Петербургская компания «Рексофт» (владельцы – несколько частных лиц) занимается разработкой и внедрением корпоративного ПО, причем больше 90% выручки приходится именно на разработки программ, которые затем в основном экспортируются. Значительную долю бизнеса «Рексофта» составляет разработка софта на заказ – как комплексных программ, так и отдельных модулей.  О сотрудничестве с новым акционером-партнером рассказывает генеральный директор «Рексофта» Александр Егоров.

– Как вписываются инвестиции Martinson Trigon Venture Partners в стратегию развития «Рексофта»? Какие задачи ставили перед собой основные акционеры компании, привлекая западного инвестора? Как вы с фондом нашли друг друга?

– Мы приняли решение, что «Рексофт» будет привлекать внешние инвестиции, еще в 2003 году. Все это время мы искали инвестора, который бы удовлетворял нашим задачам и условиям. Дело в том, что мы нуждались не столько в средствах на развитие, сколько в устранении исторической, родовой, если можно так выразиться, проблемы, с которой сталкивается любая отечественная компания, экспортирующая что-либо за рубеж. Это проблема доверия к российским компаниям на западных рынках. Когда появляется российская компания, да еще и, как в нашем случае, частная, непрозрачная на уровне владельцев, у потенциальных западных партнеров неизбежно возникают вопросы. Ликвидировать негативный фактор непрозрачности бизнеса мы могли разными способами, один из них – привлечь портфельного инвестора с западным капиталом. С точки зрения западного клиента, наличие такого инвестора – важный индикатор, значительно повышающий доверие к компании-партнеру.

Среди прочего при выборе венчурного инвестора для нас было важно, чтобы он ориентировался на рынок информационных технологий, а таких фондов на самом деле очень немного. Так мы постепенно вышли на Аллана Мартинсона, которого хорошо знали и до этого, а он, в свою очередь, нашел достойный объект инвестиций на российском рынке.

– Может ли фонд в дальнейшем претендовать на более крупный пакет акций компании?

– Может, но это полностью противоречит логике деятельности венчурных фондов. Они практически никогда не покупают контрольных пакетов. Покупка контрольного пакета означает, что на фонд ложится вся ответственность по управлению компанией, все сложности и риски, с этим связанные. Значительной части венчурных фондов не потянуть эту задачу хотя бы потому, что у них зачастую ограничено число людей, которые могли бы заниматься оперативным менеджментом. Они могут управлять компанией через совет директоров на уровне оперирования информационными потоками, но не более того. Бизнес венчурного фонда заключается в том, чтобы «воткнуться» в недооцененное предприятие, повысить его цену за счет своей репутации или дополнительного инвестирования, после чего продать свою долю менеджменту, другому портфельному инвестору или стратегическому инвестору. Фактически инвестиции венчурного фонда – это как кредит под залог акций. 

– Как изменится стратегия развития компании в связи с появлением западного акционера?

– Никак. Все вышесказанное о практике работы венчурных фондов как раз говорит о том, что они вкладываются в компании, стратегия развития которых их полностью удовлетворяет. Успешность выполнения этой стратегии – в свою очередь, залог успеха венчурного фонда. Мы продолжим развиваться по трем направлениям – контрактное, заказное программирование (около 90% нашей продукции в этой области идет на экспорт), реализация бизнес-решений (все, что касается разработок в области автоматизации управления, – ERP, CRM, документооборот) и отраслевые практики на уровне консалтинга. Значительная часть денег, которые мы получили благодаря фонду, будет направлена на развитие нашего зарубежного маркетинга, на поддержку наших западных сбытовых каналов. Мы уже повысили качество продукции до такого уровня, когда можно продвигать ее более назойливо, интенсивнее, чем раньше. В наших планах, в частности, открытие собственных офисов в Германии и США.