Постсоветское политическое развитие стран Балтии с самого начала координировалось совместными межгосударственными органами. Сейчас существуют три такие управленческие структуры: Балтийская ассамблея (БА), Совет министров Балтии (СМБ) и периодические сессии президентов трех стран.

ЕС ближе соседа

Ныне действующая БА - довольно громоздкая структура, имеющая президиум, секретариат, а также 8 комитетов по различным направлениям деятельности. В промежутках между сессиями, которые проводятся два раза в год, функции ассамблеи осуществляет президиум. БА имеет статус межпарламентской международной организации со всеми соответствующими атрибутами - эмблемой, печатью, представительствами и т.д.

В отличие от Балтийской ассамблеи, где преобладает риторика и болтология, премьеры на своих встречах касаются более практических тем, таких, скажем, как строительство трансбалтийской магистрали Via Baltica, модернизация погранпунктов, координация борьбы с преступностью и т.п. Оба этих органа ежегодно проводят совместные сессии, именующиеся Балтийскими советами. На них СМБ отчитывается о проделанной работе, а БА может вносить предложения.

Однако СМБ, в сущности, действует автономно от Балтийской ассамблеи, что вызывает критику со стороны некоторых парламентских деятелей. Например, Витаутас Ландсбергис не раз говорил с трибуны БА, что эта организация превратилась в клуб любителей поговорить и не оказывает никакого влияния на политику СМБ и что Совет министров Балтии, исполнительный орган, по своему статусу оказался выше балтийского парламента. А бывший председатель комитета по иностранным делам литовского сейма Мечисловас Лауринкус критиковал президиум БА за то, что он ничего не делает в смысле согласования законотворческого процесса в трех странах, а те все свои шаги в первую очередь стремятся согласовывать с ЕС, но не между собой.

Как международная организация БА пытается интегрироваться в более широкие структуры и наиболее тесно сблизилась с Советом государств бассейна Балтийского моря (создан в 1992 году), в который входят министры иностранных дел Финляндии, Дании, Эстонии, Латвии, Литвы, Норвегии, Польши, Германии, России и Швеции.

Наконец, следует упомянуть и третий орган взамодействия - сессии президентов трех республик, которые, согласно договору от 25 марта 1994 года, проходят не реже двух раз в год. Таким образом, на общебалтийском уровне представлены институты всех трех ветвей власти - парламентской, президентской и правительственной.

Оптом или в розницу?

Сами деятели Балтийских стран не раз высказывались о том, что сотрудничество не клеится, а общие структуры работают неэффективно. Например, Арнольд Рюйтель с горечью говорил на 11-й сессии БА: "Уроки истории должны научить наши малые народы, что мы остаемся или исчезаем только вместе". А Альгирдас Бразаускас напомнил своим коллегам, что Балтия может рассчитывать на помощь Европы, лишь "когда мы будем не просто едины, но когда единство наших стран будет прогнозируемым". На этой сессии была даже принята специальная резолюция о необходимости более тесного сотрудничества.

Работа панбалтийских структур происходит волнообразно - периоды пассивности сменяются оживлением. А сомнения в полезности и эффективности межгосударственных органов перемежаются с уверениями в дружбе, взаимовыгодности и актуальности совместных действий. Вдохнуть новую жизнь в работу БА и СМБ политики региона пытаются под воздействием новых сверхзадач и обстоятельств.

Вначале это была демонстрация солидарности в борьбе за выход из СССР (эта тема была актуальна до августа 1994 года, когда Россия вывела свои войска из Латвии и Эстонии). Затем появилась идея евроинтеграции, потом - реакция на российский экономический кризис и попытка выработать единую позицию. Просыпалась солидарность и в виде совместной реакции на отдельные события: например, когда в 1997 году Борис Ельцин неожиданно предложил возложить на Россию функцию гаранта безопасности стран региона (11-я сессия БА ответила "нет"). Однако стоило общей угрозе отступить, как единство начинало разрушаться эгоистическими устремлениями отдельных стран, а координация сменялась ожесточенной конкуренцией.

Эта закономерность наглядно прослеживается в евроинтеграционной деятельности БА. Пожалуй, впервые четкие установки на евроинтеграцию - как в ЕС, так и в НАТО, - были громогласно продекларированы в совместном заявлении президентов Леннарта Мери, Альгирдаса Бразаускаса и Гунтиса Ульманиса 25 марта 1994 года. В нем НАТО названо "основным гарантом безопасности в Европе", а участие Балтии в программе "Партнерство во имя мира" - первой ступенью на пути к нему.

Поначалу была сформулирована позиция добиваться приема в ЕС и НАТО оптом. Она проходит через все резолюции на эту тему, принятые в 1994-1997 годах. Однако идея эта сразу же рассыпалась, как только ЕС счел Эстонию наиболее подготовленной к вступлению и персонально пригласил ее к переговорам. Эстонцы при этом повели себя довольно высокомерно, откровенно давая понять соседям, что вся эта демагогия об "общих целях" им надоела и что "дружба дружбой, а табачок врозь". На 11-й сессии БА в ноябре 1997 года в Вильнюсе принятые резолюции еще сохранили пожелание, чтобы все три страны были приглашены одновременно. Однако эстонцы едва не сорвали их подписание. Дело дошло до того, что во время встречи в Юрмале в мае 1998 года эстонский президент Леннарт Мери заявил своим коллегам Валдасу Адамкусу и Гунтису Ульманису о готовности ввести визовый режим для Литвы и Латвии.

Индивидуализм Эстонии привел к тому, что вскоре и литовцы с латышами смирились с мыслью идти в ЕС и НАТО поодиночке, каждый своим путем. А чтобы сгладить тягостное впечатление, изобрели формулу: "Победа каждого в отдельности является общим достижением". При этом для успокоения самолюбия Литва, например, решила вырваться в форварды по линии НАТО, привлекая к себе внимание резким увеличением военного бюджета.

Вскоре выяснилось, что в Европе странам-кандидатам предстоит суровый конкурс с экзаменами, которые придется сдавать, жестко состязаясь друг с другом. Со временем Брюссель перестал противопоставлять Эстонию другим Балтийским государствам, и их солидарность теперь перешла в тревогу: как бы под нажимом России Запад не передумал - не отступился от самой идеи расширения НАТО.

Безграничные споры

Всякое добрососедство начинается с определения границ. Увы, в Балтии с этим вопросом не все в порядке. Если по сухопутным рубежам особых вопросов не возникало и уже в 1993 году они были согласованы, то по морским - возникли острые и затяжные дискуссии. Соответствующий договор Латвии с Эстонией удалось подписать и ратифицировать сравнительно быстро, в 1996 году, но с Литвой вопрос до сих пор не закрыт.

Переговоры о латышско-литовской морской границе начались в 1993-м и долгое время осложнялись спором из-за нефтяного шельфа. Причем если до подписания договора о границе в 1999-м его тормозила литовская сторона, то потом уперся сейм Латвии, так его и не ратифицировавший.

Помимо технических проблем над договором постоянно довлел политический фактор - проще говоря, обычные, порою кулуарные торги между лидерами стран. Например, так до сих пор и остается тайной так называемый Майшагальский меморандум, заключенный во время охоты двух президентов - Гунтиса Ульманиса и Альгирдаса Бразаускаса - в литовском заповеднике в мае 1995 года. И хотя никто толком не знал, о чем они договорились (по одной из версий, был достигнут компромисс в виде деления пополам вариантов, предлагаемых сторонами), оппозиция не скупилась на обличения (Ландсбергис: "Достаточно распить бутылку охотничьей, чтобы запросто подписать на закуску документ, в котором фигурирует месторождение стоимостью в 3 млрд литов"). Кстати, год спустя Бразаускас без лишнего шума отозвал меморандум, объявив его недействительным.

По договору 1999 года литовская сторона получала морскую зону размером примерно 550 кв. км, весьма богатую рыбой, как утверждают латвийские рыбаки. При этом в качестве точки отсчета Латвия приняла протокольно зафиксированные координаты экономических зон, установленные во время переговоров трех стран Балтии и России в 1992 году.

Неудивительно, что сразу же после подписания договора в Латвии пошла волна недовольства результатом шести лет переговоров. Наиболее агрессивно повели себя рыбаки в лице своей ассоциации, требовавшие ратифицировать договор только при условии, если Литва внесет в него пункт, позволяющий им рыбачить в этих водах наравне с литовцами. В противном случае они грозятся заблокировать все латвийские порты.

Есть немало недовольных договором и среди латвийских политиков, которые находят прецеденты в истории. Так социал-демократ Леонас Боярс напомнил, что в 1921 году Латвия "подарила" Литве 220 км побережья вместе с Палангой в обмен на обещание территории близ Мажейкяй, и призвал "напомнить ей об этом". "Дали Литве выход к морю. Ей досталось 7 морских месторождений, которые обнаружены и исследованы на латвийские деньги. Однако Литва этого не оценила. Так сколько же можно уступать!" - возмущается другой член парламента, Эгилс Балдзенс, призывающий от имени социал-демократов отозвать "грабительский договор".

Между тем значение этого вопроса трудно переоценить: ведь он осложняет осуществление самых священных планов двух стран - евроинтеграционных. Недаром российская Дума канителит с ратификацией пограничного договора с Литвой: там знают, что одним из важных условий при приеме в евроструктуры, особенно в НАТО, является урегулированность границ.

Вильнюс