Действие бредового триллера Гарроса-Евдокимова разворачивается в очень точно, зримо и вкусно описанной Риге. То есть буквально: разворачивается длиннющим свитком приключений, стрельбы, соитий, ругани и дилетантских антикапиталистических философствований.

Когда-то Гейне сформулировал: "Коммунизм непобедим, покуда есть в мире голод и зависть". Собственно, о том и написана "[голово] ломка". Больше того - тем она и написана. Не голодом, разумеется, а завистью - жгучей, ломящей виски завистью. Под трели триллера высвистывается тайное тайных слуги - мелодия страшноватой исповеди.

Интеллигентный мальчик на западной окраине уже разваливающейся империи, учился в учебном заведении для особо одаренных и к десятому классу научился "легко и в сжатые сроки выстроить на пустом месте по любому поводу высокоинтеллектуальную и абсолютно бессмысленную конструкцию из допущений, натяжек, повернутых под нестандартным углом стандартных клише, актуальных публицистических кумулятивных слоганов и удивительно уместных цитат из Брехта, Борхеса, Бродского, Бределя, Броделя, Беккета, Бодлера и Бодрийяра". Худший вариант дворянского образования. Человек подкован на все сто, чтобы интересно поговорить... с дамами и написать хорошее письмо; "потолковать о Ювенале, в конце письма поставить vale"; порассуждать за кружкой пива о Леониде Андрееве, но... это ведь не профессия.

Куда податься человеку с хорошим умением "строить... абсолютно бессмысленные конструкции"? Зависть к тем, кто сильнее, богаче, моложе, не покидает Вадима Аплетаева. Они же Бодлера с борделем перепутают, но ведь, сволочи, знают что-то такое, что позволяет им скользить мимо тебя на шикарных тачках с шикарными телками. "Тонкая брюнетка в темно-лиловом шелковистом прошла к столику "Колонны" от распахнутой дверцы приземистого реактивного авто. Фактурно так прошла. Села. Закинула ногу на ногу. Блин. Распахнувший дверцу разболтанный щенок в алом пиджаке исторг короткий писк из сигнализации и отправился следом. Лет девятнадцати от силы. Когда ты тачку-то и бабу такую успел заработать, а?"

Надобно отдать должное Гарросу-Евдокимову - скверное самоощущение Вадима Аплетаева он передает с задушевной лиричностью и социологической точностью: "...на одной из полок, за спиной у мятой толстой продавщицы в вечной шали, в трехлитровой банке обитал такой же толстый и мятый белый морской свин. Скаля большие желтые резцы, свин всегда стоял в банке на задних лапах. Передние розовыми, удивительно человекообразными ладошками упирались в стекло. Нос, тоже розовый, но с черным пятном, шевелился. Свин делал вид, что ему хочется вырваться из банки и убежать. Но все, включая его самого, знали, что это не так. "Гля, Семеныч, - сказал покупатель и ткнул в свина желтым пальцем. - Мудон в банке!" ...Я точно знаю, кто я. Я - мудон в банке".

Как жить с таким самоощущением знатоку Брехта? Гаррос-Евдокимов вместе с Аплетаевым изобретают виртуальный выход, онанистический, наркотический. В реальности ты им всем служишь, а в воображении - расчленяешь, убиваешь, насилуешь! В реальности любовница начальника тебя посылает за бухлом на опохмелку ("Нетерпеливо сдув обильную бежевую пену, Лада приложилась к горлышку. В один присест уговорила треть. "Кайф, - констатировала она, перемещая уже разумный взгляд на Вадима. - Ну, теперь ступай, чего пришел?"), а в воображении ты ее... "сдавил... ожидая извлечь квакающий сигнал, - но Лада только подвизгивала, клекотала, лунатически водя головой. Рот безобразно съехал набок, потемневшие волосы налипли на мокрое лицо... Ладино изощренное кольцо сужается еще, вниз, по всей длине, зло, крепко, от залу..." - нет, я пощажу стыдливость читателей.

Разумеется, при такой напряженной духовной жизни воображаемый и реальный миры начинают перемешиваться. Лекарство от зависти оказывается посильнее болезни. Воображение, в котором ты - царь и бог, возвращает тебе удары с силой бумеранга: "Вороша ногами доллары, Вадим побрел на кухню. Отворил дверцу эпического рефриджерейтора, сунулся - и отшатнулся. Заполняя дутым пуховым туловом весь объем нижней камеры, примятый сверху морозильником, прижимая к стенке черным ластовидным крылом кипу смещенных в сторону решетчатых полочек, мелко шебурша когтистыми перепончатыми лапами по груде сваленных внизу банок, коробок, упаковок, на Вадима очумело таращил плоские маленькие глазки почти полутораметровый белобрюхий и желтошеий императорский пингвин. Пингвин возмущенно разевал сплюснутый с боков клюв, топорщил перистый ворс и негодующе квохтал". Цитата из фильма "Бойцовский клуб" здесь не кажется лишней.

Гаррос-Евдокимов. [Голово] ломка: Роман. - СПб.: "Лимбус Пресс", 2002. - 272 с.