К еврейскому Новому году, отмечаемому 18 сентября, центр "Петербургская иудаика", действующий при финансовой поддержке комитета "Джойнт" и возглавляемый Виктором Кельнером и Валерием Дымшицем, приурочил открытие выставки, в основу которой легла уникальная коллекция Соломона Симкина (12 000 единиц хранения).

Вообще говоря, наверное, мало кто знает, что такая привычная вещь, как почтовая карточка, появилась всего лишь чуть больше столетия назад, в самом конце ХIХ века. Само ее внедрение в обиход - важнейший симптом демократизации, один из этапных шагов в создании массового общества, где тон задают не репрессирующие остальные социальные слои вкусы и нравы (говоря философским языком, "большая наррация") патрицианской верхушки, а вырвавшийся на волю для разговора с собой "массовый" человек, потребитель адекватной ему "массовой" культуры.

Валерий Дымшиц в разговоре сравнил открыточный бум начала века с сегодняшним интернетовским: та же подмена осмысляющего текста идеологизированным видеорядом (подпись под бредущей скорбной толпой: "Галут" - "Изгнание") , то же неиерархизированное культурное пространство (сродни бесцельному блужданию по сайтам): вот два седобородых старика вусмерть переругались, разойдясь в понимании какого-то места в Торе, вот резники на рынке в Гомеле, здесь четырехлетнего малыша впервые приводят в хедер, а вот бедолага Бейлис со своими адвокатами.

Много политики и, подобно интернету, она недосягаема для цензуры: вот открытка с портретом тогдашнего Шамиля Басаева - Григория Гершуни, вот евреи - герои Отечественной войны (1914-1917 годов), вот портреты деятелей русской культуры с комплиментарными для евреев высказываниями. На удивленный вопрос, где же изображения моего любимца Льва Давидовича Троцкого, Дымшиц, не разделяющий столь экзотических симпатий, замечает: "У большевиков не было стоящего PR".

Еврейское общество с раннего средневековья было обществом тотальной грамотности. Сохранение еще в древности вымершего священного языка Торы и чтение на нем было частью религиозного обряда, основой "еврейскости". И образование ограничивалось этим самым поддержанием идентичности, в сущности, не имея никаких прикладных целей. Вот как писал об этом классик литературы на идиш нобелевский лауреат Исаак Башевис Зингер: "Меня не учили ни арифметике, ни географии, ни физике, зато учили, что делать с яйцом, если оно снесено в субботу, и как следует совершать жертвоприношения в храме, разрушенном два тысячелетия тому назад".

Однако ничего, кроме грамотности, и не требуется, чтобы писать друг другу поздравления к праздникам. Мало того, как раз отсутствие образовательного ценза делает именно еврейскую открытку (в отличие от, скажем, русской) бесценным социологическим документом.

На наших глазах рушится патриархальный "штетл" - "местечко". Несмотря на политику сохранения "черты оседлости", напоминающую бантустаны ЮАР эпохи апартеида, все больше евреев получает светское образование, приобретает востребованные вне еврейского мира специальности, ищет себе применение в более благополучных краях. Тогда же романтически настроенная интеллигенция (сионисты), черпая вдохновение в национально-освободительных движениях с одной стороны, и в революционном народничестве с другой, пытается отказаться от уникальной еврейской культурно-исторической модели и создать свое государство ("как у всех").

Открытки свидетельствуют, как меняется статусность и престижность в еврейском обществе, как постепенно место раввинов и цадиков занимают евреи - депутаты Государственной Думы, музыканты с мировыми именами, ученые, титулованные различными монархами Европы за различные заслуги особы. Настоящий бум переживает литература, причем с каждым десятилетием все более многоязыкая. За выбором языка стоит выбор будущего в контексте мировой культуры. Вот классики сионистского направления: творец поэтического иврита Хаим-Нахман Бялик, поэт и переводчик Гомера на иврит Шауль Черниховский; вот ориентирующиеся на широкого читателя "идишисты" с характерными псевдонимами Мойхер-Сфорим ("Книгоноша"), Шолом-Алейхем ("Здрасьте"), а вот одним из первых выбравший русский язык Семен Юшкевич.

Еврейская культура выбирала не только язык, но шире - стиль. Вот впервые обретшие узнаваемые архитектурные черты синагоги (опять-таки о еврейской архитектуре до конца XIX века говорить не приходится). Национальный романтизм диктует нечто восточно-мавританское. Интересно, что эта идея впервые была подсказана при строительстве Хоральной синагоги в Петербурге одним из идеологов "русскости" Владимиром Стасовым.

А вот открытки, изображающие молодых сионистов, охраняющих первые палестинские киббуцы в почти что оперных одеяниях не то бедуинов, не то янычар.

Чрезвычайно интересен раздел, который Дымшиц назвал "приватизацией мировой культуры": репродукции с картин великих мировых художников, изображающих библейские сюжеты с подписями на идише. Совсем недавно это было абсолютно невозможно: ортодоксальный иудаизм запрещает человеческое изображение.

Уже упомянутое отсутствие образовательного ценза и рыночная ориентированность открытки по-своему объясняет обреченность "штетла": гетто с периодически вспыхивающими погромами малопродуктивно для идиллии или ностальгии. "Забыть позор галута и его язык, на котором нельзя говорить с высоко поднятой головой", - под таким углом рассматривался идиш на протяжении почти всего ХХ века. И только сейчас, когда он фактически мертв, в нем начинают видеть естественность и адекватность еврейской судьбе.

Это была огромная уникальная страна в стране (вернее в нескольких странах), занимавшая всю территорию бывших Речи Посполитой и Австрийской империи, с многомиллионным населением, вполне сопоставимым с населением средней европейской державы. У нее не было границ в привычном смысле слова, не было в привычном понимании государственных институтов, ее народ не имел права прикасаться к земле и жил в особых городах или кварталах, но у нее был отчетливый идентитет и, значит, она была реальностью. Сейчас ее нет. Это потеря для всего человечества.

Санкт-Петербург