Режиссерская эквилибристика Анатолия Праудина шокирует. С разницей в полмесяца он выпустил под крышей "Балтийского дома" два спектакля, между которыми, кажется, - бездна (при равно высоком, однако, эстетическом уровне). "Урок 1. Воскресение" праудинской "Экспериментальной сцены" и собственно балтдомовские "Три товарища" реализуют не просто два противоположных стиля - камерный и большой, - но два противостоящих мироздания. Первое вызревает под оком Спасителя, второе, по Ремарку, - под "серым бесконечным небом сумасшедшего бога, который придумал жизнь и смерть, чтобы развлекаться". Герои первого (апостолы) осознают свое избранничество, персонажи второго - свою безнадежную потерянность. Стихия первых - горячий адский пар иерусалимских камней, стихия вторых - холодный, тягучий блюз. Первым, естественно, суждено вырваться из застенка, вторым, как ни удивительно, тоже. И это экстракласс сценической акробатики.

Безграничное пространство балтдомовской сцены словно созданы для того, чтобы служить декорацией к спектаклю о потерянном поколении. И художник Александр Орлов принял мужественное и безупречное, как всегда, решение - оставить его как есть. Только в самой глубине соорудил нечто вроде маленьких легкомысленных эстрадных кулис - но только белоснежных. Что остается делать героям на этой продуваемой всеми ветрами "арене", на которой приткнуться негде? Бежать. Прятаться. Куда? За "железный занавес" собственного сознания, катастрофически искалеченного войной. И пожарный театральный занавес медленно ползет вниз. Выгороженная пара-тройка метров широкой авансцены - это и гараж трех товарищей: Робби (Дмитрий Воробьев), Готфрида (Андрей Тенетко) и Отто (Леонид Михайловский), - и спасительный бар безотказного Фреда (Вадим Волков), и меблированные комнаты педантичной и женственной фрау Залевски (Татьяна Пилецкая).

Но и в гараже, и дома Роберта Локампа на протяжении всего действия навещают те четверо, что вместе с ним составляли артиллерийский боевой расчет и так навсегда и остались желторотыми пареньками в шинелях и касках. Робби легко находит свое место только в их ряду: четкими и слаженными движениями невидимые снаряды передаются из рук в руки, заряжаются, выстреливают снова и снова. А когда герой остается один, вместо того, чтобы жить за тех четверых парней - он пьет вчетверо против нормы. Потому что даже тот блюз, что создает уникальную - пьянящую, но не согревающую - атмосферу спектакля, наигрывает на фортепиано один из этих незваных посланцев войны.

Надежда на прорыв остается только у зрителя. И ему не суждено обмануться, потому что главный герой последнего спектакля Анатолия Праудина - это его Печорин, его Скалозуб и его Леонидик из арбузовского "Марата". Режиссер снова, как во времена триумфального покорения им александринских театральных просторов, сделал ставку на артиста Дмитрия Воробьева. Ему, слава богу, не приходится объяснять, что такое для его героя существовать без расчета на то, что "жизнь качнется вправо, качнувшись влево". Единственный выход для этого Локампа - уловить тот момент, когда прошлое и будущее на миг сольются в настоящем, то есть успеть найти в каждом из перетекающих один в другой эпизодов спектакля свое единственное место - реализовать мгновение.

В этих отчаянных опытах у Робби - Воробьева находится по крайней мере два замечательных партнера: любимая - Патриция Хольман - и, совершенно неожиданно, врач Жаффе. В героине Натальи Индейкиной (это первая значительная роль молодой актрисы) нет хрупкости страдающей туберкулезом ремарковской Пат. Тайна ее обаяния - в жизненной мощи. Ей одной, несмотря на роковую болезнь, дано погружаться с головой в потоки блюза и не тонуть в них. Сцена в "Каскаде", "весьма элегантном дансинге", с неунимающимся саксофоном, где Пат словно растворяется в танце, - одна из самых впечатляющих в спектакле, потому что в героине в полной мере есть то, что Ремарк назвал "подсознательным, необъяснимым самоощущением пола". Эта колоссальная женская сила выдергивает Локампа из оков прошлого, чтобы он тут же столкнулся с кошмарами будущего, грозящего навсегда унести Пат. И тут он встречает Жаффе (Владимир Соловьев). Напряженный диалог двоих мужчин на краю пропасти превращает гигантскую сцену в поле невыносимого напряжения, разрывающего время пополам. Непритязательный занавес начинает неспешно двигаться в сторону зала, оборачиваясь белым туннелем, в конце которого - не просто свет, но огромный блестящий автомобиль. В нем - здесь и сейчас - собрались все когда-либо унесенные смертью люди. Последний романтик Готфрид Ленц называет имя следующего пассажира: "Патриция Хольман, девушка, создающая настроение". И слова уезжающей Пат: "Так труднее, но так и легче. Ведь я могла быть и одинокой, и несчастной. Тогда я умирала бы охотно", - оказываются громче, значительнее для финала спектакля, чем отчаянные крики Робби. Потому что ни прошлого, ни будущего больше нет. А значит, нет и страхов. Есть только спасительное настоящее, наполненное энергией жизни.

Санкт-Петербург