Давно уже хотел написать о фильме "Кукушка" Александра Рогожкина - почти шедевре, соскальзывающем в беспардоннейший китч. Давно уже хотел порассуждать об этой идиллии - ну просто не "Война и мир", а "Мир посреди войны" - идиллии, кажущейся порой кощунственной. Давно уже подбирался к этому электрическому сну наяву, чем-то напоминающему предвоенные фильмы сталинской поры про то, как простые люди Европы не хотят воевать за чуждые им интересы, а только ждут не дождутся, как бы дезертировать. Да все не находил нужной интонации. Думаю, что и сейчас она не найдется. Траур 28 октября 2002 года будет долгим.

"Пшелты"

Вот знаменательная ошибка, которая происходит у героев фильма с именем советского капитана. Финн и саамка, не знающие русского языка, думают, что его зовут Пшелты... Принимают оборванное ругательство за славное имя. Может быть, они и не ошибаются? В конце концов, слова имеют то значение, которое мы им придаем, - тогда и "Пшелты" способно звучать нежно. И враги станут друзьями, и женщина полюбит двух мужчин одновременно, и те не почувствуют друг к другу ревности, и умерший воскреснет, и...

Словом, перед зрителем - сказка, Голливуд, мечта о "ненаучном коммунизме", о братстве людей разной веры, разной национальности; руссоизм чистой воды: все политическое и социальное, все идеологическое - не просто грязное и кровавое, оно еще и ложное, оно - не существующее. Истинное - вот оно: озеро, мох, деревья, олени, оленья кровь с оленьим молоком, шаманский бубен, магический черный камень. Александр Рогожкин не может не понимать: его фильм - сказка; заклинание уже состоявшейся, уже происшедшей судьбы; за хеппи-эндом этого фильма стоит горькое сознание того, что "в жизни так не бывает, в жизни все по-другому".

Война среди мира

Да, в жизни-то так не бывает. В жизни идет война, которую замечают только тогда, когда на сцену столичного театра выходит женщина с автоматом и сообщает зрителям: "Мы из Чечни. Там - война. Это вам не шутки". И жертвами теракта становятся более сотни человек. Могло быть и хуже.

В жизни - война среди мира, а в искусстве Рогожкин снимает мир среди войны, идиллию среди финских хладных скал на обочине мировой катастрофы, поэтому так страшно звучат слова по ошибке раненного финского парня, так и не сумевшего объяснить советскому капитану, что война Финляндии с Советским Союзом закончилась: "Ну почему же ты не умеешь слушать?!"

Впрочем, на этот вопрос Рогожкин дает странный ответ, с ходу переводящий фильм из пацифистского регистра в патриотический. Да потому этот несчастный контуженный капитан не умеет слушать, что умеет воевать, поэтому и побеждает того и тех, кто стремится избежать войны и смерти всеми силами. Рогожкин с самого начала параллелит судьбы финского "смертника поневоле", снайпера, прикованного цепью к скале, чтоб не сбежал, и советского, российского "смертника по воле", которого трус и фанфарон смершевец везет под пули расстрельной команды.

Одного хоть цепями прикуй - он вырвется и спасется, а другого и приковывать не надо - сам пойдет, сам будет защищать гиблую позицию. Один, здоровый и сильный, вооруженный винтовкой, будет втолковывать беззащитному, голому, контуженному: "Я не воюю, понимаешь? Я подписал сепаратный мир. Хемингуэй, понимаешь? "Прощай, оружие!" Все! Лео Толстой, "Война и мир". Мир!" А другой, вслушиваясь в чужую речь, узнавая знакомые слова "мир", "Толстой", будет бормотать только: "Фашист, радуется, гнида" - и глазами искать, чем бы пырнуть ненавистного врага. Поэтому и побеждает - объясняет Рогожкин.

Не в том дело, что и здесь - сказка, и здесь - мифологическая картинка. Уж Рогожкину ли, выпускнику истфака Ленинградского университета, не знать о яростном сопротивлении финнов в 1940 и 1944 годах. Только это сопротивление и спасло их от неизбежной советизации.

Рогожкин не про то снимает свой странный фильм-мечту, фильм-сказку. Автор всевозможных "Особенностей", конечно, сказочник. Его любимая тема близка всем русским сказочникам. Наши бардак, безалаберщина, "авось", "небось" нам же на пользу! В самом начале фильма невоевавший Рогожкин умудряется поспорить со знаменитыми стихами поэта-фронтовика Александра Межирова: "Мы под Колпино скопом лежим, / Артиллерия бьет по своим. / Недолет, перелет, недолет. / По своим артиллерия - бьет! / ...Нас комбаты утешить хотят, / Говорят, будто Родина любит. / По своим артиллерия лупит, / Лес не рубят, а щепки летят". Подобная трагическая ошибка в фильме Рогожкина оказывается логикой фортуны.

Советские "ястребки" проносятся над прикованным к скале финским снайпером, но уничтожают одиноко стоящую на проселочной дороге советскую же машину. К лучшему! Потому что финского снайпера (в фильме Рогожкина) и не надо уничтожать. Он занят только одним: целеустремленно и находчиво трудится над тем, как бы освободиться от цепи, которой его приковали. Зато бомбы, шлепнувшиеся рядом с машиной, попали по назначению. В результате убит смершевец, по подлому доносу увозящий с фронта на позор и смерть отличного солдата (который, оказывается, только контужен). От контузии его излечивает саамка, живущая неподалеку от большой войны в полной руссоисткой идиллии. К ней на стойбище попадает и финн, освободившийся от цепи, - снайпер, не желающий воевать, человек, не желающий становиться убийцей-"кукушкой".

Мамины сказки

Чтобы идиллия стала еще идилличнее, сказка еще сказочнее, Рогожкин делает так, что саамка, вернув к жизни финна, отдается русскому... Ну, для симметрии. От финна и русского, ушедших со стойбища, у саамки рождаются дети. Им-то она и рассказывает историю, которую зритель видит на экране. Пожалуй, это - лучшая находка фильма. Сразу становится объяснима, по-человечески понятна вся сусальность, сказочность фильма. Это - сказка, которую мама рассказывает детям.

Мы-то в сказки не верим. Но ведь хочется... поверить в сказку (про то, как три человека, говорящих на разных языках, поняли и полюбили друг друга) во времена, когда люди, живущие в одной стране, готовы уничтожать, да и уничтожают друг друга. Очень хочется поверить в сказку про мир посреди войны во времена, когда война вламывается посреди мира...