Первая попытка была в 1925 году в Москве. Вторая - в 1998 году там же. И вот теперь в Питере пытаются инсценировать самый странный, самый фантасмагорический роман русской литературы - "Петербург" Андрея Белого.

Честно говоря, не представляю себе, как это можно сделать. Как можно адекватно передать на сцене, например, такое ритмическое и живописное чудо, созданное для чтения вслух, для проговаривания губами: "...карета стремительно пролетела в грязноватый туман - мимо матово намечавшегося черноватого храма, Исакия, мимо конного памятника императора Николая - на Невский, где сроилась толпа, где, отрываясь от деревянного древка, гребнями разрывались по воздуху, где трепались и рвались - легкосвистящие лопасти красного кумачового полотнища; черный контур кареты, абрис треуголки лакея и разлетевшихся в воздухе крыльев шинели неожиданно врезался в черную, косматую гущу, где манджурские шапки, околыши, картузы, сроившись, грянули в стекла кареты отчетливым пением. Карета остановилась".

Может, так и нужно?

Сам Андрей Белый в 1925 году написал пьесу по своему роману. Легче со сценическим воплощением не стало. Как, позвольте, сыграть такую ремарку: "Громада, стоявшая в глубине, приближается к Александру Иванычу с протянутой рукой, она принимает в его сознании вид Медного Всадника"? Может быть, авторы сценария нынешней постановки Денис Ширко и Андрей Могучий правильно решили: чем безумнее и бредовее, тем адекватнее роману? Может, так и нужно? Клянусь, не знаю...

Место для представления было выбрано на редкость удачно. Двор Михайловского замка, у самого подножия памятника Павлу Первому. Где же еще показывать историю о том, как сына втянули в заговор против отца - бюрократа и властелина? Павел Первый оказывается в числе зрителей спектакля про отцеубийство, правда, неудавшееся. Это - правильно...

И антураж - соответствует. Очень понравилось, что перед входом в Михайловский замок зрителей проверили на предмет бомб, как сказано в инсценируемом романе, на предмет "сардинницы ужасного содержания". А то нет! После первой русской революции 1905 года - накануне второй 1917 года Андрей Белый писал роман о революционном терроре и полицейской провокации. Почему бы не напомнить об этом зрителям?

Авторы сценария нынешней постановки Денис Ширко и Андрей Могучий правильно решили: чем безумнее и бредовее, тем адекватнее Роману

В конце концов, ключевой, ударный момент романа, его пуант - поиски бомбы. Сын сенатора Аполлона Аполлоновича Аблеухова, Николай Аполлонович, вовлеченный в дела и тайны террористов, отказывается взрывать папу и ищет бомбу, которую ему доверили экстремисты. А бомбы нет... Бомбу, похожую на сардинницу, обнаружил в комнате сына папаша и по рассеянности отнес в свой кабинет, да там и забыл. Один из самых страшных и комичных эпизодов... Стало быть, зритель, знающий этот роман, улыбнется, когда надо будет выложить металлические предметы перед охраной, прежде чем войти во двор, где ему покажут...

Что покажут?

Прежде всего зритель, вышедший на лестницу во двор Михайловского замка, увидит балаганы, тесно сроившиеся (используя словцо Андрея Белого) у памятника Павлу. Внизу, у подножия лестницы, его встретит цепь милых девушек и юношей, вдали у балаганов будут топтаться люди в прорезиненных комбинезонах цивилизованных сантехников, или, как говорил герой романа Аполлон Аполлонович Аблеухов, ватерклозетчиков.

На крышах тесно сроившихся балаганов зритель увидит столы и стулья, лестницу и подумает: "Это что же - сцена? А где же я буду сидеть? В билете написано: кабина. Какая такая кабина?" Милые девушки и юноши отведут его, согласно купленным билетам, в кабину, то бишь в балаганчик. В каждом - скамьи. Один от другого отделен решетками, а между ними - красная фанерная стенка. К решетке приклеены грозные предупреждения: мол, не кладите локти и пальцы, стенка двигается. Это мне тоже понравилось. Это тоже в масть самому фантастическому роману русской литературы.

Любой человек - в шаге от безумия или от провокации. Белый доказывает это ритмически выверенным, организованным романом, а Андрей Могучий - своей сумбурной, но роскошной постановкой

В "Петербурге" Андрея Белого стены и потолки могут двигаться. К ним также лучше не прислоняться. Мир этого писателя сдвинут, текуч, опасен. Если читать его ритмическую прозу хорошо, по-настоящему, проговаривая про себя, а не скользя глазами по строчкам, то голова и впрямь может закружиться, стена - уйти вбок, а пол - накрениться.

Кабины, поставленные впритык, отделены от того, что должно быть сценой, занавесочками, красными, линялыми. Там, за занавесками, натурально журчала вода, ходили туда и сюда сантехники, ватерклозетчики, а по динамику, тихо-тихо, еле слышно, исполнитель роли Аблеухова-старшего Николай Мартон читал жутковатый, издевательский "Пролог" Андрея Белого к своему роману: "Ваши превосходительства, высокородия, благородия, граждане! Что есть Русская Империя наша? Русская Империя наша есть географическое единство..." и до самого конца, до "...нет Петербурга. Это только кажется, что он существует".

Поскольку в кабинах рассаживались довольно долго, "Пролог" прочитывался несколько раз от начала до конца. И это тоже хорошо, ибо можно было вслушаться в прекрасный текст из романа 1913 года, худо-бедно "сделавшего" всю русскую литературу ХХ века. Ибо если правда, что все русские писатели ХIХ века вышли из гоголевской "Шинели", то такая же правда, что все русские писатели века ХХ-го поселились в "Петербурге" Андрея Белого.

Но я не о романе, я о постановке. В конце концов все расселись, все дослушали про "Русскую Империю нашу" и про то, что "нет Петербурга". Тогда распахнулись занавески, стенки между кабинами отъехали в сторону, обнаружилось, что зрители сидят в кубических клетках и что действие будет происходить в узеньком пространстве между двумя рядами этих кубических клеток. Пространство такое узкое, что зрители прекрасно видят тех, кто сидит в кабинах напротив.

Лучшая придумка

Пожалуй, это лучшая сценографическая придумка художника-постановщика Александра Шишкина. Артисты играют в проходе, стиснутые между кабинами зрителей. Но ведь роман Андрея Белого как раз и поражает теснотой, давкой. В нем тесно героям, словам, домам. В самом деле, кажется, что все действие романа загнано в узкий коридорчик, где не разойтись нипочем. Такая теснота не может не разрешиться взрывом. В инсценировке взрыв воплощен эффектно. Оттаскивают в разные стороны кабины-балаганы, включают ветродуи, в воздух летят белые листы, но главное - становится видно огромное пространство двора, а посередине - узенькая полоска коридора.

Постановщик спектакля Андрей Могучий вообще очень хорошо чувствует, какому фантастическому автору какой антураж подходит лучше всего: Гофману - цирк с воздушными акробатами; Андрею Белому - коридор, предвестник узких коридоров коммунальных квартир. Вообще, Андрей Могучий опоздал родиться. Ему бы с его пристрастием к всевозможной театральной машинерии родиться где-нибудь в веке XVI - при дворе феррарского какого-нибудь герцога карнавалы, маскарады и фейерверки ставить, "Орланду фуриозу" запузыривать с огнедышащим драконом и висячими садами. Впрочем, и "Петербург" Андрея Белого у него тоже неплохо получается.

Что не надо забывать?

Итак, между двумя рядами кабин - узкая полоска коридора. Только поначалу это не коридор, а... ручей, что ли. Да, болотистый такой ручей. По журчащей из трубок воде ватерклозетчики проволокут плоскую ладью с остромордыми чудовищами. Следом за ладьей пройдут карлики, а следом за карликами выйдет хор, ладно спевающий предсмертное четверостишие Гаврилы Романыча Державина на музыку Александра Маноцкова.

После чего выбегут все те же ватерклозетчики с тачками песку, быстро засыплют воду, ну, стало быть, построят Петербург на воде, на болоте. Сверху, с крыши балаганов, спустят стол и стулья, вешалку, зеркало - вот и комната сенатора готова. Но прежде чем появится сам сенатор (Николай Мартон) и заведет разговор с камердинером Семенычем (которого изумительно играет лилипут Алексей Ингелевич), по коридору между кабинами пробежит человек небольшого роста в черной треуголке и белом мундире. Человек этот пробормочет: "Не надо забывать, не надо забывать, не надо забывать!"

Что "не надо забывать"? Текст. Если кто-то из зрителей не читал роман Андрея Белого "Петербург", то из той клиповой окрошки, которую нарубили Андрей Могучий и Денис Ширко, он вообще ничего не поймет. Нет, вру. Кое-что поймет... И это "кое-что", пожалуй, не противоречит важным смыслам романа. Он поймет одну из самых болезненных тем "Петербурга": над каждым удавшимся покушением реет тень полицейской провокации.

Поймет он и еще одну столь же болезненную тему: скверное в человеке, даже в самом интеллигентном, самом культурном, лежит близко от поверхности души, и спровоцировать - легче легкого. Это почти так же легко, как свести с ума. Любой человек - в шаге от безумия или от провокации. Это Андрей Белый доказывает ритмически выверенным, организованным романом, а Андрей Могучий - своей сумбурной, но роскошной постановкой.