Нитку порвали?

Виктор Боярский, полярник, путешественник, директор музея Арктики и Антарктики: "Правительство России сочло, что с точки зрения научного изучения Север нам не нужен"

В Петербурге состоялся 24-й симпозиум по проблемам Антарктики, в котором участвовали представители 45 стран. Цель этого важнейшего международного форума по проблемам шестого континента - уточнение международных норм и правил присутствия человека на Южном полюсе планеты в рамках международного договора об Антарктиде от 1959 года. Договор гарантировал свободу научных исследований и обязывал использовать антарктическую зону исключительно в мирных целях. Но, судя по обозначенным на симпозиуме проблемам, документ отстал от современных реалий.

Свои суждения о современных проблемах изучения Арктики и Антарктики в дни симпозиума Виктор Боярский, директор музея Арктики и Антарктики, известный полярник, участник многочисленных международных экспедиций высказал нашему журналу.

- Не так давно Россия закрыла в Антарктиде одну из пяти станций. Может, у государства нет уже былого экономического и политического интереса к изучению полюса?

- С 90-х годов, когда новое правительство России сочло, что Север с точки зрения научного изучения нам не нужен, а содержание Северного морского пути только оттягивает деньги из бюджета и ничего не дает, все полярные программы пустили на самотек. Это было началом разрушения того, что создавалось в течение 50 лет. Сегодня ставка сделана лишь на те отрасли науки, которые дают быструю отдачу.

- Что касается работы полярных станций - какие исследования проводятся на них, если, конечно, проводятся?

- Вообще все исследования, которые изредка делаются на дрейфующих станциях, касаются, главным образом, изучения климата и океана. Весь смысл исследований в непрерывности и накоплении данных, пополнении базы данных и последующем сравнении временного ряда разных параметров исследований. На основе этого анализа прогнозируется изменение климата на планете, что очень важно.

- А другие страны содержат полярников в Арктике?

- Другие страны никогда себе такого позволить не могли. Только Советский Союз мог организовывать каждый год по станции. Как в 1937 году мы первыми открыли в Арктике станцию, так и держали это лидерство. А сейчас лидерство это оказалось никому не нужным. Сегодня бывают разовые рейсы на полюса, и то, если Академия наук сподобится раз в три года организовать на нашем же судне экспедицию, да еще при участии иностранцев. Так что в основном пока мы торгуем теми данными, что были накоплены до 1990 года.

Впрочем, есть еще один способ изучения Арктики - подключить западных партнеров.

- Спонсоров?

- Нет, не спонсоров. На Западе есть огромная заинтересованность в российском Севере. Почему? Для них российский Север всегда был закрыт. Но в 1990 году территория стала легкодоступной для туристов. Мы в 1992-1994 годах провели очень много экспедиций в Арктику. В том числе и совместно с иностранными университетами. Но в середине 90-х российские власти опомнились и стали закрывать доступ в Арктику. Сегодня этот процесс имеет плохую для нас тенденцию.

- То есть?

- Земля Франца Иосифа стала недоступной. Даже русским попасть на Северный полюс, на все северное побережье стало очень сложно. Пограничники встречают тебя практически в каждом арктическом аэропорту. Без командировки могут завернуть обратно. А для иностранцев вообще нужны специальные разрешения, которые выдаются за полгода по поездки.

- Сколько же стоит организация станции, если даже для крупных государств эти средства оказываются неподъемными?

- Считайте сами. Аренда ледокола стоит 50 тыс. долларов в сутки. Чтобы только дойти в Арктику, нужны две недели, это уже более 700 тыс. долларов. При этом доставка ледоколом - самый дешевый способ. А оборудование, содержание... Так что под миллион долларов на нескольких полярников, и только на первом этапе.

- А проводятся ли выгодные государству российские полярные исследования?

- При Арктическом институте есть фирма, которая занимается спутниковой информацией. Бывают заказы на детальные снимки из космоса островов в Северном Ледовитом океане. Стоимость такого снимка - около трех тысяч долларов. Такие заказы бывают.

- Действуют ли по Арктике научные программы, и остались ли там российские полярные станции?

- Практически все научные программы по Арктике свернуты. Научные станции на большинстве островов закрыты. Я говорю только про российскую Арктику. Американцы же вообще изучением Арктики никогда не злоупотребляли. Им это было не нужно. С помощью подводных лодок они исследовали в основном океан. И у них за всю историю изучения Арктики, если не ошибаюсь, всего-то было три станции. СССР содержал 31 станцию. Но за последние 10 лет Россия закрыла все. Правда, временно существует один базовый лагерь в районе 89 градуса северной широты. Но и этот лагерь нужен лишь для приема туристов.

- Так может, целесообразно искать другие способы изучения полюсов, а со спутников, например?

- Конечно, существуют спутники, которые позволяют получать данные с высоким разрешением и не выходя в экспедиции. Спутниковые данные хороши, но для полной привязки к местности и калибровки требуются наземные изучения. Исследования всегда проводились комплексно. Спутник дает инфракрасные съемки, видимые части спектра. Но этот "спутниковый" метод имеет и свои ограничения. В свое время мы даже планировали такие многослойные экспедиции - спутник - самолет - наземная группа. Сегодня из-за дороговизны и отсутствия финансирования наземная и самолетная стадии выбиты из этой цепи.

- Несколько лет назад министерство науки и технологии практиковало проведение конкурсов по проектам, связанным с изучением Арктики и Антарктики. Как сегодня обстоят дела с такой практикой?

- Кое-что, в единичных случаях, еще живет. В частности, на федеральные средства в арктическом басcейне проводятся геологические, геофизические работы. Наша полярная геологоразведочная экспедиция в прошлом году проводила наземные геологические исследования земли Франца Иосифа.

Сегодня по возрасту ушли опытные ледовые разведчики, которые искали дрейфующие льдины. Полярная авиация давно не существует. Горючее в арктических аэропортах - на вес золота. Ни у кого рука не поднимается использовать самолеты. В общем, одну нитку порвали - и целая отрасль погибает.

- Используется ли опыт полярников при обслуживании Северного морского пути?

- Да. Поэтому и существует Арктический институт, который имеет квалифицированные кадры и многолетний опыт. Но когда они остались без дела, когда не стало основного занятия, то получилось, что институт вынужден искать работу на стороне. Работники института начали открывать свои фирмы и теперь занимаются совсем другим.

Вот взять музей Арктики и Антарктики, которым я руковожу. Мы в год получаем от государства 900 тысяч рублей. Я должен на эти деньги и штат содержать, и здание поддерживать, и, может, даже экспозицию. Но на серьезные вещи денег не хватает. Нужно искать другие источники финансирования. Вот я нашел хорошую золотую жилу - коммерческие экспедиции на Северный полюс, которые я вожу. Они дают существенную добавку музею.

- Вернемся к симпозиуму. Ученые говорили и о целесообразности исследования последствий присутствия человека. Действительно ли относительная доступность Южного полюса может привести к проблемам?

- Да ученые бредят. В Антарктике, конечно, всего много. Что касается вывоза метеоритов, о чем говорили ученые, то нужно здорово постараться, чтобы найти там настоящий метеорит. К счастью, туризм на полюс находится не в той стадии развития, чтобы о нем можно было говорить как о реальной угрозе. Это дорогой континент, чтобы забраться внутрь Антарктики, нужно заплатить 25 тыс. долларов.

Поэтому речь идет о перспективе. И пока туризм находится в профессиональных руках, опасности для Антарктиды я лично не вижу. При сегодняшнем масштабе человеческого присутствия в Антарктике все под контролем. Посещают антарктическое море Росса. Теплоход может вмещать 80-100 человек, он может совершить два рейса в сезон. Воздушным способом континент принимает до 100 человек в год.

- Вы говорите только о российских туристах?

- Какие российские! Про российских надо забыть. Российских туристов в Антарктике не бывает, как и российских путешественников. Там работает только несколько российских зимовочных станций. И, конечно, состояние охраны окружающей среды вокруг наших станций, которые появились там довольно давно, еще когда внимания экологии никакого не уделялось, не очень хорошее.

- Говоря об арктическом бассейне, нельзя обойти стороной проблемы архипелага Шпицберген, который с 1925 года находится во владении Норвегии. Сегодня Россия ограничена в своих правах хозяйственной деятельности, а в перспективе может быть вообще вытеснена с острова.

- Что касается экономических ограничений, то это ударит по нашим интересам. Но, согласитесь, каждая страна стремится защитить свои экономические преимущества. В этом смысле закономерно ограничение Норвегией лова россиянами рыбы или разработки угля. Что касается науки, то ситуация в этой сфере совсем иная. Благоприятная для научной деятельности. Норвежцы открыты к сотрудничеству с российскими институтами, например, с российским институтом геологии Арктики по проведению на Шпицбергене совместных исследований.

- Норвержцы считают, что Россия наносит ущерб экологии Шпицбергена...

- Опять же, не без основания. У нас всегда был отвратительный подход к экологии в масштабах страны: ничего не убирать за собой, не следить за отходами. А технология работы с отходами находится на таком низком уровне... Об их сжигании вообще никогда и речи не было. Это от культуры идет, и мне приходится только горестно соглашаться, что упреки иностранцев справедливы. Русские следят после себя. Взять те же полярные станции: на российских экологическая ситуация гораздо хуже, чем на западных.

- А как станции других стран обращаются с отходами?

- У иностранцев вся техника стоит в ангарах. Отходы вывозятся. Впрочем, и на американских станциях бардака хватает. Но они могут себе позволить такое: собраться один раз и все очистить. Мы же вынуждены были под давлением общественности закрыть станцию "Молодежная". Не законсервировать, а, по договору об Антарктике, все вывезти, чтобы ни гайки не осталось. А станция-то огромная. Создавалась десятилетиями. На ней зимой могли находиться до 300 полярников.

- Помимо руководства музеем, вы еще являетесь директором турагентства. Агентство организует экспедиции и туры как на Северный, так и на Южный полюса. Как много экстремальных туристов?

- Агентство подпитывает музей не только идеями, но и финансами. В прошлом году мы были на первом месте по количеству доставленных в Арктику туристов. 70 человек из 100.

- Но кроме вашей компании в России уже есть и другие операторы, которые также организуют туры на полюса.

- Да? Интересно. Этот бизнес в Арктике очень легко контролировать - иначе как через ледовый аэродром в Диксоне и Хатанге туда просто не попасть. А мы туда никого не пустим. В России нет операторов, кроме нашего агентства. Другое дело, что обычно турфирмы передают клиентов на обслуживание к нам. И мы тоже передаем нашим коллегам туристов.

- Какое впечатление сложилось у вас от туристов?

- Ну, например, в Арктику в этом году я возил семерых экстрасенсов, за которых платила какая-то тайная организация. Они считают, что только на Северном полюсе есть открытая связь с космосом. Там они должны были медитировать и общаться с высшими силами. По их просьбе я помог им найти определенную точку, откуда, как они считают, связь идеальна.

- А вы-то как искали эту точку?

- У меня прибор специальный есть. С его помощью я и нахожу эту точку - 90 градусов северной широты.

- А экстрасенсы установили связь с полюсом?

- Установили, конечно. На полюсе пели песни.