Петербургский Театр имени Ленсовета показал "Вора" по пьесе польского драматурга Веслава Мысливского в постановке Юрия Бутусова. Режиссер, один из недавних фаворитов питерской сцены, явно берет реванш за вынужденный простой минувшего сезона, выпуская подряд вот уже третью премьеру. Однако ответа на сложный вопрос, зачем Бутусову понадобилась старая (при этом отнюдь не "классическая") пьеса, в спектакле не найти.

Мрачноватую, изрядно затянутую, в высшей степени патетичную историю про польского крестьянина и трех его сыновей, которые, поймав вора на своем картофельном поле, целую ночь потом не могут прийти в себя, все разбираются с этим воришкой, а заодно и с библейскими заповедями, справедливостью и проблемой греха, - скромную эту историю надо или всерьез полюбить, или уж вовсе не ставить. В свое время полюбить "Вора" пытался Марк Захаров, в середине 70-х создав один из самых несуетных, негромких, психологически подробных спектаклей московского Ленкома - не только обойдясь без музыки и танцев, но и запретив зрителям обязательные аплодисменты после мрачного и скорбного финала (убийство без покаяния). Зрители этой лишенной очистительного катарсиса драмы расходились молча. Но в 70-е годы длительное выяснение на театральной сцене мировоззренческих установок персонажей не требовало никаких оправданий, поскольку и являлось одной из основных целей драматического искусства. Сегодня эта недавно столь популярная патетика многозначительных вопросов превратилась в обычную безвкусицу.

Спектакль Бутусова поначалу настраивает на весьма возвышенный лад. Художник Александр Шишкин (постоянный соавтор режиссера) сочинил замечательную декорацию - одно из тех редких сценографических решений, которые жалко использовать только однажды. Наклонный помост и глухие, высокие, насколько хватает глаз, стены из темных досок со следами кровоподтеков образуют нечто вроде гигантского колодца, на дне которого живут люди. Свет лишь изредка пробивается сквозь редкие щели и маленькое оконце где-то наверху (художник по свету Евгений Ганзбург). Это и жуткая "баня с пауками" Достоевского, и убогий крестьянский ад, обитатели которого наивно продолжают думать о том, что они живы, недосыпают, жуют яблоки (больше нечего), волнуются об урожае и читают Библию.

Энергетически насыщенное пространство (которому легко прощаешь его угрюмость) укрупняет живописность отдельных мизансцен, заставляет особенно чутко прислушиваться к словам, следить за изменением внутреннего состояния персонажей. А вот последнее в планы режиссера, похоже, не входило. Бутусов честно предъявит на сцене все что умеет, а умеет он в основном сочинять коротенькие пластические этюды, иногда - вполне выразительные, иногда - нет. Отец (Владимир Матвеев) и сыновья (студенты курса Владислава Пази) вдоволь наиграются на невидимых гармошках, набегаются друг за другом, следуя красивым геометрическим траекториям, напрыгаются по стенам и накатаются на "гигантских шагах".

Основное сценическое время бутусовского "Вора" посвящено упражнениям в религиозно-философской риторике - разумеется, более других преуспел здесь Владимир Матвеев, чье мастерство частенько подбирается к тому, что именуют "психологическим гротеском. Он, как и его персонаж, используя свой обширный профессиональный арсенал, в одиночку пытается договориться с партнерами, завязать какие-то ниточки общения. И так же, как его герой - Отец, терпит поражение. Все честно кричат, старательно нервничают и захлебываются текстом. Длинная "сновидческая" интермедия в конце спектакля напоминает об авангардных перформансах: играют жуткую свадьбу младшего сына, в роли невесты - мать мальчиков, жениха только что скосило автоматной очередью. В этом, собственно, весь бутусовский "Вор". Ударный, "забойный" финал ему действительно необходим - в отличие от Захарова спектакль без оваций Бутусову не интересен даже в качестве эксперимента.