Доцент Института стран Азии и Африки МГУ
Апрельский конфликт между Индией и Пакистаном — сложно сказать какой по счету рецидив хронической болезни, которая, по моему мнению, является неизлечимой. Корни этого конфликта уходят в политику Великобритании при разделе Британской Индии на мусульманскую и индуистскую части. Тогда Лондон поступил по классической колониальной технологии «разделяй и властвуй», которая на протяжении без малого 80 лет не дает Индии и Пакистану наладить нормальные отношения. За это время страны трижды воевали, можно сказать, полноценно, а счет локальным и кратковременным вооруженным столкновениям идет на десятки.
В основе подавляющего большинства этих конфликтов, крупных и мелких (за исключением войны 1971 года за независимость Бангладеш от Пакистана), лежит нерешенный вопрос о принадлежности штата Джамму и Кашмир. Конфликт был встроен в двусторонние отношения с самого начала существования Индии и Пакистана, потому что во главе штата с преобладающим мусульманским населением стоял индус. Первое время еще оставался вариант решить проблему по принципу «ни вашим, ни нашим» — объявить Кашмир третьим независимым государством на территории бывшей Британской Индии. Но с этим не согласились ни в Дели, ни в Карачи (тогдашней столице Пакистана).
Поскольку Индия как антиимпериалистическая держава традиционно тяготела к Советскому Союзу, западные страны рассматривали Пакистан как противовес советскому влиянию в регионе и поддержали ввод в спорный высокогорный штат пакистанской армии, взявшей под контроль примерно треть его территории. Вслед за пакистанской армией туда переселились пуштунские племена, что изменило этническую картину этой части штата не в пользу Индии.
То, что Пакистан и Индия были полем противостояния тогдашних сверхдержав, видно даже на политических картах: в советских атласах Кашмир всегда закрашивался «индийским» цветом, в западных (а также китайских) — «пакистанским». И Вашингтон, и Москва — кто откровеннее, кто более завуалированно — использовали конфликт вокруг Кашмира как прокси-войну между собой. Особенно это проявилось в десятилетие присутствия советских войск в Афганистане, когда Исламабад открыто поддерживал моджахедов, предоставляя им свою территорию для лагерей и снабжая оружием. Именно тогда и там возникли «Аль-Каида» (признана террористической и запрещена в РФ) и позднее — «Талибан». Кстати, на российских картах Кашмир по-прежнему окрашен одним цветом с Индией, но это скорее дань традиции, чем декларация политической позиции Москвы.
Для Китая же было важно иметь в тылу недружественной Индии постоянный источник угрозы. Спор о Кашмире представляет собой хрестоматийный образец полузамороженного конфликта, когда ни одна из сторон не готова признать демаркационную линию в качестве государственной границы и претендует на полный суверенитет над всей спорной территорией.
Полный контроль над Кашмиром важен для Индии еще и потому, что этот штат сама природа сделала идеальным местом для базирования различных террористических группировок. Ни одна регулярная армия — ни индийская, ни пакистанская — ничего не сможет сделать с ними в условиях высокогорной местности и полного бездорожья. Формально «борцы за свободу Кашмира» не связаны с официальным Исламабадом, но в Дели в это мало верят (и не без оснований). Именно поэтому любая вылазка террористов с пакистанской территории априори воспринимается в Дели как агрессия со стороны Пакистана. Какие-нибудь гипотетические миротворческие разделительные силы туда тоже ввести нереально — как по названным географическим причинам, так и потому что Индия (в отличие от Пакистана) не хочет интернационализировать этот конфликт, считая его сугубо двусторонним.
Я недаром обратил внимание на то, каким цветом окрашен Кашмир на картах в разных странах. Сейчас позиция России близка к позиции Индии в том, что вмешательство третьих сил в спор из-за Кашмира недопустимо. Одновременно в Дели резко отрицательно относятся к китайскому проекту «Один пояс — один путь», считая его попыткой окружить Индию сухопутными и военно-морскими базами (которые сегодня размещены в Пакистане, Шри-Ланке и Джибути). В свою очередь, в Китае были не очень заинтересованы в том, чтобы Индия вступала в Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС), ее членство стало результатом компромисса между Пекином и Москвой: Индию приняли при условии, что одновременно вступит и Пакистан, чтобы они нейтрализовали влияние друг друга в ШОС.
Конечно, есть силы, которые могут надавить и на Исламабад (это Китай), и на Дели (это США), принудив их к мирному решению двустороннего конфликта. Но ни одна из сил в этом не заинтересована. Для США поддержка Индии на данном этапе обусловлена надеждой не только ослабить Китай, но и вытеснить оттуда Россию как главного конкурента.
В последнее время в Дели вообще с некоторым раздражением смотрят на российско-китайское сближение. Мои коллеги в индийском экспертном сообществе указывают, что сближение Москвы и Пекина подталкивает Дели на сближение с Вашингтоном для сохранения баланса сил в регионе. Я считаю эти опасения преувеличенными: надо понимать, что объем торговли РФ с Индией не идет ни в какое сравнение с объемом российско-китайской торговли и экономических связей. Мы поэтому пытаемся на всех уровнях объяснять индийцам, что наше сотрудничество с Китаем ни в коем случае не направлено против третьих стран и мы стремимся развивать торговлю со всеми, кто к этому открыт.
Больше новостей читайте в нашем телеграм-канале @expert_mag
