Кирилло-Белозерский монастырь был основан в 1397 году монахом московского Симонова монастыря Кириллом, учеником преподобного Сергия Радонежского. Религиозное значение факта основания обители представляется во многом второстепенным. Кирилл происходил из знатного рода, был весьма заметной фигурой в политической жизни Москвы того времени - приняв постриг в 1380-м, он уже через несколько лет занял важный пост архимандрита, что гарантировало неплохую жизнь в столице. Однако спустя еще несколько лет он неожиданно отправился на Север вместе с другим монахом - Ферапонтом, который незадолго до их совместного похода успел сходить в предварительную разведку. Миссия отважных монахов в Белозерье стала апогеем колонизации Севера, которую осуществляла авторитарная Москва в борьбе с демократическим Новгородом. Впоследствии все монастыри Русского Севера, основанные в XIV-XV веках, были поэтично названы Северной Фиваидой, по аналогии с поселениями первых христиан-отшельников в удаленных египетских пустынях.

Вопреки описаниям некоторых историков, Белозерье вовсе не было безлюдным краем. Изначально его населяли финно-угорские племена, которые на удивление лояльно отнеслись к последовавшей с юга и запада экспансии славян. Более развитые славяне быстро и безболезненно ассимилировали аборигенов и сформировали в итоге своеобразный белозерский этнос. Белозерье впоследствии попало под влияние Новгородской республики, но было вполне довольно таким положением, чему служит свидетельством крайне негативное отношение к экспансии Москвы. Местные жители упорно жгли первые поселения Кирилла и Ферапонта - их приход не сулил им ничего, кроме крепостной зависимости от будущего промосковского монастыря. Обращать же в православие их вовсе не требовалось - они его приняли и без участия московских миссионеров. Увы, Новгородская республика - пожалуй, единственный пример в русской истории демократического правления (с парламентским вече и наемным князем).

Государственность Московской Руси была, как известно, идеологически обусловлена центростремительной силой православной идеи, самым авторитетным выразителем которой стал Сергий Радонежский. Его же ученики удачно продолжили политические начинания учителя, подтвердив непреложное правило российской истории - укрепление российской государственности неизменно начинается с экспансии на север и восток. Только после их покорения страна способна обезопасить себя с юга и запада. Восток в лице Орды был умиротворен прежде всего политическими средствами (наиболее яркий пример - деятельность Александра Невского и митрополита Алексия). А Кирилло-Белозерский монастырь в итоге сыграл ключевую роль сначала в окончательном подчинении Новгорода (в нем еще вплоть до XVI века были сильны прозападные католические партии), а затем в противостоянии польской агрессии XVII века (читай - последней попытке Ватикана сделать Москву католической).

Русское Кватроченто

Парадоксально, но город Кириллов как таковой возник лишь после ослабления власти монастыря. Начало этому процессу положил Петр Первый, а продолжила его Екатерина Вторая, которая отобрала у церкви в пользу трона большинство монастырских владений. До этого момента все русские монастыри были не только и не столько центрами религиозной жизни, сколько финансово-промышленными группами, вокруг которых концентрировалась вся хозяйственная деятельность близлежащего края. Будучи крупными землевладельцами, монастыри также выполняли функции поборников русской государственности. Как бы крепостное крестьянство ни относилось к авторитарной власти монастырей, последние всегда оставались хранителями традиции и символами собирания земли русской. И всякий раз, когда над традицией (религиозной и бытовой) нависала угроза уничтожения извне, простой русский человек искал защиты за мощными монастырскими стенами. И Кирилло-Белозерский монастырь, будучи самым крупным на Руси, в этом смысле сыграл, как уже было сказано, ключевую роль - с этой целью он и создавался суровыми и аскетичными монахами из Москвы.

Монастыри, кроме того, были форпостами образования и искусства. В действующем сегодня на территории Кирилло-Белозерского монастыря музее иконописи можно наглядно проследить развитие русской живописи, шедшее параллельно европейскому искусству Возрождения. Так русское Кватроченто (то есть раннее Возрождение XV века) стало воплощением идей так называемых нестяжателей - духовных последователей Нила Сорского и политических наследников Кирилла Белозерского. Проповедуя аскетизм и отречение не только в быту, но и в богослужении, нестяжательство оказало влияние и на иконопись. Предельная геометрическая простота, архаичный плоский рельеф, впечатляющие своей цельностью формы, строгая сюжетная выборочность - сравнения с Джотто, Мазаччо, Мантеньей и Пьеро делла Франческо так и напрашиваются...

Наиболее ярким белозерским иконописцем XV века считается Дионисий Глушицкий, проживший весьма характерную для средневекового русского живописца жизнь - родился в 1362 году в окрестностях Вологды, пострижен в монахи Кириллом Белозерским. Прежде чем стать иконописцем, поработал и плотником, и резчиком по дереву, и книгописцем, и кузнецом. Умер игуменом основанного им Сосновецкого монастыря, оставив после себя ряд безусловных творческих шедевров, среди которых и портрет его духовного наставника.

По доброй воле

Итак, московские монахи-миссионеры Кирилл и Ферапонт задумывали Кириллов как военно-политический форпост Руси на вольном Севере и надежный арьергард православия в противостоянии угрозе с Запада. Спустя столетие их детище превратилось в мощную финансово-промышленную группу, которая контролировала всю экономическую жизнь края. Спустя еще 200 лет ее влияние было сведено на нет стараниями новой светской власти, импортировавшей чуждые основателям монастыря европейские ценности. В результате то, что не смогли осуществить прозападные силы в Европе средствами войны, Россия адаптировала сама по доброй воле. В каком-то смысле империя вернула аборигенов Белозерья к домосковскому укладу, с той лишь разницей, что их жизнь зависела с тех пор и поныне не от политэкономической доктрины церкви (доктрины Третьего Рима), но и не только от них самих (как в славные времена Новгородской республики), а еще и от капризов имперской власти. Впрочем, последнее обстоятельство беспокоит град Кириллов в последнюю очередь.