Имя Филипа Рота, пожалуй, не очень широко известно на русскоязычном пространстве. Но у себя на родине, в Штатах, он признанный мэтр, обладатель Пулитцеровской премии и ряда других престижных наград. Пишет Рот в основном про родную американскую действительность. Да так зажигательно, что периодически его произведения вызывают скандалы.
Очередной его роман, «Людское клеймо», являет собой скандал многослойный. Главного героя, филолога Коулмена Силка, обвиняют в уничижительных высказываниях в адрес его чернокожих студенток. Пикантность ситуации заключается в том, что он считается евреем, а согласно общераспространенному мнению евреи пострадали за всю историю уж никак не меньше, чем негры. Например, до Силка их не принимали на работу в Афина-колледж. Будучи расистом, Силк, тем не менее, смог пробиться в колледж. Как – это одна из основных интриг книги. Автор раскрывает ее ближе к концу и, чтобы не лишать его (автора) возможности ошарашить читателя, о секрете Силка мы тут умолчим.
Тем более что и помимо секрета есть о чем рассказать. Расистские дрязги, в которых замешан Силк, происходят в разгар скандала с Моникой Левински. Сексуальной озабоченности рядовых американцев, смакующих подробности интимной жизни президента, Филип Рот противопоставляет опыт сходящего с ума ветерана Вьетнама Лестера Фарли и его жены Фауни: «Двое детей задыхаются и умирают – вот это ужас. Отчим приходит и лезет в тебя пальцами – вот это ужас… Столько вокруг настоящей боли, он жалуется на невезение?.. Она (Моника. – И.К.) продолжает названивать в Белый дом, а с ней не хотят разговаривать – какой ужас! У тебя все кончено – и это тоже ужас? У меня, дружок, ничего не начиналось. Все кончилось не начавшись».
По Филипу Роту, фирменный американский индивидуализм на поверку оказывается бессилен перед множеством социальных структур, которые должны охранять права личности вне зависимости от ее расы или сексуальных привычек, но на деле не оставляют ей свободного пространства. Self-made person парадоксально оказывается мифом. А «Людское клеймо» – книгой о том, как строится индивидуальная и социальная мифология.
Одни мифы в книге (и в жизни) становятся фантомами, другие обретают плоть и смысл. Так, Коулмен Силк всегда сам строил свою судьбу, был волевым и сильным человеком, но к старости оказывается, что ни он, ни его усилия не нужны ни семье, ни колледжу, ни ему самому. После смерти его жизнь растаскивается на версии и сплетни, которые противоречат друг другу.
История главного героя полифонически перекликается с мифами других персонажей. Идейная противница Коулмена, его коллега Дельфина Ру, тоже сочиняет о себе мифы. Только не знает, на каком остановиться: «29 лет, миниатюрная пылкая парижанка, профессор, одинаково хорошо умеющая читать лекции о Мольере и…» – и что? Или же: «Преподавательница, уроженка Парижа, незамужняя, белая, докторская степень в Йеле». Или: «Миниатюрная, эрудированная, любящая литературу, стильная брюнетка хочет познакомиться».
Выбор мифологии проясняет масштаб личности, дает каждой культурную подсветку и осмысленность. Миф преподносится Ротом как средство защиты от окружающей действительности и от самого себя, буфером, позволяющим сравнительно безболезненно функционировать в американском обществе, где интимность и индивидуальность оказываются предметом кривотолков и осуждения. Когда Силк, презираемый в юности за свое происхождение, допускает в речи двусмысленную неточность, его обвиняют в расизме. А едва он, 71-летний, презрев общепринятые нормы, заводит страстный роман с молодой дояркой Фауни Фарли, ему вменяют в вину «сексуальную эксплуатацию несчастной неграмотной женщины». Коллизия вполне в духе греческих мифов, где судьба настигает героев на излете жизни, когда они надеются, что она обошла их стороной. Корреляция с античной мифологией не случайна. Об этом говорит и место работы Коулмена – Афина-колледж, и его курс «Боги, герои, мифы». Сам герой романа периодически идентифицирует себя с главным олимпийцем: «Благодаря виагре я наконец понял любовные метаморфозы Зевса». Отец Силка, знаток английской классики, дал ему второе имя, которое носил один из самых известных предателей в истории – Брут. И Коулмен, оправдывая это имя, предает мать, семью, расу и придумывает себе новое прошлое.
«Людское клеймо» – это книга о типичной американской проблеме и мечте: свободе, праве на индивидуальность и ее цене. В варианте Филипа Рота это история очищения: человек освобождается от умозрительных построений и видит жизнь жестокой и прекрасной. Таковой ее делает острое, чувственное переживание настоящего: «К завтрашнему дню это не имеет отношения. Все двери захлопни, в бывшее и в будущее. Перестань думать по-общественному».
Однако такое очищение чревато смертью: «Разве можно выйти из этого живым?.. – Да, ты прав, Коулмен, дело попахивает бедой». Такой выход к самому себе, безоглядное освобождение от условностей часто способна вынести только старость. В это время смерть настолько близка человеку, что уже нет смысла хитрить и вилять. Со своей свободой быть собой 71-летний герой «Людского клейма» справляется. Похоже, 67-летний Филип Рот предпринял ту же попытку добраться до человека. И, кажется, ему это удается: книга берет расовые, гендерные и прочие культурные барьеры и выходит в сферу общегуманитарных ценностей, не выходя при этом за границы хорошего вкуса и тонкого чувства правды.
