю. Но без музыки жизнь невозможна, и если я не позанимаюсь несколько дней, то чувствую себя очень дискомфортно. Но я знаю, что и публика приходит на концерты, потому что музыка — важная часть ее жизни, она чувствует на себе ее благотворное влияние. Иначе ничего этого не было бы.