Формат экономического сотрудничества определяется рамками политического союза. Страны Юго-Восточной Азии объединены в АСЕАН, экономический союз, созданный в свое время для того, чтобы предотвратить распространение коммунизма в ЮВА. После окончания холодной войны членами АСЕАН стали также Вьетнам и Камбоджа, для защиты от которых этот блок создавался. Основой АСЕАН стали так называемые «азиатские ценности». Страны Северо-Восточной Азии (Китай, Япония, Южная и Северная Кореи) никакого экономического блока создать не смогли и вряд ли создадут — слишком глубоки взаимные обиды, велики претензии на политическом уровне. Для них коммунистический Ханой с легкостью вошел в союз с Бангкоком, за взятие которого еще лет тридцать назад провозглашали тост советские военные советники и вьетнамские офицеры.
А коммунистический Пхеньян до сих пор находится в состоянии войны с Сеулом. И обсуждение регионального сотрудничества для Китая, Японии и Южной Кореи возможно лишь в формате АСЕАН+3, а вопросов региональной безопасности — на региональном форуме АСЕАН.
Таможенный союз, как и любая форма экономической интеграции, создавался на базе политической и культурной общности, и это позволило ему пройти путь до Евразийской экономической комиссии. Экономические интересы здесь вторичны. В сравнении с Евросоюзом, где доля взаимной торговли составляет 65%, Единое экономическое пространство с его скромными 12% выглядит провальным проектом. Про то, что Казахстан и Белоруссия друг с другом практически не торгуют, вообще лучше не вспоминать. Но в том же АСЕАН доля взаимной торговли в общем товарообороте стран-участниц не поднимается выше 25%. Экономики этих стран ориентированы на самые крупные мировые рынки — Японию, США, Европу.
В конце прошлого века Евросоюз, позиционировавшийся как чисто экономическое объединение, встал перед проблемой расширения. И сразу стал нуждаться в общей политической платформе. В 1993 году Маастрихтский договор провозгласил общую внешнюю политику и политику безопасности одной из «опор» ЕС.
В Евросоюз вступили почти все новые независимые государства Восточной Европы и Прибалтики. Но прежде чем стать членом ЕС, все они без исключения вступили в НАТО. Иначе говоря, все они сначала стали союзниками военно-политическими и лишь затем были приняты в экономический союз. Для запоздавшей с евроинтеграцией Словакии вопросы вступления в союзы пришлось решать в ускоренном режиме, поэтому в НАТО и в ЕС она вступила почти одновременно весной 2004 года, но все-таки в НАТО — на месяц раньше.
В Латинской Америке ответом Уго Чавеса на предложение США создать Меж-американскую зону свободной торговли стал союз АЛБА (Боливарианская альтернатива для Америки), куда вошли такие страны, как Венесуэла, Куба и Никарагуа. Сотрудничество в рамках АЛБА носит довольно специфический характер — обмен венесуэльской нефти на продовольствие, но все же это экономический блок.
Если бы эффективность интеграции измерялась ростом инвестиций и взаимной торговли, то следовало бы признать, что мы в последние годы интегрируемся с Китаем. Да и не только мы, но и Европа — в июле этого года товарооборот Евросоюза с Китаем достиг 35,6 млрд евро, превысив объемы взаимной торговли ЕС и США. И Россия — за первые восемь месяцев этого года объем взаимной торговли России и Китая вырос на 50%.
Нурсултан Назарбаев в своей статье «Евразийский союз: от идеи к истории будущего» говорит: «Экономические интересы, а не абстрактные геополитические идеи и лозунги — главный двигатель интеграционных процессов». Это справедливо. Но участвовать в этих процессах будут лишь те страны, которые уже стали политическими союзниками. Даже если доля внутреннего товарооборота между ними чуть больше одного процента.