Масштабный российский эксперимент по разведению в Баренцевом море камчатского краба оказался настолько успешным, что этот ракообразный начал мешать воспроизводству традиционных для региона промысловых рыб. Меж тем из-за непродуманной политики в распределении научных квот и перевода их в разряд промысловых этот валютоемкий объект добычи рыбакам Северного бассейна ожидаемых дивидендов не приносит.

Великое переселение

Даже в 60-е годы прошлого века, отмеченные гигантоманией и вселенским размахом, проект переселения камчатского краба с Дальнего Востока в Баренцево море не имел прецедентов. Перенесение морских организмов и вселение их в отличающиеся от родных условия производится очень редко, а в таких крупных масштабах интродукция краба осуществлялась впервые. В 1961 году в море у поселка Дальние Зеленцы было выпущено более ста крабов и полтора миллиона личинок. До конца десятилетия было привезено еще несколько партий дальневосточных "эмигрантов". Судьбой пришельца занималась наука - сотрудники научно-исследовательских институтов рыбной отрасли, и в первую очередь - ПИНРО (Полярный научно-исследовательский институт морского рыбного хозяйства и океанографии), в ежегодные планы работ которого включалось наблюдение за акклиматизацией "новичка" в Баренцевом море.

В 90-е годы ученые пришли к выводу, что интродуцированный камчатский краб создал в Северо-Восточной Атлантике самовоспроизводящуюся популяцию, ареал которой охватывает акваторию, прилегающую к побережью Мурманска, Северной Норвегии, и распространяется на восток до склонов Гусиной банки. Его общая численность к 2001 году достигла 12 млн особей, промысловая в российской зоне обитания - 1,5 млн. Несмотря на более суровые климатические условия, по ряду параметров (максимальные размеры, абсолютная индивидуальная плодовитость) самки камчатского краба в Баренцевом море даже несколько превосходят своих сородичей в Тихом океане.

Однако в конце 90-х годов ученый мир стал говорить о том, что искусственно привитой популяции грозит сокращение и даже гибель. Краб начал "худеть". Несколько лет назад выход варено-мороженых конечностей составлял, по данным ученых ПИНРО, 57% от массы тела краба, в последние два-три года этот показатель снизился до 51%. Раньше выкидывались за борт как некондиционные до 5% особей, теперь же их доля приближается к 40%. По мнению ученых, одной из возможных причин этого является "недокорм".

При условии дальнейшего роста численности краба (а специалисты ПИНРО прогнозируют, что 2002 год будет очень урожайным для баренцевоморской популяции) можно предположить два варианта развития ситуации. Либо пришелец вытеснит из прибрежных районов некоторых донных рыб, либо начнет регулировать численность популяции естественным образом, то есть - вымирать. Выход из этой ситуации - искусственная регуляция численности краба посредством промышленного лова.

Задержка на старте

Казалось бы, ситуация проста: сформировался промысловый запас (крабы определенного размера и возраста) - надо начинать промысел. Однако ожидание "стартового свистка" длится уже несколько лет.

По мнению сотрудника ПИНРО Александра Сенникова, многие годы участвовавшего в наблюдениях за интродуцированным крабом, с началом промысла затянули лет на восемь, и последствия промедления станут заметны годы спустя, когда обитающие в прибрежных водах морская камбала, пикша, треска ощутят дефицит кормовой базы. Но промышленная добыча, из-за которой, собственно, и затевалось дорогостоящее переселение краба, до сих пор не начата - несмотря на настоятельные рекомендации науки.

В середине 90-х российско-норвежская совместная комиссия по рыболовству, на заседаниях которой определяется допустимый объем промысла рыбы и морепродуктов Баренцева моря, дала "добро" на экспериментальный вылов 22 тысяч крабов-самцов. Количество это разделили пополам между российской и норвежской наукой. Через несколько лет общая квота двух стран доросла до 75 тысяч, а затем и до 200 тысяч особей. Но лов по-прежнему осуществлялся в интересах и под эгидой науки.

Нетрудно догадаться, что тормозом на старте явился экономический интерес к ценному биоресурсу. В первую очередь, "бои" за краба разгорелись между Россией и Норвегией. Начиная с середины 90-х годов на заседаниях российско-норвежской комиссии по рыболовству возникал один и тот же вопрос: чей краб и как его делить? Норвежцы настаивали на паритетном разделе квоты. Россиянам более предпочтительным казался вариант 40% на 60%, а лучше - 30% на 70%. Как-никак, "великое переселение" состоялось именно благодаря России.

В 60-е годы, когда советская сторона начала крабовое переселение, в проведении экологической экспертизы проекта на международном уровне не было нужды. Тем более что планировали заселить крабом исключительно собственные бухты и заливы. Но произошло то, чего никто не ожидал - размножившись, камчатский гость начал массовую миграцию на запад, в более теплые фьорды побережья Норвегии. В руках соседей, положивших глаз на перспективного переселенца, оказался весомый козырь: они периодически напоминали, что интродукция краба была проведена непродуманно и, возможно, пагубно скажется на численности трески - самого ценного промыслового объекта Баренцева моря.

Два года назад, незадолго до "генерального" заседания российско-норвежской комиссии по рыболовству, в СМИ Норвегии появилось сообщение со ссылкой на университет города Берген о том, что баренцевоморский краб переносит пиявку, зараженную паразитами, смертельно опасными для трески. Специалисты ПИНРО опровергли это сообщение, да и сами норвежцы вскоре подтвердили - достоверных данных о заражении трески именно от краба нет. Но тиражирование слуха о "виноватости" камчатского краба в преддверии заседания комиссии было расценено в кулуарах как отнюдь не случайное. Наконец, на заседании совместной комиссии в ноябре 2001 года дело сдвинулось с мертвой точки: краб был признан совместной собственностью двух стран. Норвежцы согласились, что квота должна быть пропорциональна наличию краба в прибрежной зоне страны. Потому России на 2002 год выделена квота на вылов 300 тысяч особей, Норвегии - 100 тысяч. Однако норвежцы наконец-то будут осуществлять промысел краба, а россияне по-прежнему - научно-экспериментальный лов.

И "самоуничижение" россиян, и сговорчивость норвежцев имеют свои объяснения - из разряда тех, о которых не заявляют официально, но догадываются все. Российская сторона не перешла к промышленному лову... по собственной "просьбе". Иначе баренцевоморский краб, вероятнее всего, был бы выставлен на аукцион, и контроль со стороны Госкомрыболовства над этим лакомым ресурсом был бы утрачен. Налицо несовпадение интересов Минэкономразвития, которое старается извлечь максимальную выгоду из распределения морских биоресурсов, с интересами Госкомрыболовства. Председатель Комитета рыбной промышленности Евгений Наздратенко, как известно, в вопросе об аукционах занимает "антигрефовскую" позицию, настаивая, что организация торгов дает доступ к российским ресурсам иностранным компаниям, кредитующим участников торгов.

Уступчивость норвежцев, после нескольких лет дебатов согласившихся на квоту, втрое меньшую российской, тоже вполне объяснима. Поначалу, после миграции краба на запад, норвежские рыбаки неустанно жаловались на потери, которые несут из-за "русского" краба: он объедает наживку с ярусов, путает и рвет сети. Чтобы компенсировать им убытки, норвежское правительство разделило крабовую квоту между владельцами судов, ведущих промысел в прибрежных районах моря и наиболее страдающих от засилья краба. Компенсация судовладельцев утешила, но не слишком - скромная квота была выловлена в течение пары недель. Рыбаки сочли, что вполне справедливо оставлять в своем распоряжении также краба, попавшего в сети вместе с рыбой (так называемый прилов), хотя узаконивающих этот вид добычи документов пока нет.

"В 1999 году официально установленная квота на вылов краба составляла по 37,5 тысячи штук для обеих стран. Однако, судя по норвежским информационным источникам, в тот год в качестве прилова было изъято более 120 тысяч экземпляров", - сказал "Эксперту С-З" начальник управления "Мурманрыбвод" Борис Прищепа.

Российские рыбаки подобных вольностей себе позволить не могут, хотя, по экспертной оценке, прилов краба во время траления рыбы растет год от года. Но наличие даже одного запутавшегося в сетях "камчадала" на борту судна является основанием для наложения штрафа - от "посторонней примеси" россияне должны избавляться немедленно. Хотя, по мнению ученых, около трети выброшенных за борт особей гибнет от шока и полученных травм.

Узок их круг...

С начала экспериментального лова по сей день освоение крабовой квоты производится на основе тройственного договора между ПИНРО, ФГУП "Национальные рыбные ресурсы" и владельцами судов. Последних возможность "обработать" науку крайне интересует. Во-первых, это - дополнительные квоты для судов. Во-вторых, как неоднократно указывалось в докладах Госкомрыболовства, научные квоты - весьма слабо управляемая часть биоресурсов. Отчетность по их освоению, реализации и разделу прибыли совершенно непрозрачна. Краб здесь - не исключение.

Получивший квоту судовладелец превентивно вносит плату за пользование биоресурсами - по 9,5 доллара за каждого краба. Затем, взяв на борт научного сотрудника для наблюдений за камчатским переселенцем, действует как обычный рыбопромышленник: ловит и продает. С одного краба средним весом 4,3 килограмма получают 2 килограмма варено-мороженых конечностей. Реализуют продукцию на Запад в зависимости от качества и размера по цене от 10 до 20 долларов за килограмм. Причем рыбопромышленники настаивают, что средняя цена не превышает 9 долларов, а сопровождающие их научные сотрудники называют цену, почти в два раза большую.

Выручка и прибыль российских краболовов - тайна, покрытая мраком. Но судить о положении дел россиян можно по аналогии с норвежскими коллегами. По сообщению европейского информационного агентства Intra Fish, чтобы выловить 100 тысяч экземпляров норвежской квоты, в прошлом году потребовалось 121 судно, и каждое получило по 29 тысяч долларов от реализации крабов. Российская же квота делилась между небольшим количеством участников, которые, как уже говорилось, продают не сырье, а готовую продукцию. Их прибыли, по логике, должны исчисляться цифрами иного порядка.

Перечень "фаворитов" крайне короток - всего 8 компаний. Если соседи-норвежцы, недолго думая, раздали свою научную квоту рыбакам, традиционно ловившим в прибрежной зоне, то в России был избран иной подход. Как сказал в беседе с корреспондентом "Эксперта С-З" курирующий рыбную отрасль вице-губернатор Мурманской области Вячеслав Силин, "где-то кто-то с кем-то о чем-то договаривается и получает право на вылов научных квот".

"Региональная власть оказалась устраненной не только от участия в управлении этим видом биоресурсов, но и от информации о связанных с ним процессах. Областная администрация должна знать, кто работает по научным квотам, сколько рабочих мест и сколько налогов получит от этого область. Иначе может получиться (и получалось) так, что компания - должник перед бюджетом и нарушитель правил рыболовства наделяется научной квотой. Мы поставили вопрос об информировании администрации перед руководством Госкомрыболовства и, кажется, достигли понимания", - сказал он.

Однако столица, где, собственно, и определяется перечень избранников, допущенных к лакомому ресурсу, выпускать бразды правления не собирается. Летом прошлого года представители Госкомрыболовства, ФГУП "Национальные рыбные ресурсы" и несколько заинтересованных рыбодобывающих компаний провели собрание, на котором было принято решение о создании ассоциации традиционных пользователей краба Северного бассейна, круг которых сложился еще до начала промышленной добычи. Сейчас ассоциация практически зарегистрирована, и присоединение к ней "посторонних" компаний будет проблематичным.

Норвегия - "окно" в Японию

За годы научно-экспериментального лова сложился не только круг традиционных пользователей краба, но и схема сбыта, главную роль в которой играют норвежцы.

В середине 90-х, когда начался научный лов краба, приходилось все постигать с нуля - в Северном бассейне не было ни специализированных судов, ни фабрик для переработки крабового мяса. Первым договор с ПИНРО заключил мурманский рыбакколхоз имени 12-летия Октябрьской революции, который установил на судне "Калгалакша" ловушки-краболовы и начал возить живого краба на береговую переработку.

Естественно, ни о каких сертификатах, подтверждающих соответствие производства мировым стандартам, речи не шло, потому путь на европейский рынок был закрыт.

Выход на мировой рынок был найден через Норвегию: она, не будучи членом ЕС, не предъявляла столь уж жестких требований к процессу изготовления продукции. Покупала краба не для себя: норвежцы относятся к этому деликатесу с нордической сдержанностью и интересуются им в основном накануне рождественских праздников. Переупакованная в яркие "одежки" (и подорожавшая на посреднический процент) российская продукция отправлялась к традиционным потребителям в страны Востока, в первую очередь - в Японию. Технологи японских фирм периодически навещают российские суда, чтобы познакомить наших рыбаков со своими требованиями.

Береговая переработка не слишком понравилась российским рыбакам: неизбежные потери краба, транспортировка сырья и готовой продукции заметно увеличивали затраты на производство. Более предпочтительной выглядела переработка краба и выпуск варено-мороженой продукции непосредственно на судах.

И в прошлом году в Северном бассейне, как по мановению волшебной палочки, появилось сразу несколько судов-фабрик, и переработка фактически перенеслась с суши на море. К баренцевоморскому ресурсу потянули руки дальневосточные рыбаки (судно "Полярный исследователь") и соседи-норвежцы, которые в последние годы демонстрируют крайнюю заинтересованность в "красном королевском крабе" (так они называют этот вид).

Первое специализированное судно-краболов "Меридиан" появилось в Северном бассейне в сентябре прошлого года. Владельцы судна - норвежские компании Multifisk и Pan Fish group - вложили в его переоборудование около 2 млн долларов и передали по лизингу российской компании ООО "Путина". Один из совладельцев судна Онни Оттесен в интервью, данном в ноябре агентству Intra Fish, сказал, что краболов перейдет российскому собственнику через 5 лет. За это время, судя по итогам прошлого года, оно, вылавливая "русского краба в русской экономической зоне", вернет владельцам затраченные на переоборудование средства в десятикратном размере. Непонятно, что дает норвежскому судовладельцу оптимистичную уверенность на получение значительной части (до 100 тысяч экземпляров) русской квоты в 2002 году. Но без уверенности, очевидно, осторожные норвежцы деньги инвестировать не стали бы.

Один из соучредителей ООО "Путина" Василий Лунцевич при встрече с корреспондентом журнала был менее словоохотлив, чем его норвежский партнер. Он подтвердил, что "Путина" платит агентский процент одной из дочерних компаний Multifisk и реализует продукцию через сеть Pan Fish group, но вдаваться в детали условий лизингового договора не стал, сославшись на коммерческую тайну. Тайна, конечно, дело интимное. Однако еще свежи в памяти всевозможные "датские" и "испанский" проекты, по которым Россия, отдавая годами собственные рыбные ресурсы, так и не получила новых судов. К слову: в тех лизинговых проектах были задействованы вполне прозрачные промышленные квоты, а не "туманные" научные.

Очень вероятно, в тот момент, когда все же начнется промышленный лов, мы сможем с удивлением обнаружить, что взращенный россиянами краб приносит дивиденды узкому кругу избранных и соседям-норвежцам.

Мурманск