Города новой эпохи меняют свой облик. Как архитектура отражает изменения в политике и экономике? Может ли общественность влиять на архитектуру города? На эти и другие вопросы отвечает кандидат архитектуры, ассоциированный профессор Казахской головной архитектурно-строительной академии Алим Сабитов.
– Алим Равильевич, как облик современного города отражает культурную, социальную и экономическую ситуацию? Перекликаются ли изменения в архитектуре Алматы с мировыми тенденциями?
– В начале разговора сразу хотел бы выделить три аспекта. Первый: городская среда для казахстанской культуры явление уникальное. Больших городов с развитой инфраструктурой до середины тридцатых годов прошлого века в Казахстане не было. Второй – сменяемость городской застройки. С течением времени облик города меняется до неузнаваемости. Если вспомнить такие города, как Рим, Дамаск или Салоники, которым больше тысячи лет, понятно, что это шестой или десятый город, построенный на этом месте. В то время как Алматы – городская среда первого поколения.
Третий – во всем мире развитие городов шло непрерывно. В XIX веке стали возникать мегаполисы – сверхкрупные города, породившие массу проблем, вызванных городской жизнью. Строились дома со световыми колодцами, в которые не попадал прямой солнечный свет. В массовом порядке стали появляться различного рода болезни, в том числе туберкулез. Но главным бичом были болезни социальные, вызванные имущественным неравенством, в городе ощущавшимся особенно остро. Вторая половина XIX века прошла в борьбе с городом-монстром. Все социалистическое движение было направлено на то, чтобы улучшить проживание в городах неимущих классов, оздоровить городскую среду. В этом движении активно участвовали архитекторы. Улучшение проживания шло по двум направлениям: социальные завоевания (качественный рост условий жизни и труда) и архитектурное проектирование, строительство недорогого и здорового жилья, которым могло бы пользоваться большинство людей.
– Эти цели ставил конструктивизм?
– Да, или по-другому – функционализм. Ле Корбюзье – ведущий архитектор XX века считал архитектуру средством, способным преодолеть социальное неравенство. Хаос в городском хозяйстве XIX века – стихийная застройка и спекуляция земельными участками, появление доходных домов вызвали борьбу с этими явлениями. Сейчас, по прошествии более чем ста лет, сложился более или менее устойчивый баланс между частной собственностью на объекты недвижимости и потребностью в комфортном проживании.
У нас, к сожалению, отсутствует историческая последовательность этого процесса. Градостроительство в Казахстане началось как бы с конца – первыми появились социалистические города, где большинству населения государство обеспечивало комфортность проживания. Это был своеобразный итог борьбы за лучшую жизнь. Сейчас идет возврат к дикому состоянию: взвинчивание цен на жилье, еженедельное подорожание земли, хаотичное строительство. Одним из показателей социалистического строительства была плановая и ансамблевая застройка. Сейчас это утеряно.
– Чем определяется смена архитектурного поколения?
– Если рассматривать Рим, Париж или Лондон – крупные города с древней историей, то они пережили несколько этапов своего существования. В начале своей истории Рим – это деревушка, республиканский Рим – кирпичный город. И лишь в императорскую эпоху Рим становится городом дворцов и храмов. Это один из первых мегаполисов – в начале нашей эры население Рима насчитывало свыше миллиона жителей. Потом несколько веков запустения, и снова расцвет – Рим возрождается в эпоху Ренессанса и обретает свой современный вид в эпоху барокко.
Изменения в судьбе города связаны с разными факторами жизни общества, например, с экономикой. В Крыму есть город Судак. Когда-то это был очень оживленный портовый центр, который назывался Солдайя. Он располагался на Шелковом пути. Ныне такого города не существует. Его «уничтожило» открытие морского пути в Индию. На месте, где находился город, сейчас гигантский пустырь. Вокруг пустыря и расположен маленький курортный городок Судак. Столица Латвии город Рига в свое время был меньше и беднее Солдайи.
В Казахстане в советское время большинство городских образований возникало при предприятиях, в основном добывающей промышленности. Часто это был единственный градообразующий фактор. Если производство останавливалось, то и жизнь в таких городах останавливалась. В начале 90-х годов в Казахстане возникла проблема гибнущих городов. Достаточно вспомнить ситуацию в Кентау, Темиртау, Жайреме. Сейчас постепенно она выправляется. Но в целом зависимость от одного градообразующего фактора может привести к тому, что город просто может исчезнуть. Убывающие города – проблема глобального характера. К счастью, в Алматы такая проблема не стоит. Несмотря на то что столицу перенесли, город практически ничего не потерял. Самый лучший способ существования города – самодостаточность. Это когда город содержит сам себя.
– Сейчас в экономике складываются капиталистические отношения. Как это отразилось на архитектуре?
– Типовые дома – уникальное явление в истории архитектуры. В государственных масштабах выработан стандарт благоустроенного жилья. В середине 50-х годов был выдвинут лозунг: «Каждой советской семье по отдельной благоустроенной квартире!» Это решение было фактически полностью реализовано. Строилось дешевое массовое жилье, у каждой семьи была квартира, включавшая отдельный санузел, ванную и кухню. Хотя это жилище было маленьким и некрасивым, но позволяло решать жилищную проблему в огромных масштабах. Ежегодно строители сдавали сотни миллионов новых квадратных метров благоустроенного жилья. До сих пор эти дома остаются основным жилым фондом. Но этот процесс имел и обратную сторону – в погоне за удешевлением и скоростным строительством архитектура потеряла статус искусства. Мы получили убогую городскую среду.
Сейчас происходит обратный процесс. Несмотря на рыночный хаос, чудовищное подорожание недвижимости, к архитектуре вернулся статус искусства. Она стала разнообразнее и интереснее. Возводившиеся в советское время по генеральным планам города были холодноватые, жили искусственной жизнью.
Алматы меняется и становится живее. Вначале активно реконструировались первые этажи жилых домов. Есть определенные участки города, например, улица Байтурсынова, бывшая Космонавтов, от проспекта Абая до улицы Толе би (Комсомольской), где появились магазины, кафе, конторы. Функция улицы изменилась, она стала торгово-деловым центром. И это произошло без принципиально нового строительства. Изменилась экономическая ситуация: люди получили возможность для коммерческой инициативы, изменилась и функция участка города. Стали активно использоваться ранее пустовавшие участки между домами. Эти здания-вставки не радикально, но все же меняют образ городской среды.
– Какими критериями руководствуются в архитектурном строительстве сейчас, что определяет облик современных зданий?
– Возрастает роль заказчика. Заказчик становится диктатором. На первое место выходит пожелание заказчика, и только потом – умение, вкус и мастерство архитектора.
– Это нормальная практика?
– Скорее всего, это промежуточный этап. В Москве, например, уже формируется тенденция, когда приглашают известных архитекторов, чтобы они делали то, что хотят, полагаясь на их профессионализм и вкус. Момент «делай так, как я хочу» уходит в прошлое, он сменяется доверием к профессионалу. Стремятся нанять специалиста, который на деньги заказчика сделал бы что-то выдающееся. На Западе профессия архитектора очень доходная. Это определяется не только мастерством художника, но и умением без потери строительного и художественного качества добиваться экономии. Заказчику удобнее больше заплатить архитектору, если благодаря его профессионализму он без потери качества сможет осуществить свой проект за меньшие деньги. Это одна из главных задач архитектора. Если он уменьшает смету строительства без ущерба для качества – его гонорар увеличивается. У нас такое сотрудничество архитектора и заказчика еще впереди. Хотя в Алматы уже есть порядка десяти архитекторов, работающих в авторском стиле, и все они довольно успешные.
– Возникает ощущение, что новые супермаркеты, сити- и бизнес-центры – это типовое строительство. За основу берутся расхожие схемы?
– В архитектурном проектировании существует прикладная наука, называющаяся «архитектурная типология». Основная ее задача – разработка удобных функциональных схем. Специалист, работая над проектом, смотрит на разнообразие применения таких схем в мировой практике, находит варианты решений и старается применить их в нашей ситуации. Архитектор, видя, как поступают его коллеги на Западе или на Востоке в сходной ситуации, пытается найти решение задач, стоящих перед ним. Причем это не является плагиатом, поскольку условия строительства всегда уникальны и любая, даже напрямую заимствованная функциональная схема претерпевает серьезные изменения в процессе проектирования. На эти изменения может влиять этажность или характер застраиваемого участка, или особые пожелания заказчика.
– То, что строится у нас, проектируют наши или иностранные архитекторы?
– Проектируют и те и другие. Больше, конечно, наши. Но вопрос влияний кажется серьезнее. Сейчас мы постоянно говорим о влиянии глобализации. В архитектуре глобализация началась в середине 50-х годов XX века. Появился единый всемирный стиль – функционализм. В зрелой современной фазе он называется интернациональным стилем, который заполонил весь мир. Это пример тотальной глобализации в архитектуре. Сейчас архитектура как уникальный вид творческой деятельности уже не имеет жестких стилистических и географических границ. Если архитектор хорошо проектирует и у него есть имя в профессиональной среде, то он может проектировать для любой точки мира и в любом стиле. С интернетом исчезли пространственные границы. Люди из разных стран могут делать один проект. Часто бывает, что архитектору присылают заказ, а заказчика он никогда не видел и не увидит. Что касается наших новых построек, то, на мой взгляд, это попытка идти в ногу с тем, что делается везде. Это в основном модификации позднего интернационального стиля. Кроме этого, сейчас пышным цветом расцветает ордерная архитектура.
– Здания с колоннами и балкончиками, зачастую не совсем вписывающиеся в окружающий пейзаж?
– Появление подобных зданий – ностальгия по несуществовавшему прошлому. Есть выражение «воспоминания о будущем», а это воспоминание о никогда не существовавшем прошлом. Город молодой, и у него нет исторических слоев, привязывающих архитектуру к прошлому. Строятся такие дома, которые, если их не разрушат, через поколение будут восприниматься как существовавшие всегда. Нам они кажутся нелепостью, а нашим внукам будут казаться естественными.
– Вписанность в ансамблевую и культурно-историческую среду – дело времени и привычки или все-таки есть какие-то надвременные эстетические критерии?
– В архитектуре есть понятие ансамблевой застройки. Проектирование архитектурных ансамблей (групп зданий) – это высший пилотаж. В условиях наступившего капитализма это сложная задача. Но если идет масштабное строительство, как например, в Астане, то задачи ансамблевой застройки выступают на первый план. В Астане строительство нового центра на левом берегу реки Ишим имеет уже определенный архитектурно-пространственный каркас.
– Про Астану в шутку говорят, что это три города в одном: в центре несколько кварталов – Астана, затем – Целиноград, а дальше – Акмола.
– Это естественное явление. Есть примеры пострашнее. Мой знакомый ехал в одной африканской стране из аэропорта в столицу. В окно автомобиля видел – хижины, хижины, хижины… Он все ждал, когда же въедет в город. Оказалось, что это и есть город. В Улан-Баторе 40% населения живут в юртах, которые располагаются рядом с типовыми крупнопанельными четырехэтажками. В Бомбее если ехать из аэропорта в город – то проезжаешь самые большие в Азии трущобы – в домах из картонных коробок живут два миллиона человек.
Большие города всегда были колыбелью революций. Это важный фактор городской жизни, который был известен уже в Риме. Именно тогда сложилась поговорка «хлеба и зрелищ!»
Можно найти общие закономерности развития городов, так сказать, универсальные грабли, на которые могут наступить любые городские власти, планируя развитие городского строительства. И здесь очень важно помнить, что большие города всегда были колыбелью революций. Это важный фактор городской жизни, который был известен уже в Риме. Именно тогда сложилась поговорка «хлеба и зрелищ!». Это универсальный прием решения проблем городского населения, в первую очередь люмпен-пролетариата – накормить и развлечь. Развлекая, отвлекать от трудноразрешимых социально-экономических проблем.
Гораздо важнее заниматься подлинным решением таких проблем. На меня сильно подействовала принятая недавно муниципальная программа строительства дешевого жилья. Если она будет реализована, то хоть как-то социальная напряженность, вызванная высокой стоимостью жилья и отсутствием возможности платить за него, будет снята.
– Сейчас имеет место тенденция, помимо возведения офисных центров, строить и комфортабельные жилые дома. Но эти благоустроенные здания (в которых жилой метр стоит дороже, чем в некоторых европейских странах), особенно в центре, зачастую пустуют.
– В какой-то момент жилье начинает выступать эквивалентом денег. Оно становится средством вложения капитала.
– В данном случае экономическая целесообразность не совсем ясна. Ведь недвижимость может не только дорожать, но и резко упасть в цене.
– В нашей ситуации жилье – это самая распространенная форма собственности. А рынок жилья чуть ли не единственное средство вложения денег. Риск есть, но практически все, кто сейчас покупает жилье, идут на него.
– Нет производства.
– Да, это реакция рынка на существование большого количества свободных денег. Их куда-то надо помещать. Удобное, доступное средство – недвижимость.
– Есть ли в Алматы да и вообще в Казахстане примеры, когда помимо финансовых центров, супермаркетов и жилых домов строятся и производственные объекты?
– Не могу утверждать с достоверностью, но слышал, что будут строиться заводы по переработке городских отходов. Утилизация отходов жизнедеятельности – большая мировая проблема. Например, в Японии она решена. У нас пока нет. Генеральный план Астаны проектировал выдающийся японский архитектор Кешо Курокава. Его концепция – это метаболическая (саморазвивающаяся) архитектура. Он заложил структуру саморазвивающегося города, одним из главных составляющих которого являются предприятия по переработке городского мусора и современная система очистки сточных вод. Впервые за все время существования казахстанской архитектуры поставлена задача решить экологические проблемы города. Создание замкнутого экологического цикла жизни города предполагает переработку отходов и их новое использование – в качестве строительных материалов, удобрений и т.д. Очищенные сточные воды планируется пустить на полив новой защитной лесополосы.
– Сейчас нередки случаи возведения объектов вопреки социальным нормам и требованиям сейсмозоны. Жильцы протестуют против скученности многоэтажных застроек, когда их лишают положенных по социальным нормам дворов и детских площадок. Многоэтажки строятся в опасной близости друг от друга.
– Действительно, строительные нормы и правила довольно часто нарушаются. Их много, и в советское время они регламентировали буквально все. Например, есть нормы инсоляции (прямого попадания солнечного света). Они были законодательно подтверждены, их нельзя было нарушать. Сейчас часто не соблюдают и их, из-за чего возрастает возможность заболеваний туберкулезом.
– Я слышала такое мнение, что наш город эклектичен: соседствующие друг с другом постройки советских времен, новые финансовые и продовольственные центры, ордерные здания и т.д.
– Можно сказать, что все города эклектичны. Есть несколько архитектурных заповедников, в которых с точки зрения ряда авторитетных архитекторов сложилась гармоничная среда. В Центральной Азии это Хива, в Великобритании – Оксфорд, университетский город, он не менялся с середины XIX века, во Франции – Каркассон, в Италии – Венеция, Флоренция, Виченца.
Алматы – новый город. И очень важно, чтобы он просто жил. Бизнес-центры на какое-то время будут определять характер города. Но кто знает, что будет завтра. Все постоянно меняется, все не устоявшееся.
– У вас нет чувства, что новые постройки ненадолго?
– Временные здания – новая тенденция в мировой архитектуре. Строится универсальное здание с большим пролетом, в зависимости от ситуации это может быть офисный или торговый центр. Он может быть разобран и перевезен на другое место. Мобильная архитектура начинает активно развиваться. Если раньше это были отдельные проявления, то сейчас она распространяется все больше и больше. Поэтому во временном характере новых сооружений нет ничего страшного, это прогресс в строительной индустрии. В архитектуре главное – работа с весом конструкций. Они имеют массу: перекрытия давят на опоры, опоры на фундамент, фундамент на грунт. Нужно сделать жесткую конструкцию и распределить силу тяжести, чтобы здание не развалилось. Когда эта проблема решается с помощью жестких конструкций, но более легких по весу, и сила тяжести давит на фундамент не сильно – сразу возникает другой взгляд на сооружение. Его уже не нужно строить на века, а на столько, на сколько оно востребовано.
– Сейчас участились несчастные случаи, демонстрирующие зависимость человеческих жизней от архитектурных конструкций и качества строительства: рынки, аквапарки и т.д. Пугает факт их повторяемости.
– Я думаю, что такие случаи происходили всегда. Просто мы живем в век тотальной информированности, все происшествия становятся новостными. Но нужно сказать, что при строительстве, особенно уникальном, экспериментальном, риск есть всегда. Он обусловлен спецификой научно-технического прогресса. Предлагается новая форма, новая конструкция. Риск связан с тем, что нет опыта реализации подобных объектов. Заказчик и архитектор рискуют, идя на создание, например, принципиально нового перекрытия. Часто этот риск оправдывается, но не всегда.
– Зачастую органы, которые должны следить за возведением зданий согласно законодательным требованиям, сами их не соблюдают.
– Одно из реальных нарушений – строительство зданий вдоль русел алматинских речек. В этом случае не учитываются элементарные требования. Первое – реки Алматы – это каналы прохождения воздуха с гор, используемые для проветривания города, так как город расположен в долине и над ним образуется завеса смога. И второе – опасность селя. Он может если и не повредить дома, то сильно задеть грунт.
– Это общий дух времени – жить одним днем. Не задумываясь о том, что будет после, когда кончится нефть или пройдет сель. Сейчас многие горожане возмущены тенденцией тотального разрушения старых зданий города. Такому нападению подвергся центр города, поскольку там самая дорогая земля. Насколько оправдан снос старых исторических зданий?
– Это сложный и болезненный процесс. Но, на мой взгляд, этот процесс совершенно объективен. Мы уже говорили, что Алматы – город первого поколения. Снос и новое строительство – знак наступления второго поколения строительства, показатель жизнеспособности города.
– А как же исторические памятники?
– Я не думаю, что в Алматы их много. Все, что есть, а это в основном архитектурные ансамбли центра города – довольно ухоженные. Можно выразить сожаление, что был снесен дом верненского губернатора, в котором в годы войны находился военный госпиталь, и, что неудачно размещено здание жилого комплекса «Столичный центр», сломавшего масштаб этой части города. Но на самом деле памятников серьезного культурного уровня в городе немного.
Крупнейшие города мира, такие как Париж и Рим, в свое время подверглись серьезной реконструкции (Париж в XIX веке, Рим в 30-е годы XX века). Елисейские поля были пробиты сквозь историческую застройку. Префект Парижа барон Осман затеял коренную реконструкцию Парижа из-за жизненной необходимости: город задыхался – узкие улицы порождали кучу транспортных проблем. Сравните проблемы с исторической застройкой в Париже, Риме и в Алматы.
– Но историческую память нужно как-то формировать. Если снесут все здания – откуда же появится история?
– Это очень сложный вопрос. Где критерии показателей ценности застройки? Сейчас золотое время для строительства: снести все что можно и дать архитекторам построить новые хорошие объекты. Памятников архитектуры немного. Город нужно рассматривать как живой организм – он растет, новое возникает, старое отмирает.
– Понятие живого организма тоже относительно. Кому-то может быть выгодно сделать в Доме ученых финансовый центр. А мне, как человеку, помнящему прошлое, важно, что это здание когда-то являлось оплотом науки и культурной жизни, на возрождение которой я все-таки надеюсь. Меня беспокоит, что через изменение архитектурного облика теряются признаки культурной и социальной направленности города. Библиотеку, научно-исследовательский институт и Академию сменяет финансовый центр.
– Мне сложно говорить об этом. Например, Алма-Ату, которую знал и любил, я однажды уже потерял, в 70-е годы. Это была первая волна большого строительства, когда строились микрорайоны. Маленькие одноэтажные дома с садиками, где вечером пили чай на веранде всей семьей, ушли в прошлое. Точно так же мои родители потеряли довоенную Алма-Ату, в которой прошло их детство. Эти потери неизбежны для каждого поколения. Ведь никто, кроме историков, не сожалеет о потере, например, Москвы Дмитрия Донского или Москвы Ивана Грозного. Но при этом спокойно существует Москва XIX века.
– Есть же мировая тенденция истории в архитектуре.
– Сегодня это тенденция сохранения архитектурного наследия, а во времена Ле Корбюзье ее не было. В проекте «Вуазен» он предлагал снести Париж и построить несколько небоскребов, и сделать несколько прямых транспортных линий. Ему вторил Гийом Аполлинер: «Твой нудный хлам домашний, Греция и Рим, вредит автомобилям допотопный грим…».
– Вы считаете, что это здравая позиция?
– Кто громче кричит, того лучше и слышат. Ле Корбюзье говорил: «Давайте снесем все старье». Сейчас говорят: «Давайте сохраним, это наше богатство». Всегда можно найти аргументы и за, и против. Это все сильно похоже на демагогию. Должен быть какой-то баланс.
– Мировые города – центры туризма. Финансово выгодно поддерживать их в прежнем состоянии. Алматы – не Рим, не Париж и не Москва. Он подпадает под тенденцию мобильной архитектуры и станет постоянно меняющимся городом без истории?
– У него и нет истории как таковой. Эту историю надо придумывать. В этой ситуации надо думать, как можно создать архитектурный заповедник, который был бы интересен туристам. В него мог бы войти Вознесенский собор, искусственно реконструированный фрагмент форта и, может быть, на новом месте воспроизведенный дом верненского губернатора.
– Получается, что вся историческая память – это демагогия. И искусство, и литература, и архитектура. Или у архитектуры особый статус?
– Мы смещаемся в область теоретического спора. Это все творческие концепции. На самом деле в строительстве все регулирует рынок и количество денег, которые там вращаются.
– Общественность не способна влиять на этот процесс?
– Это дело ближайшего будущего. Мы уже говорили, что в большом городе концентрируется большое количество недовольных людей. Здесь важно, как с этим недовольством работать. Либо социальные взрывы, либо какие-то общественные социально безопасные движения, например за сохранение культурного наследия.
Насколько я знаю, есть градостроительный совет при акиме. Наверное, должно быть и общественное движение за сохранение культурно-исторического наследия. Такое движение должно органично участвовать в принятии решений на государственном уровне. Сейчас важнее думать о создании широкого общественного движения по защите экологии города, поддержке инициативы по созданию недорогого муниципального жилья, сохранению парков и скверов, вообще системы озеленения города. Такое движение должно работать вместе с акиматом и решать проблемы в новых, уже не социалистических условиях.
