Сверхъестественный ужас
Любопытство было сильнее страха, и я не закрыл глаз
Лавкрафт Ф. Г. Скиталец тьмы: Рассказы, сонеты. - СПб.: Азбука-классика, 2004. - 864с.
Такими словами заканчивается новелла Хорхе Луиса Борхеса, посвященная памяти Говарда Филлипса Лавкрафта. Главная ценность его творчества не столько в том, что оно пробуждает в читателе чувство "сверхъестественного ужаса" (термин, введенный самим Лавкрафтом для обозначения нового направления в литературе), сколько в умении создать ощущение неведомого и расширить границы воображаемого. В произведениях Лавкрафта привлекает то, как он говорит о неведомом мире, непостижимый образ которого то соткан из таинственных грез, то навязан кошмарными сновидениями.
"В поисках неведомого Кадата" - прекрасный образец изящного готического фэнтези. Повествование ведется от первого лица: прием, который наряду с другими (архивными источниками, тайными рукописями, научными исследованиями и свидетельствами очевидцев), используемыми писателем, создает эффект реалистичности описываемых событий. Герой отправляется в путешествие за пределы реальности, чтобы отыскать дивный, предзакатный город своих снов. Автор и есть герой историй, эмоции, образы и сюжеты которых он, по собственному признанию, черпал из своих сновидений.
Говард Лавкрафт фигура довольно загадочная. Он прожил недолгую жизнь добровольного затворника (1890-1937). Все, кто считал себя друзьями и последователями Лавкрафта, знали его по обширной переписке, но никогда не встречались с ним лично. Почти не осталось его фотографий. Две же существующие (на одной из них он с Францем Кафкой) вызывают сомнения в их подлинности. Известно, что в юности он не был чужд научным изысканиям по истории, химии, астрономии. Увлечение науками определило фантастический стиль многих его рассказов: "Хребты безумия" - о научной экспедиции в Антарктику, "Цвет из иных миров" - о странных событиях, связанных с упавшим на одну из ферм Новой Англии метеоритом. Но главными в его творчестве остаются не подвластная разуму сила воображения и архаическая мистика бессознательного.
Его произведения можно скорее отнести к фэнтезийному стилю. Каждый из рассказов, на первый взгляд, обладает собственной завершенностью и не связан с другими общей сюжетной линией. Но при более внимательном прочтении начинаешь воспринимать их как осколки, из которых складываются контуры целого. Так случилось, что автор небольших повестей, многочисленных рассказов и неоконченных набросков (работа над которыми была завершена его последователями) стал основателем мифологии. Его творчество нашло подтверждение в традиции мистических прозрений. Многие слышали про Некрономикон, но далеко не все знают о Лавкрафте, впервые о нем упомянувшем. Такие мифологические образы, как безумный араб Альхазред - создатель Некрономикона, Дагон - древнее божество подводного мира, гулы - жители мрачных подземелий и целый пантеон Старейшин - богов первозданного хаоса (Йог-Сотот, Азатот, Ньярлототеп и многие другие) образуют целую вселенную, ставшую достоянием литературного и кинематографического наследия.
Магический реализм
Дзэнские истории Густава Майринка
Майринк Г. Будда - мое прибежище. СПб.: ИК "Невский проспект", 2004. - 192 с. (Серия "Странники духа").
Густав Майринк (1868-1932) больше знаком читателю как автор выдающихся мистических романов - "Голем", "Белый Доминиканец", "Ангел западного окна" - и основатель пражской литературной школы наряду с Францем Кафкой, Райнером Рильке, Ярославом Гашеком. Но немногие читали его рассказы, короткие истории в стиле буддийских коанов. Возможно, назвать рассказы Майринка коанами можно лишь с долей метафорической условности, скорее, их принято определять как гротескные, иронические, оккультно-юмористические новеллы. Хотя, известно, что ирония (как, впрочем, грубость и побои) один из способов учителей буддизма остановить опьянение словами и блуждание ума.
В 1927 году Майринк принимает буддизм и полностью погружается в медитативную практику. Увлекшись хатха-йогой, он пишет теоретический трактат "На границе с потусторонним". А последние часы своей жизни, находясь под влиянием мистического рока (в 24 года его сын совершает самоубийство, как когда-то пытался сам Маринк), проводит в медитации, глядя на гладь раскинувшегося перед ним озера.
В обращении Майринка к буддизму нет ничего удивительного. Хотя его романы в большинстве своем проникнуты влиянием европейских оккультных школ и еврейской каббалистики, это не лишает их смысла, родственного восточному мистицизму. За поверхностной скорлупой символического многообразия скрывается одна и та же истина, присущая герменевтической традиции и Востока, и Запада - отказ от внешнего, изменчивого бытия и поиск внутренней духовной Родины через раскрытие врат интуиции и самопознания.
Так, в рассказе Bal Macabre ("Пляска смерти") герой узнает страшную тайну Ордена Аманита - спящих нетленных мертвецов. Отведав ядовитых галлюциногенных грибов, он обнаруживает, что за маской Жизни скрывается страшное, уродливое лицо Смерти, которую символизируют оборванный горбун, отвратительно извивающийся акробат и кокотка с раздвоенным змеиным языком. Мысль, к которой подводит автор, состоит в том, что, увязнув в путах времени, мы "забываем и минуты, и секунды...а, значит - мы умерли и живем смертью", став подобием живых мертвецов.
"Будда - мое прибежище" и "Все бытие есть пламенное страдание" - философские притчи о старом музыканте и калеке-птицелове, испивших чашу жизненных страданий и жаждущих освобождения. Они получают его, пожертвовав тем малым, что связывало их с жизнью.
"Фиолетовая смерть" - ироническая история о путешествии англичанина в глубь Тибета, в таинственную страну древней расы и о том, как в наш мир просочилось тайное заклинание, в результате распространения которого вымерла половина человечества, а Землю заселило новое глухонемое поколение людей.
Рассказы Густава Майринка то абсурдно-ироничные, то по-философски аллегоричные, то мистически ужасающие заставляют читателя увидеть за обманчивыми образами материальной реальности знаки, указующие путь к свету вечной истины.
