Фарух Рузиматов пришел в Кировский (Мариинский) театр в 1981 году, и до сих пор его имя отмечает в балетном мире одну из безусловных художественных вершин. Признание официальное вполне поспевает за любовью поклонников. В России Рузиматов - народный артист, в Париже его называли "танцовщиком номер один", "королем танца", "королем Фарухом".

Так, как относится Петербург к Рузиматову, он не относится больше ни к кому. Имя танцовщика звучит на северный слух восточной птичьей сказкой. А сам он разительно непохож на остальных балетных кавалеров: смуглый, с острыми "демоническими" чертами лица и энергической пластикой. Но не в одной лишь экзотике дело. Слишком часто с Рузиматовым было связано понятие "впервые". Ведущий участник первого международного сопроекта Кировского балета (акция "Белые ночи" с труппой Мориса Бежара). Первый артист Кировского театра, заключивший персональный контракт с легендарным нью-йоркским гигантом American Ballet Theatre.

Его творчество всегда воспринималось как восходящая линия. Сегодня этот путь выглядит несколько иначе: четко выделяются два этапа.

Вначале было освоение европейской классической формы танца. Станцован весь академический репертуар, который могла предложить Мариинка. Определился индивидуальный исполнительский стиль. Город был захвачен и покорен. Это чудо можно наблюдать и поныне. Что бы Рузиматов ни танцевал, вокруг него складывается гипнотическое поле. Энергетика позы и движения такова, что танцовщик сам по себе становится событием, выстраивая "под себя" ситуации спектакля. При этом его темперамент рассудочен. Рузиматов любит позу и паузу, неистощимо создает новые детали, нюансы, а также поводы для демонстрации своих пластических изобретений. Он - сам себе реклама.

Затем классические партии стали казаться оболочкой, которая выглядит привычно ярко для окружающих, но в которой самого артиста уже нет. Академический период сыграл роль сосуда с мертвой водой, благодаря которой разрозненные части собираются в целое, структура обретает завершенность. И ждет только живой воды.

А ее-то все и нет. Конец 80-х стал для Рузиматова временем уходов, побегов за сложившиеся рубежи. "Революция", "Адам и Ева", "Влюбленный солдат", позже - "Смерть поэта" (Адажиетто) Мориса Бежара, - выход за рамки классического танца. Амун в "Египетских ночах" Фокина-Сергеева, Юноша в "Асият" и Тариэл в "Витязе в тигровой шкуре" Виноградова, - выход за рамки академического репертуара. Работа в Америке, японские гала-программы, балетно-драматические спектакли о Нижинском - выход за пределы Кировской сцены.

Нынешний творческий вечер - первое появление артиста на Мариинской сцене в этом сезоне. Рузиматов не принимал участия ни в новогоднем гала, ни в правительственном концерте в Москве. Маловероятно участие и в февральском фестивале Мариинского балета. Программа вечера составлена из балетов ХХ века, преимущественно иностранных хореографов: "Шехеразада", "Кармен", "Юноша и Смерть", дуэт Кришны и Ратхи из "Бахти". Но это то, что Рузиматов танцует всегда, почти все, что можно увидеть в его исполнении по будням, - просто это собрано под одной обложкой. Это "фирменный" Рузиматов. Единственный в Петербурге танцовщик Бежара.

Ему близка бежаровская структура спектакля - дневник-воспоминания героя: у самого Рузиматова персонажи не бывают юными. В его исполнении характеры статичны, они не развиваются на протяжении действия, а по-античному раскрываются. Но античный бог Аполлон из балета Баланчина наделен чертами бежаровского "Бахти": солнечный танец и темный темперамент. Рузиматов бесстрашно одалживает персонажам свою звездность, задавая им исключительность, особость, и предопределяя дистанцию между собой и зрителями и партнерами по спектаклю. Выход Рузиматова на сцену - бесконечно длящаяся кульминация. Точнее, длящаяся все время его пребывания на сцене. Он часто играет с ролями, перенося эффектные детали от одной в другую и устраивая переклички спектаклей. Но подчас, соединяя рассудочность и звенящую страсть, превращается в собственный фантом.

Если это итог, то он не радует: уникальные возможности феноменального танцовщика остаются трагически нереализованными. Кажется, что Рузиматов просто не вписался в тесные для него масштабы хореографического мира.

Санкт-Петербург