Двадцать лет тому назад неофициальный художник Владимир Шинкарев описал своего друга - такого же художника, работавшего в котельной, Дмитрия Шагина в самиздатском, шутливом тексте "Митьки". Позднее этот текст многажды издавался и дополнялся, ибо Владимиру Шинкареву удалось разом создать и социальное, и литературное явление.
Владимир Шинкарев

Нелепый и обаятельный лентяй, "мягкий саботажник действительности", в тельняшке и с бутылкой бормотухи, митёк оказался в том же славном ряду, что и бравый солдат Швейк, китайский даос, Иванушка-дурачок и американский хиппи. Будучи укоренен в позднесоветской действительности так, как, скажем, Швейк был укоренен в действительности гибнущей Австро-Венгерской империи, митёк стал явлением общекультурным.

Совсем недавно создателю "Митьков" талантливому литератору и замечательному художнику Владимиру Шинкареву исполнилось 50 лет.

"Митьки" - двадцать лет спустя

- Вам надоели вопросы про митьков?

- Надоели. Мало кто из журналистов удосужился прочитать книгу "Митьки", поэтому начинаются всякие вопросы: а что это за митьки такие? Можно прочитать книгу и найти там ответы на все вопросы.

- Вы чувствуете себя создателем этого движения - не движения даже, поскольку митьки никуда не движутся, - а явления?

- Да, так оно и есть. В 1985 году это было приятное ощущение, а сейчас на дворе уже, слава Богу, 2004-й. Впрочем, за эти 20 лет меня никто не воспринимал как создателя "Митьков", а только как одного из них. И даже хуже - как репортера с места события.

- Умерло ли это явление?

- Этот персонаж был характерен в позднесоветское время. Даос, саботажник, циник. Сейчас времена потяжелее - не до саботажа. Саботировать нечего, попросту говоря.

Митьки - это же такой срез среднестатистический русского общества. В 1984-м срез был один. Сейчас - другой. Если бы вы меня спросили, за кого голосовали митьки на недавних выборах, я бы ответил так: 70% - за Путина, 6 - за Хакамаду, 16 - за коммуниста этого. И в таком же полном соответствии со среднестатистическим срезом изменилось социальное положение митьков.

С алкоголем такая же ситуация. В 1984-м пить было не просто модно - нужно было пить! Это было доблестью народной - пить. Флагом сопротивления в руках. А теперь оказалось, что пить не модно, да и не нужно. Хочешь ли ты делом заниматься или просто живым остаться - нельзя уже пить.

Большинство митьков теперь не пьют, но, естественно, остается некоторая часть активно действующих алкоголиков. В советские времена были непьющие митьки, только их было мало. Вот и сейчас - есть пьющие митьки, только их мало.

- То есть сейчас такое митьковское существование, как в позднесоветское время, такая вот неагрессивная асоциальность невозможны?

- Как есть процент алкоголиков, который всегда одинаков, независимо от моды на это, так же есть и какой-то процент людей, которые решительно тяготеют к тому или иному образу жизни - несмотря на все, что вокруг них творится. Всегда есть люди, и неплохие, которые склонны к мягкому саботажу действительности, к такому пох...изму, как митьки советского периода.

- Но сейчас им, наверное, потяжелее будет.

- Не знаю. Не пробовал.

Обесцвеченный мир

- Когда я читал книгу "Арефьевский круг", то встретился там с вашими воспоминаниями, воспоминаниями Александра Флоренского, Дмитрия Шагина. Что вас связывает с этими художниками, за исключением того, что Дмитрий Шагин - сын Владимира Шагина, художника из этой компании. Мне-то кажется, что ваши, например, картины чем-то напоминают картины другого "арефьевца" - Рихарда Васми.

- Я очень польщен, потому что Рихард Васми - замечательный художник. Что же касается нашей связи с "Арефьевским кругом", то вот тут нужно снова говорить о "Митьках". "Митьки" покоятся на двух, если можно так выразиться, пунктах: на собственной живописи и на книге "Митьки". Книгу "Митьки" мы уже обсудили, а вот что до живописи... Конечно, она сильно изменилась за 20 лет; все "Митьки" веером разбрелись кто куда. Многие уже и не занимаются живописью. Тогда эта живопись была тем, что нас реально объединяло. И в этом объединении мы чувствовали себя продолжателями, наследниками арефьевской школы.

- Я знаю, что вы много ходили в геологические экспедиции. В каких местах побывали?

- А во всех... На Камчатке, на Кольском полуострове - все исходил.

- Интересно, что на ваших картинах нет тундры. Видите и изображаете только город...

- Во-первых, художник никогда прямо не изображает то, что видит. Во-вторых, если что и умеет писать, то только вид из своего окна, но и его в непосредственном образе он нигде не отражает, хотя все мои картины напоминают именно вот этот пейзаж из окна. Точно так же и с тундрой. Вот - "Памяти Карлоса Кастанеды". Действие происходит где-то среди кактусов, в южной такой тундре...

- Да, да... Вот тут человечек ноги задрал, кактусы, пирамиды - действительно, "Памяти Кастанеды"... В основном на ваших картинах преобладает серо-коричневый такой тон, мрачный...

- Думаю, в последние годы стал преобладать. В митьковский героический период картины были повеселее. Вон, наверху, видите? "Всеобщий дембель" - любимая митьковская тема. Просто теперь я ощущаю, как из мира цвет вымывается. Возьмите такое явление, как реклама: она настолько налилась ядовитыми, анилиновыми какими-то красками, будто выпила весь цвет. И мир сделался блеклым и обесцвеченным. Только таким я и смею его изображать теперь.

Учителя

- Где вы учились?

- Чему? Я много чему учился. У меня два диплома, я консультант в области изучения алкоголизма - американский и польский. Когда талант меня окончательно покинет, вполне могу читать лекции на эту тему. Геологический факультет университета я окончил.

- А живописи где учились?

- По мелочам, где приходилось. Считаю, что гораздо легче окончить среднее специальное учебное заведение, но если человеку нужно, то он и сам всему выучится. Это дольше, больше труда потребует, но и... полезнее, плодотворнее.

- Так вы что же, Самоделкин? Selfmademan, как в Америке говорят?

- Не совсем. У меня две тетки были художницы - вот в их мастерской я с детства толкался, обучался азам. Добротные такие, соцреалистические художницы. Одна - Галина Румянцева. Она жива. Другая - Капитолина Румянцева. А вот она умерла.

- Ваши любимые художники? Или их так много, что просто трудно назвать?

- Да. Поконкретнее.

- Российские, теперешние. Или это неделикатно?

- Да нет, почему. И среди теперешних немало хороших. Вон Ирина Затуловская - совершенно гениальная московская художница. А зачем называть? Всем известны эти художники. В ХХ веке - Ларионов, Добужинский. Хм. Действительно, заминка какая-то. Пакулин, Александр Русаков. Ну, "Арефьевский круг" - куда от него денешься.

- Я-то думал, Брейгеля назовете. С вашей же легкой руки его картина "Падение Икара" стала чуть ли не знаком "Митьков", как "дык ёлы-палы", как цитаты из сериалов. Ведь и в самом деле в ней есть (как и во всем Брейгеле) что-то специфически митьковское. Главное, трагическое событие - на заднем плане. Нужно всю картину глазом обрыскать, чтобы обнаружить падение Икара.

- Этим-то Брейгель и интересен. Такое не часто встречается в европейской живописи. Иное дело - китайская. Вот там этот прием сплошь и рядом. "Живопись одного угла", скажем, - замечательное изобретение VI века. На картинах центральные части пусты, не закрашены. Главное - в глубине.

Быт

- Вы существуете на средства от продажи картин?

- Да. Приходится, конечно, много мотаться за границу и там стараться продавать.

- А где вам больше всего понравилось?

- Ох, тяжело стало ездить. Это в молодости интересно всюду бывать. Впитывать впечатления интереснее до 30 лет, потом уже надо испускать из себя то, что успел впитать. На Афоне мне больше всего понравилось. Туда иной раз и пешком приходят по всем паломническим правилам, per pedes apostolorum. Один человек пешком из самого Владивостока пришел.

- А изобразить Афон вы бы...

- Есть вещи, которые являются достоянием жизни, а не искусства. Их не стоит изображать, пока не освоил. Я еще не готов.

- У вас есть хобби?

- Да. Очень вредное. Раньше алкоголь употреблял, а теперь играю в "Цивилизацию 3". Дико не люблю все эти стрелялки компьютерные, но "Цивилизация 3" - это что-то... Хуже алкоголя. Когда ты пьешь, ты еще можешь много чем заниматься, а когда играешь в "Цивилизацию 3" - все! Просто железный занавес. Как отрезало от внешнего мира.

- Вы азартны?

- Увы. В детстве все проигрывал в "орлянку", поэтому плохо питался и был худым, таковым и остался, в отличие от "Митьков".

"Всемирная литература"

- Мне понравилась последняя ваша работа - серия картин "Всемирная литература", где вы не то чтобы проиллюстрировали, а как бы "обадекватили" живописным образом разные литературные произведения, в том числе и несколько несуществующих. Почему вы выбираете, скажем так, депрессивную литературу? Даже если выдумываете несуществующую книгу - "Антология русской ревности", "Мрачный роман", она именно что мрачна. Это парадокс. Вы ведь сделали одно из самых юмористических явлений российской жизни - митьков, и вдруг Шопенгауэр, маркиз де Сад...

- Интересно, какие вы еще примеры из этой серии можете привести?

- Бабель. Причем Бабель, из которого вычтен весь юмор. Никакого Бени Крика - одна "Конармия". И в "Конармии" оставлены только натурализм и жестокость.

- В самом деле, я сейчас вспоминаю: даже "Ёлочка" у меня какая-то грустная. Ее же срубили. Вы правы. Но "депрессивные" - это термин из другой области. Просто всякая высокая литература вызывает катарсис, а чтобы его вызвать в конце, она должна в начале создавать мрачное ощущение. Оптимизм - это ведь не точка покоя, радость или печаль. Это движение от печали к радости.

- Вы бы хотели что-нибудь еще литературное "обадекватить"?

- Нельзя объять необъятное. Помните, Вася Голубев написал знаменитую серию: ""Митьки" отправляют Брежнева в Афганистан", ""Митьки" дарят Ван Гогу свои уши" и т.д. Всего десять рисунков, но ежедневно к нему поступали сотни заявок: а почему ты не написал "Митьки" делают то-то и то-то? Конечно, остались сотни любимых мною авторов, которых я, как вы выразились, не "обадекватил".

- По какому принципу вы вообще создавали свою серию?

- Как Бог на душу положит. Помните, у Венедикта Ерофеева: "Все в жизни делается медленно и неправильно, чтобы не загордился человек". Попалась на глаза книжка - перечел. Да и "Всемирный кинематограф" по тому же принципу делаю. Показали недавно по телевизору - вспомнил.

"Всемирный кинематограф"

- И все-таки есть некий принцип?

- Есть. Берутся фильмы того времени, когда кино действительно было великим искусством и реально влияло на жизнь людей. Конечно, сейчас оно гораздо больше влияет, но это иное по характеру влияние - в худшую сторону направленное, а тогда воздействие кинематографа было человечным.

Иногда последствия такого воздействия были очень печальны, например мой любимый фильм "Набережная туманов" привел к крупным поражениям Франции во Второй мировой войне. Ну... не дано предугадать, чем наше слово отзовется. Так что я "делаю" образы фильмов 30-40-50-х годов; ну, может, 60-х - где-то до 68-го. Все последующее - это или блокбастеры, или римейки старых лент.

Хотя, разумеется, нет правил без исключений. Есть и сейчас хорошие фильмы. Джармуш - замечательный режиссер. Вот я его фильм и изобразил. Я ведь изображаю не кадры, а образ фильма или кадр, который мог бы быть в нем.

- Тарантино вам не по душе?

- Здесь вы правы, конечно. Если давать образ времени, надо изобразить и Тарантино, и "Титаник" даже... Это ведь вроде нашего "Адъютанта его превосходительства".

Разобрали на цитаты

- Почему среди фильмов, которые разошлись на митьковские цитаты, не было "Семнадцати мгновений весны"?

- Была в этом фильме какая-то окаянная серьезность, слишком большая, чтобы его разобрать на цитаты. Но с другой стороны, анекдоты-то только из этого фильма понаделали. Может, та самая окаянная серьезность, которая помешала фильму разойтись на митьковские цитаты, помогла ему быть разобранным на анекдоты?

- Сейчас есть фильмы, которые можно цитировать так, как цитировали митьки "Адъютанта его превосходительства"?

- Есть, конечно. Вот фильм Максима Пежемского "Мама, не горюй..." Бесподобный фильм. Редкий пример по-настоящему недепрессивного искусства. Там ни грамма, ни золотника депрессии нет. Хотя главного героя в конце убивают, по-видимому.

- "Криминальное чтиво" - тоже недепрессивное кино.

- Тут другое. Сool. Холодный, нейтральный фильм. Спокойный, сделанный, выверенный.

Две картины

- Вот как эта ваша картина. Она ведь тоже cool? Это Франциск Ассизский?

- У меня много картин на эту тему: улетающая птица. Каждый раз, когда я мечтаю о какой-то смутной свободе, я изображаю вот такую огромную улетающую птицу. Но это не Франциск Ассизский. Это просто женский персонаж какой-то среди осенних деревьев с непонятным чувством смотрит вслед улетающей птице.

- А я решил, что это Франциск Ассизский: он проповедовал птицам, а они взяли да и улетели. Вот Франциск и кричит последней: "Подождите! Куда же вы! Сейчас самое интересное начнется!"

- Забавное толкование.

- А это что за картина? На фоне подрамника стоит женщина в платочке.

- На фоне шкафа. Это моя любимая картина. "Смерть" называется. Вот уж где депрессивное так депрессивное.

- А почему шкаф такой белый?

- Я его не дописал. Оставил белым пятном. На полотне нужно изображать как можно меньше. Лишних движений не надо делать ни в жизни, ни на полотне.

Сюжет и названия

- Мне кажется, что вы сюжетный, литературный художник; ваши картины можно рассказывать, как истории. В связи с этим вопрос: что для вас значат названия ваших картин?

- Иногда названия важны. Вот у меня сейчас в Русском музее висит картина на выставке, посвященной животным, - "Праздник". Там изображена коррида. Стоит бык с остекленевшими, налитыми кровью глазами; сейчас его убьют - но это праздник, народное гулянье. Очень митьковская картина: для кого-то веселье, а кому-то - не очень. Иногда название не придумывается, хотя и сюжет есть, и литературность, но название все как-то опошлит, оплощит, - лучше оставить без него. Ну, как вот эту картину. (На картине - голая тонкая розовая женщина поправляет волосы, рядом с ней парень в грубом черном свитере.) Этакое воспоминание о 70-х годах - нежное и сентиментальное.

- Действительно, эта женщина удивительно напоминает женщин Мориса Дени. А парень в свитере - просто с картины советского "сурового стиля". Геолог, моряк, скажем.

- Ага, смотрит на голую ляльку и видит Мориса Дени. На самом деле это картина из серии "Всемирный кинематограф" - одно из полотен, посвященных фильму "Рокко и его братья".

- Вы издадите книжку "Всемирный кинематограф", как и "Всемирную литературу" с картинками и пояснениями?

- Если деньги будут. Альбом "Всемирная литература" тоже не я ведь издал, а Миша Сапего - замечательный поэт, митёк, издатель. Если раздобудем деньги, если доделаю серию, будет книжка.

Чего веселиться-то?

- А еще какой-нибудь проект у вас есть?

- В мае, надеюсь, в галерее "Номи" - "Нового мира искусства", будет выставка "Великая китайская стена". (Уходит в другую комнату, приносит картины и ставит к стене.) Вот все картины, посвященные Великой китайской стене.

- Вы там были?

- Да нет. Если бы был, нарисовал бы по-другому. (Указывает на вполне фантастический пейзаж: белое строение, за ним угадывается синее море, зеленые пальмы, желтая земля.) Как вам такой пейзаж?

- Что-то небывалое.

- Ну вот, а это один из немногих пейзажей, которые я рисовал с натуры. Белые развалины в Батуми, в Аджарии. А получилась такая вполне магрибская картинка.

- Почему-то печальная картина. Мне кажется, что, пусть вы и создали, вылепили из окружающего мира такое веселое явление, как митьки, сами вы - очень печальны.

- А чего веселиться-то?