Оперный вклад московского Большого театра в обменные гастроли между двумя городами был представлен "Евгением Онегиным". Не главную, но важную роль Ленского пел Николай Басков - известие об этом воспринималось сначала как анекдот, оказалось - пресс-релиз. "Евгений Онегин", вероятно, воспринимается Москвой как экспонат золотого культурного фонда. Спектакль был поставлен Борисом Покровским в 1944 году и за долгие годы окаменел на сцене Большого в идеальную оперную постановку со всеми чертами любезного эпохе "большого стиля". Опера Чайковского, со дня премьеры никогда не покидавшая афишу Большого, законно обросла грузом московских традиций, но возобновление в прошлом году варианта полувековой давности без всякой рефлексии и дистанции по отношению к оригиналу кажется жестом полной растерянности театра, не способного создать что-то новое и вынужденного обращаться к спасительным рецептам прошлого.

Декорации Петра Вильямса впечатляют забытой пышностью некритического реализма. Добротно воссоздана барская усадьба, бальная зала, заметена сугробами река и мельница, сияет огнями многоколонная анфилада дворца, мрачна роскошь Татьяниного будуара в петербургском особняке. Все это интересно как аттракцион "машины времени", переносящий зрителя на полвека назад, - вот в этих декорациях блистали Лемешев, Козловский, Норцов и другие отечественные легенды. Но вместо восковых персон на сцене - сегодняшние герои. Они двигаются, как ожившие открытки и фотографии из монографий, но их пение возвращает из грезы к реальности. Голос Николая Баскова (Ленский) действительно обладает немалым потенциалом, у него сильные нефорсированные верхи и узнаваемый тембр, но это достоинства мага-недоучки. Понятия связанности звука, отделки легато, выровненности регистров и отсутствия швов между ними, психологические нюансы интонации - все эти производственные тонкости явно не занимают певца, - возможно, пение под фонограмму постепенно упраздняет проблемы вокальной кухни. Поведение героя на сцене изо всех сил пытаешься оправдать ролью - все-таки поэт Ленский тоже был юношески глуповат, наивен и сладко восторжен. Но все же не настолько карамелен и фальшив.

Клака, усердствовавшая, к счастью, лишь на трех картинах с участием поп-идола, истошными и ритмичными криками "браво" довела ситуацию до фарсовой. Даже леденящая оркестровая постлюдия после сцены дуэли не отменила восторженный визг с ярусов, приветствующий эффектное падение "застреленного" на дуэли кумира. Онегин Владимира Редькина и Татьяна Лолиты Семеновой - исполнители самых честных вокальных правил. Поют осторожно, аккуратно, старательно. В голосах Няни, Лариной узнается московская школа с отчетливостью дикции при изрядной тремоляции. Лишь Гремин с его величавой неспешностью, "вкушающий" хрестоматийную арию во всех деталях, не пропуская ни одного интонационного поворота, заставляет вздохнуть о старой доброй традиции. В остальном же старомодность, которая распространяется на все уровни спектакля - от наивной патриархальности народных сцен, с крестьянами, играющими в салочки, и девицами-красавицами, "натурально" собирающими малину, до вокальной манеры солистов и хора, - не вызывает ни капли ностальгии. Это ретро не обладает шармом ушедшей эпохи. Потому что это не ретро - это сегодняшний день Большого театра.